Бернар Миньер
Гадкая ночь
Лоре Муньоз. Это роман и ее тоже.
Жо (1953–2016)
Кто скачет, кто мчится
Под хладною мглой?
Ездок запоздалый.
С ним сын молодой.
Гёте «Лесной царь»
В другой раз.
Было еще темно.
Ив Бонфуа
Прелюдия
Она смотрит на часы. Скоро полночь.
Ночной поезд. Ночные поезда — разломы в пространстве-времени, параллельные вселенные: внезапно приостановленная жизнь, тишина, неподвижность. Оцепенелые тела; вялость, сны, похрапывание… И бешеный галоп колес по рельсам, скорость, влекущая людей — их сущности, их прошлое, их будущее — в другое место, до поры скрытое во тьме.
Кто знает, что может стрястись между пунктами А и Б?
Дерево, упавшее на рельсы, злонамеренный пассажир, задремавший машинист… Она размышляет, не углубляясь и не зацикливаясь, скорее из праздности, чем от страха. После Гейло [Гейло — один из самых известных и популярных норвежских горнолыжных курортов, расположен посередине пути между Осло и Бергеном. Первые горнолыжные соревнования в Норвегии были проведены именно здесь, в 1935 г. Снег тут лежит практически круглый год. — Здесь и далее прим. пер.] никто не садился, она в вагоне одна. Поезд идет со всеми остановками. Аскер. Драммен. Хёнефосс. Гуль. Ол [Станции на железнодорожной линии Осло — Берген.]. Станции, которые вот-вот исчезнут под снегом, — две железнодорожные колеи — четыре рельса, пара зданий (скорее хижин), — как в Устаосете [Устаосет — деревня в муниципалитете Хол, Норвегия, — впервые заняла видное место в 1909 г. с открытием железнодорожной линии между Осло и Бергеном; является финишем в ежегодном лыжном марафоне Скарвереннет (38 км свободным стилем).], где сошла одна женщина. Она замечает далекие огни, микроскопические в безразмерной норвежской ночи. Несколько отдельно стоящих домов, где над входной дверью всю ночь горят фонари.
В вагоне никого: сразу видно — среда. Когда наступает зима, поезд с четверга по понедельник переполнен, едут в основном туристы-азиаты и молодежь, пункт назначения — горнолыжные базы. А летом четыреста восемьдесят четыре километра линии Осло — Берген считаются одной из самых красочных «железок» в мире: сто восемьдесят два туннеля, виадуки, озера и фьорды. Но в сердце северной ночи, такой ледяной, как нынешняя, в середине недели здесь нет ни души. Широкий проход с рядами одинаковых кресел по обе стороны тих, безмолвен и производит гнетущее впечатление, как будто пассажиры услышали сигнал тревоги и вышли. Все. Кроме нее.
Она зевает. Заснуть не удалось, несмотря на плед и маску-шоры. Пустой поезд не позволяет расслабиться, да и привычка быть настороже не добавляет покоя. Профессия обязывает…
Она прислушивается. Никаких звуков. Никто не ерзает на сиденье, не возится с багажом, не открывает дверь.
Она обводит взглядом пустующие места, серые перегородки, проход, туманные стекла… вздыхает, закрывает глаза. Вдруг все-таки получится вздремнуть?
* * *
Красный поезд появляется из туннеля, как язык изо рта, на фоне ледяного пейзажа. Серовато-синяя ночь, непроницаемая чернота туннеля, белый с голубизной снег, серый лед. И вдруг — молнией — ярко-красный состав, напоминающий кровавый прибой, готовый затопить перрон.
Финсе [Станция на железнодорожной линии Осло — Берген, следующая после Гейло.]. Самая высокая точка на линии — 1222 метра над уровнем моря.
Вокзальчик в снежно-ледяном плену, на крыше пуховая перина. Три человека — женщина и молодая пара — прохаживаются под желтыми фонарями по платформе, больше похожей на участок лыжной беговой дистанции.
Кирстен отодвинулась от окна, и снаружи все снова погрузилось во тьму. Она услышала, как вздохнула раздвижная дверь, и уловила какое-то движение в самом конце прохода. Женщина. Лет сорок. Моя ровесница… Кирстен вернулась к чтению. Ей все-таки удалось поспать. Не больше часа, но и на том спасибо — из Осло она стартовала четыре часа назад. Кирстен предпочла бы самолет или — на худой конец — спальный вагон, но начальство решило сэкономить, и вот он, ночной поезд, сидячие места… Экономия бюджета, ничего не поделаешь. Она решила проглядеть свои заметки и достала планшет. Итак. В Бергене, в Мариакирхен [Церковь Пресвятой Девы Марии — самое старое строение в Бергене, расположено в глубине комплекса зданий Ганзейской набережной Брюгген. Храм был возведен в XII в. Из 12 церквей и трех монастырей, существовавших в то время, он единственный дошел до наших дней в первозданном виде.], найдено тело. Мертвая — убитая — женщина лежала на алтаре среди предметов культа. Аминь.
— Извини…
Она подняла глаза. Ей улыбалась вошедшая в Финсе женщина.
— Не возражаешь [Норвежцы обращаются на «ты» даже к незнакомым людям.], если я сяду напротив тебя? Обещаю не мешать. Мне всегда не по себе в ночных поездах, а этот к тому же совсем пустой…
Кирстен, конечно, возражала, но коротко улыбнулась и сказала:
— Садись, пожалуйста. Едешь до Бергена?
— Д-да… Ты тоже?
Она перечитала свои заметки. Сотрудник, звонивший из Бергена, был немногословен. Каспер Стрэнд. Интересно, он и в расследованиях такой же верхогляд? По его сведениям, бездомный, проходивший вечером мимо Мариакирхен, услышал крик и дал деру, но ему не повезло — напоролся на патруль.
Куда намылился, братец?
Рассказ о жутком вопле там внутри констеблей нимало не впечатлил (по тону Стрэнда и некоторым туманным намекам она поняла, что бродягу знают как облупленного), но на улице было холодно и мокро, ребята скучали — и сочли, что даже в ледяном нефе будет уютнее, чем под ветром и дождем, пришедшими с моря. (Да, да, именно так выразился ее бергенский коллега. Надо же, поэт в рядах полиции…)
Она не стала смотреть присланное ей видео из церкви. Из-за женщины, устроившейся напротив. Кирстен вздохнула. Она надеялась, что попутчица вздремнет, но та была бодра и весела, как утренняя пташка. Кирстен бросила на нее взгляд из-под ресниц и поймала ответный. Незнакомка улыбнулась — то ли дружески, то ли насмешливо — и спросила:
— Работаешь в полиции?
Кирстен с трудом сдержала раздражение. В углу экрана красовались лев, корона и слово ПОЛИЦИЯ, так что ясновидение тут ни при чем. Она посмотрела на женщину — не враждебно, но и без особой симпатии, а уж улыбнулась тонкими губами совсем неласково. В комиссариате Осло никто не назвал бы Кирстен Нигаард приятным человеком.
— Да.
— Не будет нескромностью спросить, в каком управлении?
«Будет, будет, конечно, будет!» — раздражилась Кирстен, но решила ответить:
— В Крипо [Национальная служба уголовного розыска Норвегии (криминальная полиция). Занимается борьбой с организованной преступностью и иными тяжкими преступлениями.].
— Понимаю… ну… нет… не понимаю… Особая профессия, верно?
— Можно сказать и так.
— И ты едешь в Берген из-за…
Кирстен молчала, не собираясь помогать нахалке вести беседу.
— Из-за… ну ты понимаешь… Из-за преступления, так ведь?
— Да.
Сухой тон. Женщина прикусила губу, покачала головой, поняв, что вторглась в запретную зону.
— Прости, вечно я лезу не в свое дело…
Она потянулась к сумке.
— У меня полный термос кофе. Хочешь?
Кирстен колебалась, но все-таки согласилась.
— Наливай.
— Ночь будет долгой. Я — Хельга.
— Кирстен.
* * *
— Значит, живешь одна и сейчас у тебя никого нет?
Кирстен внезапно поняла, что слишком расслабилась и наболтала много лишнего. Эта женщина — та еще ловкачка, если сумела сделать профессионального дознавателя! Даже в самых банальных межличностных отношениях безотказно работает правило: хочешь узнать правду — слушай внимательно и изображай неподдельный интерес. Хельга была бы незаменима в работе со свидетелями; многие в Крипо уступают этой тетке в искусстве допроса! Забавно… Впрочем, сейчас Кирстен было не до смеха, поведение случайной попутчицы начинало действовать ей на нервы.
— Попробую поспать… — сказала она, — у меня завтра трудный день. Не завтра — уже сегодня. — Посмотрела на часы. — До Бергена два часа, нужно отдохнуть.
Выражение лица случайной попутчицы сделалось странным. Она кивнула:
— Конечно. Раз ты так хочешь…
Сухость тона привела Кирстен в замешательство. Изначально она что-то пропустила в этой женщине, а теперь вот вылезло: Хельга не любит, когда ее гладят против шерсти, легко заводится, у нее манихейское видение мира. Жаждет внимания и склонна добиваться его любым способом.
Кирстен постаралась вспомнить, как преподаватели Высшей полицейской школы советовали общаться с подобными свидетелями или подозреваемыми, и закрыла глаза, надеясь положить конец общению.
— Извини…
Кирстен подняла веки.
— Извини, что потревожила, — повторила Хельга. — Я пересяду. — Она шмыгнула носом, одарила Кирстен сочувствующей улыбочкой. У нее вдруг расширились зрачки. — Вряд ли у тебя много друзей.
— О чем ты, не понимаю…
— О твоем мерзком характере. Об умении спроваживать людей. О высокомерии. Неудивительно, что ты одинока.
Кирстен напряглась. Открыла рот, собираясь отбрить мерзавку, но та вскочила, сдернула с полки саквояж.
— Приношу извинения за доставленные неудобства! — рявкнула она и пошла прочь.
«Ну и отлично, — подумала Кирстен. — Найди себе другую мишень…»
* * *
Она задремала. Ей снился сон. Вкрадчивый язвительный голос шипел в ухо: сволочь, дрянь. Кирстен вздрогнула, открыла глаза и едва не подскочила, обнаружив Хельгу в соседнем кресле. Она придвинулась совсем близко и изучала лицо Кирстен, как биолог — амебу в микроскоп.
— Чего тебе?
Хельга на самом деле это сказала? Дрянь. Я услышала слово наяву или во сне?
— Хотела пожелать: да пошла ты!..
Гнев, подобный черной грозовой туче, рвался на свободу.
— Что ты сейчас сказала?
* * *
В 07:01 поезд втянулся в вокзал Бергена. «Десятиминутная задержка — ничто для Норвежских государственных железных дорог», — думал Каспер Стрэнд, вышагивая туда-сюда по перрону. Темнота окутала мир. В такую хмурую погоду беспросветный мрак будет властвовать над городом до девяти утра.
Она сошла с подножки, подняла голову — и сразу вычислила коллегу среди немногочисленных встречающих.
