— Привет!

На этот раз я четко это расслышал. Мужской голос. Не за дверью, а в комнате. Прижав ладони к деревянной двери, я снова посмотрел по сторонам. Если только он не стоит совсем рядом с гардеробом, — а уши говорили мне, что это не так, — и не прячется в углу позади меня, то я его не вижу.

— Привет? — отозвался я.

Голос зазвенел от возбуждения.

— Да! Славься, Фрит!

Вот про это божество я никогда не слышал. Я застонал, прижавшись лбом к железному шву. Должно быть, голос принадлежал еще одному из так называемых «мертвых богов», который появился здесь, чтобы снова устроить мне выволочку. Почему они всегда приходят тогда, когда меня наказывают? Где они были, когда меня убивали?

— Что там еще?

Интересно, какую мертвую тварь они выбрали для меня на этот раз? Возможно, одну из голов, висящих на стене, — антилопу или ибиса.

— Я пытался найти этих твоих фанатиков, но, как видишь, у других людей были свои планы. Вытащи меня отсюда, а если не можешь, тогда не лезь ко мне, — сказал я богу.

Возникла длинная пауза.

— Боюсь, что я не знаю, о чем вы говорите.

— Тогда кто ты?

Голос вежливо откашлялся.

— Такой же пленник, как и вы.

Я скорчил гримасу.

— Где ты? Я больше никого не заметил. Ты в гардеробе, как и я? Можешь меня вытащить?

— Я… э-э… ха-ха. Не совсем.

Мы обменялись всего парой фраз, но я уже решил, что этот человек мне не нравится.

— Ну?.. — Я, как говорится, «в оковах из невидимого железа».

— То есть на тебе кандалы?

Нервный смех.

— Нет, господин. Я хочу сказать, что не расположен помогать вам. Скорее я сам нуждаюсь в помощи.

Я снова прижал глаз к щели.

— Ну, я-то взаперти, — буркнул я, уставившись на очаг, откуда, судя по всему, доносился голос. Если человек не сидит в кресле спиной ко мне, то голос либо принадлежит призраку, либо звучит у меня в голове.

Я откинулся назад и с глухим стуком врезался в деревянную стенку. Ну все. Я наконец-то спятил. Моя тревога обрела голос и черты характера.

— Мы могли бы поговорить. Рассказать какие-нибудь истории, случаи из жизни.

Я пытался поддержать разговор с самим собой.

— Может, даже почитать стихи? Знаешь, часть из них я написал сам. Ну, не то чтобы написал… скорее придумал.

Я снова подался вперед. Поэзию я ненавидел во всех ее видах — в основном потому, что не понимал ее. Мое подсознание, каким бы странным и извращенным оно ни было, никогда бы не смогло придумать что-то поэтическое. Я не напишу сонет, даже если меня подвесят над колодцем с крокодилами.

— Где ты? — спросил я. — Отвечай.

— «Клинок, каким размахивают в битве, но также достают по злобе, я…»

— Хватит стихов! Говори, где ты!

— Я — меч, понятно? Меч на полке над очагом.

Я сдвинулся влево и посмотрел наверх, на жуткое зеркало и керамические вазы с налепленными на них ухмыляющимися лицами. Между ними находилась стойка — наклоненная, чтобы была лучше видна лежащая на ней ценность: длинный меч с обсидиановым лезвием, покрытым прожилками меди. Серебряная рукоять была в форме дерева — с гардой в виде переплетенных ветвей. Его корни обхватывали навершие из черного камня, на котором было вырезано лицо мужчины.

— Меч?

— Да, меч.

Я застонал. Должно быть, дубинки причинили мне больше вреда, чем я думал.

— Ты точно не древний бог?

— Ну, когда-то я несколько раз исполнил роли богов для Театральной гильдии Гурры, а также в «Черном скарабее». Говорили, что я играл потряса… — Он услышал, как я рычу. — Но нет. Увы, я не бог, а просто жалкий мертвопорабощенный.

— Кто?

— О, вы не знаете? — спросил голос, явно радуясь возможности рассказать историю.

Пауза подсказала ему, что да, я не знаю.

— Мертвопорабощение. Оно было в моде несколько… Какой сейчас год?

— Тысяча четвертый по имперскому календарю.

— В таком случае оно было в моде несколько веков назад, когда никситы решили поэкспериментировать с заклинанием порабощения и создать безделушки для аркийских аристократов. Вы слышали про чужеродную магию? Про души, заточенные в телах животных? Им еще повезло. Нам не позволили жить в виде теней или зверей — нас поместили в вещи, в безжизненные предметы, отсюда и название — «мертвопорабощенные». Ну, вы понимаете: говорящие часы, умные двери, самоиграющие арфы и так далее. Но нет, меня поместили в меч. «Душа-клинок» — так это называется. Всю я жизнь размахивал только бутафорским оружием, а теперь знаю о мечах больше, чем кто бы то ни было… ха… ха.

Про говорящие вещицы я слышал, и пару из них даже украл. Никогда не думал, что когда-то они были душами людей. Я всегда предполагал, что в них какая-то древняя магия.

Моя голова снова ударилась о стенку гардероба. Значит, есть виды рабства и похуже моего. Это было жуткое утешение — знать, что кто-то находится в более отчаянной ситуации, чем ты. Однако эта мысль действительно облегчила груз, который лежал на моих плечах с того самого дня, когда меня похитили из доков.

По крайней мере, я мог побеседовать с мечом, а не с голосами в моей голове. Я обрадовался тому, что у меня появился собеседник. Это даже поможет мне не думать про гардероб до тех пор, пока я снова не понадоблюсь Баску. Я закрыл глаза и снова прислонился к стенке гардероба.

— Продолжай.

Глава 3. Взвешивание и подсчет

Взвешивание — не только необходимость, но также великолепный, чудесный способ потешить самолюбие. Пусть другие наслаждаются, принимая ванны и посещая бордели; я получаю удовольствие, видя, как мои половины монет пересчитывают и измеряют. Нам приказано делать это раз в месяц? Я взвешиваю дважды в неделю. Если человек знает свое место в общественной пирамиде, то прекрасно понимает, что ему нужно.

Из письма, по ошибке доставленного Тал Табате, которая позднее вышла замуж за отправителя

— Поднимай.

Руки в перчатках взялись за веревки. Жалобно застонали блоки. Заскрежетал камень. Светящиеся пальцы цеплялись за темный проем, мечтая обрести свет и воздух, узнать, что за темным, давящим песчаником есть другой мир.

Крышку, прикрепленную к саркофагу шарнирами, подняли, и она с глухим грохотом опустилась на пол. Руки, покрытые медными нитями, схватили призрака, и он выбрался наружу, дрожа, словно пальмовый лист в песчаной буре. Им пришлось поднять его и повернуть лицом к ней, так как сам на ногах он не стоял. Даже его голова болталась из стороны в сторону, словно у него не было хребта; пустые глаза разглядывали пол.

Вдова Хорикс выступила вперед, сжав кулаки и высоко подняв голову. Взгляд ее был острее, чем нож мясника.

— Ну что, теперь будешь говорить? — спросила она.

Векс что-то неразборчиво пробормотал. Охранники встряхнули его.

— Я не виноват… Я ничего не знаю.

Хорикс пошла вокруг Векса, глядя на его обнаженное голубое тело.

— Другие призраки в нишах сказали, что Келтро не пошел с ними на конюшню. Тень по имени Кон был особенно полезен. Он сообщил, что Келтро приказали остаться. А теперь Келтро нигде нет, и поэтому я — должно быть, уже в двенадцатый раз — спрашиваю: мастер Векс, как ты можешь объяснить исчезновение моего замочного мастера?

— Никак, хозяйка, — невнятно буркнул он. — В тот вечер я отправил его работать на кухню! Наверное, он воспользовался подвернувшейся возможностью и сбежал!

Хорикс повернулась к огромному, закованному в доспехи человеку, стоявшему рядом с ней.

— Полковник, свяжи его.

Калид потер руки.

— Слушаюсь, хозяйка.

— Нет!

Векса швырнули в стену и надели ему на шею толстую петлю металлической веревки. Заскрипели новые блоки, и вскоре Векс повис в воздухе, словно приговоренный к смерти вор. Он не хрипел и не дергался, а просто обмяк; его лицо скривилось. Там, где веревка касалась его шеи, раздавалось шипение.

Вдове передали пару хитроумных медных ножниц, украшенных серебряными завитками. Она пригрозила ножницами призраку и защелкала ими.

— Ты прекрасно знаешь, что это.

Векс знал — и поэтому задергался, подтверждая ее слова. Хорикс много раз видела, как именно этими ножницами он резал непокорных слуг-теней.

На тот случай, если пребывание в саркофаге затуманило его разум, Хорикс пояснила:

— У человека, лишившегося пальца при жизни, повреждается только тело, а душа остается нетронутой. Но если ты тень… — Лезвия раздвинулись, и один из пальцев на ноге Векса оказался между ними. Солдаты крепко сжали его дергающуюся ногу. — Если ты состоишь только из души, то можешь потерять только душу. Воспоминания. Личность. Их можно отстричь, кусок за куском.

Щелк.

Палец исчез, превратившись в облачко света и синего дыма. Культя ярко вспыхнула, а Векс завыл и забился, словно упрямая рыба, попавшая на крючок. Когда в конце концов вопли сменились рыданиями, Хорикс усмехнулась.

— Интересно, что это было — воспоминание о детстве, о приятном летнем дне, о прикосновении любимой? Посмотрим, что еще можно подровнять?

— Я говорю правду!

— Калид, его кисть.

Солдаты завели одну руку Векса ему за спину, а другую вытянули вперед. Он начал выть еще до того, как острая медь коснулась его запястья. Его пары сверкнули от одного прикосновения ножниц.