Я, подыгрывая ей, сокрушенно качаю головой: она до сих пор недоумевает, как можно было выбрать не Джона, а Мэттью.

После маминой смерти Рэйчел мне очень помогла. Старалась вытащить из дома, брала с собой на вечеринки. Общалась она в основном с коллегами и знакомыми по йоге, и при первой встрече они обычно спрашивали меня, где я работаю. Месяца два я объясняла всем, что бросила работу в школе, чтобы ухаживать за мамой, и как-то раз меня спросили, почему же теперь я не возвращаюсь на работу. И я вдруг ужасно захотела вернуться. Мне надоело сидеть дома и наслаждаться вновь обретенной свободой, которой я не видела много лет; я хотела жить — жить полной жизнью тридцатитрехлетней женщины.

Мне повезло — из-за острой нехватки учителей в нашем округе меня направили на курсы повышения квалификации, а потом взяли в школу в Касл-Уэллсе вести историю в девятом классе. Было здорово снова начать работать; а тут еще Джон, по которому сохли все учительницы и ученицы, вдруг пригласил меня на свидание, и это мне очень польстило. Если бы мы не работали вместе, я бы, наверно, согласилась. Но, несмотря на мой отказ, Джон не сдавался. Он был так настойчив, что я даже вздохнула с облегчением, когда познакомилась с Мэттью.

Я отпиваю еще глоток.

— Ну как там в Америке?

— Очень утомительно. Бесконечные переговоры и слишком много еды. — Рэйчел достает из сумки плоский пакет и протягивает его мне через стол.

— Мое кухонное полотенчико! — радуюсь я, доставая полотенце и разворачивая его. Карта Нью-Йорка; а в прошлый раз было со статуей Свободы. У нас с Рэйчел такая традиция — когда она куда-то едет, в командировку или в отпуск, то обязательно привозит два одинаковых кухонных полотенца: одно себе, другое мне.

— Спасибо! Надеюсь, ты купила себе такое же?

— Конечно! — Ее лицо становится серьезным. — Ты слышала про женщину, которую вчера нашли мертвой в машине? На той дороге через лес, которая ведет сюда из Касл-Уэллса?

Нервно сглотнув, я складываю полотенце вдвое, затем вчетверо и наклоняюсь убрать его в сумку.

— Да, Мэттью говорил. Это было в новостях, — отвечаю я из-под стола.

Рэйчел дожидается, пока я вернусь в вертикальное положение, и, передернув плечами, продолжает:

— Ужасно, правда? Полиция считает, что у нее сломалась машина.

— Серьезно?

— Ага. — Она закатывает глаза. — Кошмар, представляешь — сломаться в такую грозу и в такой глуши, а? Даже думать об этом не хочу.

Я уже готова выпалить, что была там и видела женщину, но что-то меня останавливает. Сдерживаюсь огромным усилием воли. Здесь слишком людно, и к тому же Рэйчел так эмоционально отреагировала на эту историю… Боюсь, она меня осудит. Ужаснется, что я ничего не сделала.

— Да уж, я тоже, — отвечаю я.

— Ты, кажется, ездишь иногда по этой дороге? Неужели и вчера тоже ехала?

— Нет, что ты! Когда я одна в машине, я так не рискую.

Чувствую, как краснею. Она наверняка догадается, что это ложь.

Однако Рэйчел, ничего не заметив, продолжает:

— И все же ты могла оказаться на ее месте.

— Вот только моя машина бы не сломалась.

Рэйчел улыбается, и мне становится немного легче.

— Как знать! А может, и ее машина не сломалась. Это же только версия. Может, ее кто-то остановил — притворился, что ему нужна помощь. Любой бы остановился помочь, правда ведь?

— Да ну? На безлюдной дороге, ночью, в грозу? — Я отчаянно надеюсь, что она со мной согласится.

— Ну, если есть хоть капля совести. Нормальный человек не проехал бы мимо, хоть что-нибудь попытался бы предпринять.

От такой отповеди у меня на глаза наворачиваются слезы. Чувство вины становится нестерпимым. Не хочу, чтобы Рэйчел видела, как подействовали на меня ее слова; опускаю голову, уставившись на вазочку с оранжевыми цветами на нашем столике. Но лепестки расплываются перед глазами, и я в смущении ныряю к сумке за бумажными платочками.

— Кэсс, что с тобой?

— Ничего, все хорошо.

— Мне так не кажется.

Ее голос звучит озабоченно. Я сморкаюсь, пытаясь выиграть время. Мне жизненно необходимо кому-то обо всем рассказать.

— Не знаю почему, но я не…

— Что ты не? — Рэйчел смотрит озадаченно.

Я открываю рот, чтобы признаться, и тут же понимаю: если я все расскажу, то Рэйчел не только будет шокирована тем, что я ничего не сделала для той женщины, но и уличит меня во лжи — ведь я только что соврала, что не ехала вчера той дорогой. И я мотаю головой:

— Ладно, не важно.

— А мне кажется, важно. Кэсс, скажи, что случилось?

— Не могу.

— Но почему?

Я мну пальцами салфетку.

— Потому что мне стыдно.

— Стыдно?

— Да.

— Из-за чего?

Я молчу, и Рэйчел нетерпеливо вздыхает:

— Ну Кэсс, давай уже, рассказывай. Что такого ужасного могло произойти?

От ее раздражения я нервничаю еще сильнее и лихорадочно пытаюсь придумать, что ей сказать, чтобы она поверила.

— Я забыла про Сьюзи, — выпаливаю я. Как же гадко прикрываться такой ерундой по сравнению с убийством! — Забыла, что должна для нее что-то купить.

— Как это забыла? — хмурится она.

— Просто не могу вспомнить, что мы решили ей купить.

— Но ты же это сама придумала, — изумляется она. — Сказала, что, раз Стивен везет ее на день рождения в Венецию, нужно подарить ей легкий чемодан. Это было, когда мы сидели в баре возле моей работы, — поясняет она.

Изображаю на лице облегчение, хотя ее слова мне ни о чем не говорят.

— Ах да! Теперь вспомнила. Боже, я такая глупая! Думала, это духи или еще что-нибудь…

— Но не за такие же деньжищи! Мы ведь все скинулись по двадцать фунтов, если помнишь. Так что в общей сложности у тебя должно быть сто шестьдесят фунтов. Взяла их с собой?

Сто шестьдесят фунтов?! Как я могла забыть о такой сумме?! Мне хочется во всем признаться, но я уже совершенно запуталась и продолжаю притворяться:

— Я решила, что расплачусь картой.

Рэйчел ободряюще улыбается:

— Ну вот, и никакой трагедии! Допивай свой кофе, пока не остыл.

— Кажется, уже остыл. Давай я возьму нам еще по чашке?

— Я схожу, а ты посиди и отдохни.

Я смотрю, как Рэйчел занимает очередь у стойки, и стараюсь прогнать неприятные предчувствия. Хорошо, наверно, что я промолчала насчет той женщины в машине; но вместо этого пришлось признать, что я забыла про чемодан. Рэйчел не дурочка — она видела, как мамино состояние ухудшалось с каждой неделей, и я не хочу ее расстраивать. Не хочу, чтобы она подумала, будто меня ждет то же самое. Хуже всего то, что я совершенно не помню о своем предложении купить чемодан и об этих ста шестидесяти фунтах. Куда я их могла сунуть? Разве что в ящик старого письменного стола… Конечно, дело не в деньгах — даже если я не найду их, ничего страшного не случится. Пугает то, что я забыла абсолютно все, касающееся подарка для Сьюзи.

Рэйчел возвращается с двумя чашками.

— Можно задать еще пару вопросов? — спрашивает она, усаживаясь за стол.

— Давай.

— Знаешь, это совершенно на тебя не похоже — так сокрушаться из-за какой-то ерунды. Подумаешь, забыла, какой подарок должна купить. Может, тебя что-то еще расстроило? У вас с Мэттью все в порядке?

В сотый раз испытываю неловкость из-за того, что Рэйчел и Мэттью друг друга недолюбливают. Между ними всегда ощущается скрытое недоверие, хоть они и стараются не подавать виду. Справедливости ради, Мэттью не жалует Рэйчел только из-за того, что она сама настроена к нему враждебно. А вот с Рэйчел все сложнее, ведь у нее нет никаких причин плохо относиться к Мэттью. Временами мне в голову закрадывается догадка, что она просто завидует тому, что в моей жизни кто-то появился, но мне сразу становится стыдно за такие мысли. Я же знаю: Рэйчел за меня очень рада.

— Да, все хорошо, — заверяю я ее, стараясь отогнать воспоминания о прошлой ночи. — Я и правда расстроилась из-за подарка.

Эти слова звучат предательски по отношению к той женщине в машине.

— Ну, ты в тот вечер вообще-то перебрала, — вспоминает Рэйчел улыбаясь. — За руль тебе не надо было, Мэттью за тобой заехал, и вина ты выпила прилично. Может, потому и забыла все.

— Да, наверное…

— Ладно, допивай, и пойдем что-нибудь купим.

Мы допиваем кофе, спускаемся на четвертый этаж и довольно быстро выбираем два бирюзовых чемодана. Когда мы выходим из магазина, я чувствую на себе испытующий взгляд Рэйчел.

— Ты все еще хочешь, чтобы мы пообедали вместе? — спрашивает она. — Можешь передумать, если что.

Я представляю, как сейчас придется сидеть за столом и болтать обо всем и ни о чем, старательно избегая разговора о той женщине, и вдруг чувствую, что не выдержу.

— Знаешь, у меня что-то голова совсем раскалывается. Слишком хорошо вчера праздновали, наверно. Давай пообедаем на следующей неделе? Я же теперь в любой день могу, у меня каникулы.

— Конечно, давай. Но к Сьюзи-то ты сегодня собираешься? Придешь в себя к вечеру?

— Разумеется! Но ты не могла бы на всякий случай прихватить эти чемоданы?

— Легко! Ты где припарковалась?

— В конце Хай-стрит.

— Понятно, — кивает она. — А я на многоэтажной. Тогда прощаемся здесь?

Я показываю на чемоданы: