Может быть, подумал он, один из этих режиссеров прислал отцу образец своей продукции и теперь старик хочет узнать его мнение?

Но почему тогда нет сопроводительного письма?

Все это выглядит очень странно.

Еще хуже было то, что собака показалась Виктору знакомой. Да и спальня, если подумать, тоже. Так же, как и гараж. Он точно видел их раньше, но, убей бог, не мог вспомнить где. Виктор изо всех сил напрягал память, но тщетно.

Просмотрев видео еще раз, он вновь испытал ощущение чего-то до боли знакомого, но так и не вспомнил, где он все это видел.

После второго просмотра чертово видео оставило еще более жуткое впечатление.

Виктор за все время работы так и не разобрался во внутренней телефонной системе, поэтому позвонил Роне и попросил соединить его с отцом.

Через мгновение она постучала, затем в дверях показалась ее голова:

— Прошу прощения, но его нет на месте.

— А с кем ты говорила? С Тайлером? Или с Жанин?

— Он сегодня еще не появлялся, — покачала головой девушка. — И никто не знает, где он.

Виктор вернулся в мыслях к электронному письму. В голове у него мелькнула смутная мысль, что отец мог попасть в беду, но он тут же от нее отказался. Том Лоури мог выкрутиться из любой ситуации или откупиться, а если б у него возникли проблемы со здоровьем, то он в то же мгновение оказался бы в лучшей палате лучшего медицинского учреждения в городе.

А что, если он завел любовницу?

При этой мысли Виктор улыбнулся. Он никак не мог представить своего папашу-пуританина в такой ситуации. Ему даже трудно было представить его в постели с матерью.

— Попробуй еще раз позже, — велел он. — Мне надо с ним кое о чем переговорить.

— Хорошо, — кивнула Рона.

Но к ланчу, когда он собрался уезжать, отец так нигде и не проявился. Виктор съел пару хот-догов в своей любимой палатке на Фермерском рынке  [Рынок на углу Третьей улицы и Фэйрфакс-авеню является старейшим и самым популярным в Лос-Анджелесе. Открыт в 1934 г.], а потом отправился в «Амоэба»  [«Амоэба мьзик» — крупный и очень известный музыкальный магазин в Лос-Анджелесе.] за новыми дисками. Там он встретил нескольких друзей и провел остаток дня в их компании, постепенно забыл о видео и больше не думал об отце.

Вечером в «Уилтерне»  [Театр в Лос-Анджелесе, открыт в 1931 г.] шел ретроконцерт дуэта Джо Джексона и Тодда Рандгрена  [Английский (Джексон) и американский (Рандгрен) рокмузыканты.], а на разогреве для любителей был струнный квартет «Этель» — и Виктору удалось купить билеты с рук после того, как он заехал за Шарлин. На прошлой неделе они не очень хорошо расстались после громкой публичной ссоры в «Скай бар»  [Модный бар на бульваре Сансет в Лос-Анджелесе.], но сейчас она, по-видимому, об этом забыла, или ей настолько хотелось окунуться в ночную жизнь, что она была готова наступить на горло собственной песне. Так что после пары коктейлей в баре напротив театра жизнь наладилась.

Сам концерт был великолепен — артисты продемонстрировали виртуозность и разнообразие музыкальных стилей, что всегда вызывало у Виктора ностальгию по эклектике семидесятых.

Правда, в то время его еще не было на свете.

Виктор хотел бы родиться лет на двадцать раньше, тогда в семидесятые он был бы тинейджером или молодым человеком. Ему очень не хватало в жизни артистических амбиций, свойственных тому времени — он знал о них только из третьих рук, — но и этого было достаточно, чтобы прицельно интересоваться музыкой и кинематографом того времени. Ведь даже сейчас критики не уставали повторять, что в то время искусство вышло далеко за рамки обыденного, и это привлекало Виктора гораздо больше, чем самодовольная заурядность, в которой он вырос. В кинематографе Фрэнсис Форд Коппола, не удовлетворенный успехом «Крестного отца», достиг совсем уже заоблачных высот с гораздо более амбициозным фильмом «Апокалипсис сегодня». А Вуди Аллен, оттолкнувшись от лент «Энни Холл» и «Манхэттен», создал действительно дерзкое произведение — «Воспоминания о звездной пыли». Среди поп-групп в те времена гремели «Эмерсон, Лейк и Палмер»  [Британская рок-группа, исполнявшая прогрессив-рок. Считается одной из первых «супергрупп».] и «Ренессанс»  [Британская прогрессив-рок-группа. Своеобразный и узнаваемый стиль этой группы не позволяет однозначно заключить ее в узкие жанровые рамки.], которые строили свою музыку по симфоническим канонам и отправлялись в турне с собственными симфоническими оркестрами. Даже такие рокеры, как «Кисс», одновременно выпустили сольные альбомы, в которых отдали должное каждый своей музе.

И куда же делись все эти стремления и прорывы? Почему сейчас все стараются держаться строго в рамках своих жалких способностей?

И почему он ведет себя так же?

Такие мысли всегда посещали его после концертов, которые действительно ему понравились. Все кончалось тем, что он в очередной раз пытался соединить несоединимое: реальность и идеал, действительность и мечту.

Виктор заставил себя отбросить эти мысли и сосредоточиться на музыке.

После концерта он отвез Шарлин домой и быстро и жестко овладел ею прямо на полу гостиной, кончив ей в зад, чего она, он это хорошо знал, не переваривала.

— Негодяй! — взвизгнула Шарлин и дала ему пощечину, потом выбралась из-под него и бросилась в ванную, держа руку горстью в промежности.

Виктор улыбнулся. Он действительно расслаблялся, делая с женщинами то, что им активно не нравилось. Если он когда-нибудь обратится к мозгоправу, то обязательно обсудит с ним это. Чувствовал он себя просто превосходно и, натянув брюки, через дверь громко попрощался с Шарлин, не дожидаясь, пока та выйдет из ванной. Сейчас он не хотел ее видеть — и не был уверен, что такое желание появится у него в будущем.

Было уже за полночь. В Беверли-Хиллз рано ложатся спать, тротуары пустеют к восьми вечера, и ночная жизнь перемещается за высокие стены и крепкие ворота, так что машина Виктора была единственной на дороге. К его большому удивлению, ворота у дома родителей были широко распахнуты. Он притормозил на случай, если кто-то из предков собирался выехать на улицу, но подъездная аллея была пуста, а «Мерседес» и «Ягуар» были припаркованы на своих обычных местах перед гаражом. Окна ярко сверкали, так что можно было предположить, что в доме горят все лампы. Шторы нигде задернуты не были.

Все это выглядело странно.

Виктор нажал на кнопку, чтобы закрыть ворота, и припарковался возле фонтана.

Дверь в дом была открыта.

Виктор выключил двигатель. Он не сразу заметил открытую дверь и теперь, вылезая из машины, смотрел мимо подъезда, пытаясь увидеть, что происходит за окнами первого этажа. Подойдя ко входу, молодой человек стал подниматься по ступенькам, пока не остановился наверху. Ему бы сразу набрать номер «911», но Виктор побоялся выглядеть полным идиотом в глазах полицейских, если окажется, что в доме ничего не произошло. Поэтому он заглянул в холл.

— Пап?! — крикнул он.

— Я здесь, Вик!

В голове у него зазвучали тревожные колокола. Этот игривый, почти поющий голос не имел ничего общего с обычным громоподобным громыхающим тоном отца; кроме того, насколько он помнил, отец в жизни не называл его «Вик».

Виктор подумал об утреннем письме. Потоковое видео.

Неожиданно он вспомнил, где раньше видел собаку. И спальню. И гараж. С тех пор прошло много лет, но теперь он точно вспомнил, что принадлежали они Дженсонам, их ближайшим соседям.

Вот где все началось.

— Вик!

Это какая-то игра. Это должна быть какая-то игра. Или шутка.

— Что? — крикнул он в ответ.

— Иди сюда!

«911», звучало у него в мозгу. Надо набрать «911».

Виктор прошел через холл, миновал столовую, гостиную и дальше, в сторону восточного зала. В доме горели все лампы, и это было еще одним признаком беды. Его мать была помешана на экономии электричества, и если они не принимали гостей, она ни за что не оставила бы включенный свет в пустых комнатах. Особенно глубокой ночью, когда его родители обычно видели уже десятый сон.

Тут Виктору пришло в голову, что в доме стоит абсолютная тишина. С включенными лампами Лиззи и Джонни, два померанских шпица его матери, устроили бы настоящий концерт.

Может быть, ма уехала и забрала их с собой?

Хотя нет — «Мерседес» стоял на своем месте.

— Вик!

Отец был в музыкальном салоне, и Виктор прошел через холл к двери помещения. Подходя, он слегка притормозил, решив не входить сразу, а сначала разведать обстановку — так, на всякий случай.

Это оказалось мудрым решением.

Комната походила на скотобойню. Кровь покрывала мебель, пол, стены и даже потолок, на котором отдельные кровавые мазки напомнили Виктору картины на выставке, куда родители однажды притащили его, когда ему было десять. Трупы забитых померанцев были распластаны, внутренности вывалены и втоптаны в когда-то белоснежный ковер; миниатюрные головы расколоты, а куски покрытых шерстью тушек разбросаны по всей комнате. Его ма, или то, что от нее осталось, лежала на скамье около пианино, при этом ее выпотрошенное тело напоминало остатки тряпичной куклы. Кожа с лица была содрана и разложена на пальме, стоявшей рядом в кадке.

Вот где все началось.

В комнате находились еще какие-то тела, но Виктор не мог разобрать, кто это был или мог быть. На розовом от крови ковре переплелось слишком много ног и рук. Бойня, по всей видимости, продолжалась долго — может быть, весь день, — и Виктор в ужасе смотрел на ее результаты.

Ничего подобного он не видел даже в самых крутых фильмах про расчлененку — его оцепеневший мозг отказывался функционировать при виде этого кошмара. Запах в комнате был просто ужасен — отвратительная вонь, с которой ему никогда раньше не приходилось сталкиваться. Его не стошнило тут же прямо на туфли только потому, что в плане чувств и ощущений он впал в оцепенение.