— Нет… вернее, да, но не совсем. — Тут Мэтти обхватила себя обеими руками, чтобы сдержать дрожь. — Бедняжка Имоджен Честер покончила с собой, бросившись с одной из башен на крыше дома, и хотя в деревне почти все живут в страхе перед помещиком, который прогонит их с земли, скажи они хоть слово против него, между собой они шепчутся, что это он своей жестокостью довел жену до смерти.

— Бедная, несчастная женщина, — сказала Энн. — Как глубоко должно быть одиночество, чтобы живая душа отказалась от вечного блаженства пребывания рядом с Господом ради избавления от преходящей земной боли.

— От чего бы ни умерла первая миссис Честер, исчезновение второй жены при столь странных обстоятельствах иначе как несчастьем не назовешь, — сказала Эмили. — Две жены было у человека, одна мертва, вторая почти наверняка тоже.

— Причем из всех возможных подозреваемых лишь мистер Честер занимает такое положение в обществе, которое позволяет ему замести следы страшного деяния, — подумала Энн вслух. — Человека его круга никто не может заставить отвечать за убийство, кроме, конечно, Создателя.

— И все же никто не видел ее мертвого тела, — заметила Эмили. — Зачем прилагать такие усилия к тому, чтобы избавиться от него, когда можно просто взять и скрыть следы преступления?

— Возможно, ему помешали, — задумчиво предположила Энн. — Мэтти, а что ты видела и слышала в ночь убийства и в день перед ним?

— Днем все было как обычно, только миссис Честер неважно себя чувствовала и почти все время провела у себя, сославшись на дамское недомогание. Я готовила ей суп, чай и кое-какую легкую еду. А ночью разразилась ужасная гроза, — сказала Мэтти, и ее глаза затуманились воспоминанием. — Молнии так и сверкали, ветер едва не вырвал рамы из окон, — я почти не сомкнула глаз, но дети спали спокойно. Звуки бури еще усиливались самим домом — подоконники гудели под ударами дождевых струй, в дымоходах выл ветер. Мне показалось… что кто-то кричал, но я не знаю. — Она взглянула на дом, но тут же отвернулась, как будто один его вид вселял в нее ужас. — Здесь каждую ночь что-то скрипит, стонет, и вообще бывают разные… явления.

— Явления? — Эмили склонила голову набок, и Энн заметила в ее глазах знакомый блеск. Ах, до чего же сестра любила разные таинственные явления.

— Это ведь очень старый дом, — смущенно продолжила Мэтти. — Половицы скрипят, стекла дребезжат в рамах, а иногда, в холодную погоду, огонь в камине горит, но совсем не греет, и в комнате так промозгло, что даже пар изо рта идет. Вот почему ночами, когда не спится, тут чего только не услышишь — то будто кто-то крадется по коридору, а то плачет в запертой комнате. Джейн никогда не остается ночевать на мызе, боится увидеть покойную миссис Честер. Поэтому я не знаю, что именно слышала в ту ночь — может, кричал человек, а может, сова ухала или лиса тявкала.

— А кто первым обнаружил кровавую сцену? — спросила Энн.

— Я. — Голос Мэтти дрогнул, она потупилась. — Вообще-то при малыше ночью должна быть няня, но мистер Честер не хочет, чтобы в доме жил кто-то еще, кроме миссис Кроули и меня, ему все мешают. Да и миссис Честер считала, что должна проводить с малышом всякую свободную минуту, как и положено матери. Она часто говорила, что материнство — это честь, которой следует дорожить. Она очень любит малыша, и мистер Честер даже иногда ее ревнует… — Мэтти опять умолкла, но скоро продолжила: — У нас было заведено, что по утрам, еще до завтрака, я приносила ребенка ей. Но в то утро он еще не проснулся, и слава богу. Ведь когда я понесла ей чай и увидела… Если бы он это увидел… я не могу… не могу…

Мэтти закрыла лицо руками и повернулась к сестрам спиной, ее плечи вздрагивали. Энн не стала вмешиваться, наблюдая, как Шарлотта подошла к подруге и, взяв обе ее руки в свои, смотрела ей в глаза до тех пор, пока ужасные воспоминания не отступили, и Мэтти не успокоилась.

— Значит, ничего похожего на останки в доме не найдено? — задумчиво проговорила Эмили. — Тела нет. Тогда подозрение действительно падает прежде всего на мистера Честера. Если убийца — бродяга или другой злодей, забравшийся в дом, то с какой стати ему уносить с собой мертвое тело? Только если по нему как-то можно опознать убийцу, но в этом нет логики.

— А может быть, — возразила Энн, — никакого тела нет, потому что миссис Честер жива?

— Крови было много. — Мэтти покачала головой. — Человек, из которого вытекло столько крови, просто не может жить.

С минуту женщины стояли молча — их юбки колыхал ветерок, в кронах деревьев поблизости перекликались вороны.

— Если мистера Честера так никто толком и не допросит, то это позор, — объявила Шарлотта, — которому надо немедленно положить конец. Мы расскажем папа́ или напишем в газеты и потребуем расследования.

— Вот именно, — подхватила Эмили, — так мы и поступим. Только почему бы нам сначала не попытаться самим защитить Мэтти, объединив наши усилия и способности для того, чтобы узнать, какая судьба постигла миссис Честер? Мэтти, отведи нас, пожалуйста, в ее комнату, мы хотим увидеть ее своими глазами.

— Зачем, Эмили? — спросила сестру Энн. — Чем нам поможет осмотр пустой комнаты? Разве что удовлетворит твое болезненное любопытство.

— А может, мы совершим там открытие, — ответила Эмили. — Вдруг мы, никогда не бывавшие в доме мистера Честера, увидим в спальне его жены то, чего постоянные обитатели не заметили просто в силу привычки? Папа́ ведь не зря учит нас всегда проявлять любопытство, Энн. Нет никакого греха в том, чтобы задавать вопросы, когда речь идет о жизни и смерти женщины.

— Но если опасения Матильды окажутся верны… если мистер Честер и впрямь виновен, то надо будет сделать так, чтобы он ответил за это по закону, — сказала Шарлотта. — И, по-моему, без хорошего письма в газеты тут не обойтись. Но чтобы его написать, мы должны сами сначала разобраться во всем.

Энн пришлось согласиться. В их мире мужья избивали жен, насиловали, даже убивали, и все сходило им с рук, ведь в глазах закона и общества жена была лишь разновидностью частной собственности. И если за кровавым исчезновением супруги впрямь стоял Честер, то кто-то должен был что-то предпринять ради самой Элизабет и ради двух невинных детей, которых оставили без матери. И если этот долг выпал на долю им троим, то она, Энн, не станет уклоняться от его исполнения.

— Покажи нам комнату, Мэтти. — Энн согласно кивнула.

— Не могу. — Мэтти помотала головой. — Миссис Кроули уже сделала уборку. Она стерла все следы крови, и теперь там совсем не на что смотреть, обыкновенная пустая комната. Кроме того, нам ведь запретили заходить в дом, и, если нас там поймают, чертям в аду тошно станет.

— На этот случай есть одно простое решение, — сказала Эмили, которая уже шагала в сторону дома. — Не попасться.

Глава 4. Энн

— Здесь была… я хотела сказать… вот комната Элизабет Честер, — прошептала Мэтти, отворяя дверь. — Скорее — если нас поймают, нам достанется.

Входя следом за сестрами в комнату, Энн невольно подумала, что страсть Честера к уединению определенно сыграла им на руку. По крайней мере, Матильда рисковала, только пока вела их через кухню, где в кресле у очага дремала миссис Кроули, а после они спокойно поднялись наверх по пустой черной лестнице. Дом был велик, и, даже если самому Честеру или его экономке вдруг вздумается пройти по коридору, они наверняка еще издали услышат их шаги и спрячутся.

Мэтти пропустила сестер внутрь, а сама осталась в коридоре, якобы сторожить, хотя Энн давно поняла, что гувернантке просто не хочется переступать порог злосчастной комнаты.

Спальня с первых шагов показалась им совсем неподходящей для молодой женщины, слишком там было мрачно и темно: тяжелые портьеры из плотного красного бархата скрывали окно с ромбиками стекол, почти не пропуская внутрь рассеянный свет пасмурного дня.

Энн, которой вдруг почудилось, что она проникла не только в жилище, но и в мысли другой женщины, сразу прошла на середину комнаты и остановилась, Шарлотта, щурясь, мешкала у двери, а Эмили уже опустилась на четвереньки возле кровати и заглядывала под нее, очень напоминая в тот миг своего пса Кипера, когда тот вынюхивал кроликов. Энн поняла, что комната видела немало страданий и печали еще до того, как здесь совершилось страшное преступление: все в ней было пронизано тоской. Если бы Энн спросили, как она поняла, что Элизабет Честер не была счастлива в браке, она не смогла бы объяснить. Принужденность сквозила здесь во всем: безделушки на туалетном столике были расставлены в геометрическом порядке, безукоризненно чистые туфельки хозяйки, одна чуть стоптанная внутрь, стояли пятка к пятке, носок к носку, и даже пыль покрывала картины идеально ровным слоем. На столике у кровати лежал альбом: почти такой же был и у самой Энн. Она подошла и стала его листать: внутри оказались акварельные наброски Честер Грейндж, но внимание девушки привлекли не они, а портреты детей. Элизабет Честер не просто удалось передать сходство. Портрет Арчи дышал любовью, каждая его линия была исполнена нежности: так может видеть своего младенца лишь мать. Фрэнсис смотрел со страницы беззащитно, но с надеждой, а чуть заметно приподнятые уголки рта выдавали жажду любви. Только очень вдумчивая, глубоко чувствующая женщина и мать могла создать такие портреты, и вот чья-то рука безжалостно стерла ее с лица земли. Но чья и почему?