Пэт: «Итак, куда бы тебе хотелось?»

Я: «Как насчет нового тайского ресторанчика? Или, может быть, мы пойдем к Дьюнеру?»

Джоанна: «Мы думали о «Рококко».

Так назывался итальянский ресторан, и я была бы рада съесть какую-нибудь пасту, поэтому я согласилась. Но, тем не менее, когда мы пришли туда, я узнала, что у Джоанны и Пэта был совершенно другой план.

Джоанна: «Мы думали заказать пиццу и попробовать друг у друга разные начинки».

Я совсем не это задумывала, но в «Рококко» в самом деле были интересные начинки, поэтому я согласилась снова. Я была готова высказать свои пожелания. Официантка подошла до того, как мы обсудили свои предпочтения, но ничего страшного. Пэт тоже был готов и заказал четыре варианта, которые они, очевидно, заранее согласовали с Джоанной. Официантка записала их, повернулась и ушла. Через несколько секунд она вернулась, чтобы сообщить: к сожалению, двух вариантов начинки в этот вечер нет. Наконец, у меня появился шанс. Но только я открыла рот, как Пэт объявил «наши» заменители, а я не успела даже слова промолвить.

На работе тоже случались эпизоды, которые запомнились. Однажды мне пришлось вести занятия по вечерам, потому что «женатому мужчине гораздо сложнее возвращаться домой по ночам». Подруга моей коллеги, которую я увидела впервые в жизни, узнав, что я одинока, тут же высказала предложение: я на добровольной основе должна стать лидером отряда герл-скаутов, где состояла ее дочь. Потом еще был ежегодный пикник нашего отделения, который каждый год организовывали по-разному. Мне больше нравилось, когда каждому сотруднику можно было привести с собой одного гостя, чем в те годы, когда каждый мог брать с собой всех членов семьи. За одну и ту же стоимость я приходила одна, а мой старший коллега приводил жену и четверых детей.

Я испытываю отвращение, описывая эти моменты. Почему я их вообще заметила, почему вспоминаю много лет спустя? В этом один из секретов неотвязности синглизма. Он часто проявляет себя в мелочах повседневной жизни. Неужели я действительно собираюсь написать книгу о том, как получила пиццу с пепперони? (Нет, я хотела анчоусы.)

Другая причина того, что синглизм упорно продолжает существовать и обычно остается неопознанным, — это то, что он прочно связывает неправильные образцы поведения напрямую и недвусмысленно с матримониальным статусом человека. Возможно, когда я только приехала в город, мои коллеги не хотели проводить со мной выходные не потому, что я была одинока, а потому, что я их так раздражала, что они старались как можно меньше времени проводить в моем обществе. Возможно, Джоанна и Пэт принимали все решения не потому, что были парой, а я была одна, а потому, что они были более властными, эгоистичными и беспардонными. Или, может быть, они были умными, достаточно хитрыми, чтобы не позволять говорить никому, кто мог бы предложить анчоусы. Возможно, женщина, с которой я только что познакомилась, попросила меня стать лидером отряда герл-скаутов ее дочери не потому, что подумала, что у меня как у одиночки много свободного времени, но потому, что почувствовала мои прирожденные лидерские качества с первого мгновения нашего знакомства.

От того, чтобы признать существование предрассудков и неравноправия, меня удерживала фантазия о социальном освобождении. Я лелеяла мечту о том, что однажды утром я проснусь и обнаружу, что вокруг меня совершенно новый мир. Я зайду в свое отделение, и коллега скажет: «Ох, как глупо с нашей стороны было организовывать пикники так, что одинокие люди оплачивали развлечения своих женатых и замужних сотрудников вместе с их детьми. Мы больше НЕ БУДЕМ так делать!» Я открою «Нью-Йоркер» и увижу, что в колонке с обзорами ресторанов больше нет заголовка «Столики для двоих». Я включу телевизор и увижу кандидатку на выборах, заявляющую, что, поскольку она одинока и у нее нет детей, она будет посвящать больше времени и энергии на заботу о нуждах своих кандидатов, чем любой из ее соперников.

Я все еще жду этого.

Есть и еще один сдерживающий фактор. Все эти мифы и предрассудки, направленные против одиноких людей, не имеют названия. Их нечем связать вместе, чтобы показать, какой весомой, значительной и взаимосвязанной оказывается их коллекция. Водители, которые выступали за права чернокожих автомобилистов, поднялись на эту борьбу не только из-за причиненных им неудобств или разовых оскорблений, но потому, что пренебрежение включало в себя целый набор предрассудков, стереотипов, актов дискриминации, которые широко признавались как проявления расизма. Напротив, одинокие люди часто воспринимают направленную против них дискриминацию, стереотипы, пренебрежение как личные, без какого-либо распространения на место одиночек в современном американском обществе как группы.

На волне растущего самоосознания я изобрела термин «синглизм» [О последствиях осознания ярлыков и растущего самосознания одиноких людей см. Morris, “Stigma Awareness” и Reynolds and Wetherell, “Discursive Climate of Singleness”.]. В этой книге я расскажу обо всех мифах, связанных с одинокими людьми, свяжу их вместе, а потом выброшу вместе со всем остальным мусором.

Термин «синглизм» прямо указывает на одиноких людей и способы, которыми они изолируются и общественно порицаются. Тем не менее, это только половина обмана. Его вторую половину составляет возвышение брака и парной жизни, особенно в духе «Ты для меня все». Я называю это матриманией.

***

Когда бы я не упомянула синглизм в том же контексте, что и расизм, сексизм и гетеросексизм или любой другой вид пагубного — изма, на меня тут же обрушивается волна протестов. Они имеют право на существование. По многим важным критериям одиночки оказываются в другой категории по сравнению с другими особо жестоко порицаемыми группами. Пока что я еще никогда не слышала, чтобы кого-то переехали колесами грузовика, потому что он был одинок. Нет и никогда не было питьевых фонтанчиков «только для женатых». Жалость, которую испытывают на себе одиночки, совсем из другой оперы по сравнению с ненавистью, которую чернокожим приходится сносить от оголтелых расистов, или неприкрытого отвращения, которое обрушивается на геев и лесбиянок со стороны гомофобов.

Есть и еще одно возражение, которое я часто слышу: я выбрала совершенно не то время. Как я могу заявлять, что одинокие люди находятся в трудном положении, когда на самом деле современные одиночки пользуются недавно обретенными свободами, имеющими необыкновенное значение? Это тоже важная мысль.

Финансовая независимость, в особенности для женщин, находится в верху списка социальных изменений, которые увеличили возможности одиноких людей. Хотя женщинам по-прежнему платят за одну и ту же работу меньше, чем мужчинам [U. S. Census Bureau, “Facts for Features: Women’s History Month”. http://www.census.gov/Press-Release/www/releases/archives/cb05-ff.04.pdf] и очень много людей обоего пола живут в бедности, достаточно значительное число женщин зарабатывают достаточно денег, чтобы обеспечить себя и даже нескольких детей. Они больше не зависят от своих мужей в плане экономического обеспечения. Ни женщинам, ни мужчинам больше не нужно состоять в браке, чтобы заниматься сексом, и их за это никто не будет подвергать остракизму или стыдить. Дети одиноких матерей сейчас имеют те же законные права, что и рожденные в браке [Coontz, Marriage, a History, 239, 257, 307. Fineman, The Autonomy Myth, 140, 335. В 1968 году решение Верховного суда было принято в деле «Леви против штата Луизиана».]. После легализации абортов, с развитием контроля рождаемости и репродуктивных медицинских технологий женщины могут заниматься сексом, не заводя детей, и иметь детей, не занимаясь сексом.

Когда секс, родительство и экономическая выживаемость были тесно переплетены и завязаны в узел с браком, разница между одинокой жизнью и жизнью в супружестве была глубокой и значительной. Представьте себе, например, американских новобрачных 1956 года. Ни раньше, ни позже американцы не регистрировали брак в более раннем возрасте [U. S. Census Bureau, “Estimated Median Age”.]. Половина женихов 1956 года еще не достигла к вступлению в брак 22,5 лет, а половине невест было 20 лет и меньше. Молодые пары впервые в жизни начинали вести совместное хозяйство и откладывать деньги, чтобы купить себе дом. По очень многим критериям брак тогда действительно был переходом во взрослую жизнь. Это была большая толстая красная черта, оставляющая одиноких по одну сторону, а вступивших в брак — по другую.

Теперь, почти полвека спустя, институт брака остается закрепленным в наших законах, нашей политике, нашей религии и в наших культурных представлениях. Но он имеет очень небольшое значение в качестве значимого жизненного перехода. Сегодня образ жизни двадцатисемилетнего мужчины практически не отличается в зависимости от того, женат он или нет [U. S. Census Bureau, “Estimated Median Age”.], мужчины и женщины учатся в различных учебных заведениях, меняют места работы и жительства, вступают в отношения до брака — если они вообще вступают в брак.

Тогда как все компоненты брака, которые когда-то были связаны в тесный узел, теперь стали существовать независимо, количество возможных жизненных путей возросло во много раз. Обещания, которые дает дерзкий новый мир, создают такой практически неограниченный набор историй жизни, какой только можно себе представить. Каждый американец может создать для себя совершенно неповторимую судьбу.

Но обещания таят в себе и угрозу. Возможности могут возбуждать, но могут и пугать. Иногда хорошо знакомое, предсказуемое и простое могут быть куда более привлекательными. Это я испытала на своем опыте при работе с различными технологиями. Как только я начинала чувствовать себя свободно с последней версией программы электронной почты, ее вытесняла с моего десктопа самая последняя версия, пополненная такими новыми опциями, которых я не понимала, да они были мне и не нужны. Я хотела свою программу, знакомую, предсказуемую и простую. Мне нравилась моя старая программа электронной почты. Я знала, как ею пользоваться, и понимала, как она работает. Я хотела остановить технический прогресс.