— Зуб, я нашла зуб, — сказала она, завладевая наконец их вниманием.

Предмет был черным от огня, и все-таки было ясно, что это именно зуб. Сестры подошли ближе и с мрачными лицами склонились над протянутой ладонью Энн.

— Я думаю, все согласятся с тем, что мы и без эксперта можем определить этот зуб как человеческий, — сказала Эмили. — И, следовательно, другие найденные нами останки тоже принадлежат человеку.

— О боже, — Шарлотта прикрыла рот ладонью, — но это… это отвратительно. Бедная, бедная молодая женщина. Что нам делать?

— Садиться и подводить итоги, — спокойно ответила Энн, ничем не выдав той бури, которая бушевала у нее в душе. — Надо еще раз взвесить все найденные нами доказательства, составить план и наметить, какие шаги мы можем предпринять в ближайшее время, дорогая Шарлотта. Нам нельзя ошибиться, ведь тогда мы не поможем Элизабет и Мэтти, а от кого им ждать помощи, если не от нас?

Глава 8. Эмили

Выпив чаю в кабинете папа́, сестры извинились и вышли, как делали всегда. Они не рассказали ему о том, что подозревают Роберта Честера в убийстве и ведут по этому поводу расследование, хотя скрывать это от него также не входило в их намерения.

В их доме так повелось, что пока папа́ читал, работал над проповедью или писал письма, предлагая свою скромную помощь больным и несчастным — а таких в Хоэрте всегда было немало, — его дочери удалялись в уютную, хотя и тускловато освещенную столовую и там тоже садились за письмо: проверяли идеи, составляли комбинации слов, испытывая их на выразительность, но ни одна из них еще не достигла результата, который удовлетворил бы ее полностью.

Энн часто рисовала или работала над стихами, которые начала писать еще в Торп Грин, Шарлотта то бралась за перо и лихорадочно что-то записывала, то снова отбрасывала его и подолгу сидела, с несчастным видом глядя в окно, — наверняка тосковала по этому болвану, месье Эгеру из Брюсселя. Что она в нем находила — и, видимо, находит сейчас, — Эмили никогда не могла понять. Учитель был тщедушным мужчинкой, напрочь лишенным смелости и задора, зато исполненным такого тщеславия и самодовольства, что трудно было понять, как они умещаются в скромную дистанцию, которая отделяла его скошенную макушку от каблуков ботинок. Но в этом была вся Шарлотта, ее дорогая сестра; ей непременно нужно было любить самой и нужно было, чтобы в нее влюблялись другие, она не мыслила себе жизни без этого. Эмили протянула руку, почесала пса за ухом, улыбнулась, чувствуя, как он тычется головой ей в ладонь, и порадовалась, что никогда в жизни не была влюблена и даже не мечтала влюбиться. Жить в этом доме, на этой земле, в окружении животных и созданий ее собственной фантазии — вот все, что ей было нужно для счастья. В этом крылось их коренное различие с Шарлоттой. Пока они учились в Брюсселе, Эгер пару раз улыбнулся Шарлотте, назвал ее умной, и этого было достаточно, чтобы она влюбилась в него по уши. Влюбившись, Шарлотта потеряла себя, и, как считала Эмили, была еще очень далека от того, чтобы вернуться к себе снова.

Шарлотта видела себя лишь через одобрение других; Эмили всегда была самодостаточна.

Однако в тот вечер, хотя последние лучи летнего солнышка еще румянили серебристый небосклон, наполняя комнату мягким золотисто-розовым сиянием, никто из них не писал и не смотрел задумчиво в окно, только Энн рисовала. Все вместе они размышляли над тем, в каком направлении им двигаться дальше и на что решиться.

— Раз уж нельзя положиться на служителей закона в Китли, то, может быть, обратиться в Брадфорд? — предложила Шарлотта, затачивая карандаш фруктовым ножом с ручкой из слоновой кости. — А если не в Брадфорд, то в Лидс. Элизабет Честер оттуда родом, ее семья весьма влиятельна в тех местах — вряд ли родители допустят, чтобы их дочь пропала без вести и по этому поводу не было произведено никакого следствия.

— Однако уже два дня, как ее нет, — сказала Энн. — А они до сих пор не приехали, и Честер запретил отпускать к ним детей. Местные новости распространяются быстро, однако до Лидса день пути, и если Честер ничего им не сообщил, то они, возможно, еще не знают, что она пропала.

— Было бы крайне подозрительно, если бы он не известил родителей о том, что случилось с их дочерью, — задумчиво сказала Эмили. — И Честер сам это понял бы.

— Дело в том, — сказала Энн, — что содержимого этого ящика недостаточно, нам нужно больше. — Эмили заметила, что сестра избегает прямо глядеть на ящичек из-под чая, который она поставила посреди стола: в хоршенькой деревянной коробочке был не чай, а фрагмент неизвестной кости, галька и человеческий зуб. Эмили находила в высшей степени желательным и разумным хранить все собранные ими улики вместе и на виду, так, чтобы они помогали им в их размышлениях, однако она знала, что, когда на ящик смотрела Энн, она видела в нем не просто ключи к разгадке преступления, но фрагменты некогда живого человека, чья жизнь оборвалась так трагически и внезапно. Сжалившись над чувствительностью сестры, Эмили захлопнула крышку.

— Мы полагаем, что нам удалось выяснить некоторые обстоятельства убийства, — задумчиво продолжала она, — но мы до сих пор даже не задавались вопросом — почему? Что могло подтолкнуть Роберта Честера к убийству молодой жены и матери своих детей? Что вообще может толкнуть человека на такой поступок?

— Вряд ли это была алчность, — предположила Шарлотта. — Честер состоятельный человек, он владеет почти всей землей вокруг Честер Грейндж.

— Тогда это могла быть ревность, — сказала Энн и опустила глаза. Ей явно было неловко от того, что она собиралась сказать.

— В чем дело, Энн? — насторожилась Эмили. — Говори.

— Я видела мужчину, когда тот бесновался от ярости и ревности так, что наверняка убил бы обидчика, будь у него хотя бы малейший шанс. Мистер Робинсон, когда он узнал, что произошло между его женой и нашим братом в Торп Грин… Как он бранился тогда… — Эмили наблюдала за тем, как напряглось лицо Энн, пока та заново переживала воспоминания о жестоком унижении, которое ей пришлось пережить, когда тень позора легла на ее собственную репутацию из-за того, что натворили ее брат и та женщина… — Его чуть удар тогда не хватил. И, я уверена, попадись ему тогда на глаза Бренуэлл, он бы его изувечил.

Эмили нахмурилась при мысли о том, что их брат пал жертвой похоти, но вдруг ей пришло в голову, что, сидя за столом, она не узнает ничего нового, и, видимо, в надежде, что перемена угла зрения поможет ей освежить восприятие, она соскользнула на пол, где обеими руками обняла за шею Кипера.

— Значит, ты полагаешь, что Элизабет Честер могла… совершить опрометчивый поступок? — сидя под столом, услышала Эмили голос Шарлотты. Теория Энн представлялась ей вероятной, и хотя воспитанные молодые особы из хороших семей никогда не говорили о подобных вещах, Эмили и ее сестрам пришлось, ведь их единокровный брат вернулся домой со скандалом, чуть ли не прямо из постели миссис Робинсон, даже запах ее гадких духов еще не выветрился, — так, по крайней мере, казалось Эмили. Вот и теперь от одной мысли об этом ей стало так противно, что она уткнулась носом в остро пахнущую шерсть Кипера, чтобы прогнать мерзкий образ.

И дело было вовсе не в том, что Эмили совсем не интересовалась плотскими желаниями; да, она была дочерью сельского пастора, но перед ней был распахнут целый мир английской литературы, от Чосера до Байрона, и черпать оттуда подробности разных скандальных происшествий она могла без труда. Просто среди ее знакомых, как близких, так и дальних, не было того, с кем ей захотелось бы свести столь близкое знакомство. Да и сама мысль о такой возможности вызывала у нее легкую брезгливость, хотя она ни за что бы в этом не созналась. Кроме того, в тех, кого она не обязана была любить по причине кровного родства с ними, она вообще не находила ничего привлекательного. Да и то сказать, что в них хорошего? Взять хотя бы жителей Хоэрта: блуд, измены, пьяные драки, смертоубийства. И ходить далеко не надо, чтобы все это увидеть, достаточно спуститься на несколько ярдов по склону холма — и окажешься среди этих самых людей, живущих бок о бок со смертью, — среди них несет свое служение их отец. Из ее окна открывался вид на кладбище: могилы на нем были переполнены мертвыми младенцами, которых было так много, что им даже имена не успевали давать, а отмечали их на могильных камнях номерами.

Жизнь вообще отвратительна, коротка и жестока. Вот люди и торопятся урвать хоть немного счастья, где и когда могут, — все, включая Бренуэлла. А другие люди мстят им за это.

— Эмили? — Судя по тому, как нетерпеливо Шарлотта пристукнула ножкой, произнося ее имя, она делала это уже не в первый раз. — Эмили, что ты там делаешь, внизу? Впрочем, неважно, что именно, главное, что это совсем не подобает леди.

— Думаю, — ответила Эмили, выглядывая из-под камчатной скатерти. — Мэтти говорила, что Честер буен во хмелю. А мы знаем, что алкоголь способен менять личность человека. И, если нам удастся найти подтверждения неверности Элизабет, то мы найдем и причину — мотив для убийства. Надо возвращаться в Честер Грейндж.