— Оксид азота.
— Да. Веселящий газ. Его открыл в 1776 году Джозеф Пристли. Люди тогда собирались целыми компаниями, чтобы подышать этим газом и посмеяться. Дантист Хорас Уэллс решил применять его для анестезии во время зубоврачебных операций. Правда, появилась опасность асфиксии из-за нехватки кислорода. Поэтому в современную его версию добавлен кислород. Этот газ смягчает и усиливает эффект от других анестезирующих средств, в основном являющихся производными от кураре или морфина.
— Мне кажется, оксид азота также используется в качестве пропеллента в баллончиках со взбитыми сливками, — вспоминает Исидор.
— Точно. И еще для чистки компьютеров от пыли. Он даже входит в состав ракетного топлива. А некоторые используют его в качестве наркотика.
— С побочными эффектами…
Нет, вы только их послушайте! Как они хвастаются своей образованностью! К тому же эта Скалез, наверное, просто садистка, которая нарочно мучает нас.
— Профессор Смит в 1992 году открыл отравляющее действие веселящего газа, обнаружив причину болезней, проистекающих от применения анестезии.
— Пациенты вдыхали слишком много оксида азота?
— Я вам не мешаю? — язвительно спрашивает Лукреция.
— Продолжайте, Катрин! Вы позволите мне называть вас Катрин?
Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!
— Да, конечно. Они действительно получали слишком большую дозу оксида азота.
— И у них начинались проблемы с нервной системой и дыхательным аппаратом. Значит, вы увеличили токсический эффект?
Но тут Катрин Скалез дает понять, что вывод слишком поспешен. Ей хочется подробнее рассказать о своем изобретении.
— Я решила применить концентрированный оксид азота и удвоить эффект газом.
— И у вас получился смертельно опасный химический смех? — говорит Лукреция, желая участвовать в беседе.
— К летальному исходу приводит соединение оксида азота, дополнительных газов и шутки. Вот состав токсичных ингредиентов моего коктейля: семьдесят процентов оксида азота, двадцать процентов других газов и только десять процентов — воздействие самой шутки. Если сравнивать с динамитом, то оксид азота — это порох, дополнительные газы — фитиль, а шутка — огонь.
Потрясенный Исидор теряет дар речи.
— Я не уверена, что правильно вас поняла, — признается Лукреция.
Исидор овладевает собой и спешит объяснить:
— Химическая субстанция воздействует на нейромедиаторы, как машины, которые заезжают на паром, вмещающий сто машин. Нормальное количество оксида азота — это семьдесят машин. Дополнительные газы — еще двадцать машин. Итого на пароме находится девяносто машин. Мы добавляем интеллектуальный возбудитель, и последние десять машин занимают место на пароме. Нейромедиаторы перенасыщены, что провоцирует начало следующего этапа: заполненный машинами паром покидает причал и начинает пересекать реку Стикс, направляясь к противоположному берегу под названием Смерть.
— Именно так все и происходит, — подтверждает доктор.
— И этого достаточно, чтобы умереть?
— Перенасыщение нейромедиаторов вызывает очень мощный эмоциональный взрыв, из-за которого начинается фибрилляция сердца. Даже очень здоровое сердце не выдерживает такой нагрузки и останавливается.
Доктор пишет на доске:
...Окись азота + вспомогательные средства + шутка — фибрилляция = остановка сердца.
Она решила интеллектуальную проблему при помощи химии. Ничто не могло остановить ее на пути к цели.
Катрин показывает на чемоданчик.
— Самым сложным оказалось претворить идею в жизнь.
Катрин Скалез рисует на доске схему, указывая положение баллончиков с газом.
— Я испытала смесь на морских свинках. Они впали в коматозное состояние. Девяносто процентов эффекта было достигнуто. Затем я перешла на кроликов, потом — на обезьян. Они все доходили до предынфарктного состояния, но последнего толчка не хватало.
— «Смех свойственен только человеку», — напоминает Исидор.
— Да, не хватало тех самых десяти процентов.
— Невероятно, — повторяет Исидор. — Есть динамит и фитиль, но нет искры.
— Выбора у меня не было, и первым подопытным стал тот, ради кого, собственно, все и затевалось: сам Циклоп.
Я так и знала. Это все-таки убийство! И убийство при помощи «Шутки, Которая Убивает»!
Катрин Скалез продолжает бесстрастным тоном профессионала:
— Здесь я тоже столкнулась с определенными сложностями. Как сделать так, чтобы не подвергнуть опасности жизнь других людей?
— И вы решили использовать фотобумагу, которая чернеет от света.
— Да, но это практическая сторона дела. Как заставить Дария заинтересоваться содержимым шкатулки? Тут я использовала психологическое оружие…
— Вы переоделись в грустного клоуна?
— Хотела напомнить ему о прошлом и надеялась пробудить в нем любопытство. Он не увидит моего лица, но узнает грим.
— И получилось?
— Да еще как! Все прошло идеально. Он сказал: «Кати, дорогая! Сколько лет, сколько зим! Как я рад тебя видеть! Ну, как поживаешь?» Он говорил так, словно нас связывала ничем не омраченная давняя дружба. Одно достоинство за ним все-таки надо признать. Он великолепно держался, никогда не показывал истинных чувств, находил в себе силы оставаться любезным со злейшими врагами. В турнире «ПЗС» он был бы великолепен! Он убивал, предавал, унижал, но всегда с улыбкой, с шуткой, не повышая голоса.
— И вы ему сказали: «Вот что ты всегда хотел знать»? — говорит Лукреция.
Катрин Скалез оборачивается к Лукреции.
— К моему великому удивлению, это подействовало. Я поняла это, посмотрев на другой день телевизор.
— То есть шутку, которая действительно убивает, изобрели вы? Вы гений, — признает Исидор. — Ниссим гордился бы вами. Вы превзошли его. Ваше имя должно остаться в истории рядом с именами Марии Кюри, Розалин Сасмен Ялоу, Риты Леви-Монтальчини.
Нет, я все-таки сплю. Он сейчас начнет рассыпаться в благодарностях за то, что она совершила преступление.
— Вы убийца! — произносит Лукреция.
Доктор Катрин Скалез ничего не отвечает.
— Когда вы пришли ко мне, господин Катценберг, и заговорили о «смерти от смеха», я поняла, что появился человек, напавший на верный след.
— Ничего, что я тоже здесь? — снова спрашивает Лукреция.
— Я тут же навела о вас справки и поняла, кто вы. Ваша биография произвела на меня сильное впечатление.
— Услышать комплимент от такой женщины, как вы, редкое счастье, — шепчет Исидор с полупоклоном.
— Мы в какой-то степени пионеры, каждый в своей области. Поэтому отношения с обществом у нас более трудные, чем у тех, кто просто идет проторенным путем и повторяет избитые истины.
Нет, вы только послушайте, как они воркуют!
— Вы только что признались, что умышленно и хладнокровно убили человека. Почувствовав безнаказанность, вы использовали «машину смерти» снова против ни в чем не повинного Тадеуша Возняка.
Доктор Скалез наконец обращает внимание на Лукрецию.
— Он дал ложные показания. Он заслуживал наказания.
— А затем вы послали шкатулку нам в журнал!
— Каждый борется, как может, — прерывает Лукрецию Исидор. — Нельзя упрекать противника за то, что он защищается.
— Я сделала это только для того, чтобы вы прекратили расследование. Я видела, что вы приближаетесь ко мне гигантскими шагами.
Лукреция не обращает внимания на замечание коллеги.
— Вы не постеснялись напасть на старушку. Вы хотели убить Анну Магдалену Возняк!
На лице Катрин Скалез появляется отвращение:
— Ее лжесвидетельство решило исход дела. Если бы она промолчала, я могла бы выиграть процесс. И Дарий был бы сейчас жив.
— В тюрьме?
— Конечно, где ему самое место.
— Он не создал бы свои скетчи, не сделал бы карьеру, не построил бы театр для молодых талантливых юмористов. Миллионы французов не смеялись бы его шуткам, — напоминает Лукреция.
— Да. А еще он не обворовал бы ни одного комика. И ни один юморист не погиб бы на турнире «Пуля за Смех», — добавляет Исидор.
А я покончила бы жизнь самоубийством в приюте.
Катрин Скалез со странной нежностью касается чемоданчика.
— Все встало на свои места. И мой отец отныне покоится в мире.
Доктор достает из ящика стола клоунский нос чуть большего размера, чем прежние. Она нервно вертит игрушку в руках.
— Теперь вы знаете все. Почти все.
Неторопливыми точными движениями она набирает код на клавиатуре замка стального чемоданчика. Щелкают два язычка. Она достает маленькую синюю лакированную шкатулку и показывает ее Исидору и Лукреции. Те видят знакомые золотые блестящие буквы. «B.Q.T.» и стилизованную надпись «Не читать!».
Доктор надевает клоунский нос и говорит гнусавым голосом:
— Вы потратили столько сил, что я должна удовлетворить ваше любопытство. Вот то, что вы всегда хотели знать.
С этими словами она открывает шкатулку и поворачивает ее к Исидору и Лукреции. Из двух отверстий с громким шипением вырываются струи серого газа. Серое облако быстро заволакивает комнату.
— Лукреция, не дышите! — восклицает Исидор. — Бежим отсюда!
Он зажимает пальцами нос, Лукреция следует его примеру.
— Она сама в безопасности! Красный нос — это противогаз! — кричит она.
Теперь они видят в большом красном клоунском носу решетку фильтра.
— Браво, мадемуазель. Это действительно мое изобретение: «Клоунский нос — миниатюрный противогаз», — подтверждает гнусавым голосом доктор Скалез. — А сейчас вы, наверное, ищете вот это?
Она улыбается и показывает им ключ от двери.
— Как жаль видеть гибель мужчины, который, кажется, меня понимает. Это такая редкость. Но, боюсь, вы не оставили мне выбора. Вы сами виноваты. Вы заставили меня рассказать вам слишком много.
Лукреция краснеет и приоткрывает рот, чтобы вдохнуть немного воздуха. Несколько миллионов атомов газа проникают внутрь. Достигают легких. Проникают в кровь. Сердце гонит кровь по сонной артерии к мозгу. В глубинах серого вещества происходит описанная Исидором химическая реакция. Клетки насыщаются газом на девяносто процентов.
Лукреция чувствует непреодолимое желание смеяться. Хохот накапливается в ней, как пар в гейзере.
Нет! Нельзя! Надо держаться. Это всего лишь химическая реакция!
Лукреция хочет ударить доктора Скалез, но у нее нет на это сил. Ее вялые жесты смешны. Ее сердце начинает стучать с утроенной скоростью.
Катрин Скалез вынимает из шкатулки свернутый в трубочку листок обычной бумаги. Она кладет записку на видное место.
— Я оставляю вам «Шутку, Которая Убивает». И осмелюсь дать совет: «Не читайте»!
Лукреция закрывает одной рукой глаза себе, другой — Исидору. Доктор Катрин Скалез спокойно выходит из кабинета и запирает дверь на ключ. Исидор и Лукреция не в состоянии ей помешать. Исидор отталкивает руку Лукреции, он хочет увидеть записку. Лукреция вцепляется в его рукав. Она пытает выговорить сквозь смех:
— Это искра… для пороха. Если вы прочтете… шутку… ха-ха-ха… будет взрыв! Ха-ха-ха!
Начинается то ли танец, то ли борьба. Исидор пытается схватить записку, Лукреция старается его удержать. Исидор спотыкается и падает. Он начинает корчиться на земле. На губах Лукреции выступает пена, она стучит кулаком по полу, надеясь, что боль пересилит действие веселящего газа.
— Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
Их дыхание становится прерывистым, сердцебиение учащается. Исидор хватается за ножку кресла и с трудом поднимается на ноги. Он снова пытается подойти к столу, на котором лежит листок бумаги с манящей смертоносной шуткой. Лукреция пытается его остановить.
— Ха-ха-ха! Нет… Ха-ха-ха! Исидор… Ха-ха-ха! Не читайте…
170
Три белые мышки сидят в клетке и хвастаются.
Первая говорит:
— Я — великий ученый. Я занимаюсь физикой. У меня в клетке стоит колесо, подсоединенное к динамо-машине. Я открыл закон, который гласит: «Чем быстрее я бегу в колесе, тем ярче горит лампочка».
Вторая мышка отвечает:
— Это что! Я тоже ученый, только гораздо более великий. Я занимаюсь геометрией. Я вывел математическую формулу, позволяющую в два счета найти выход из любого лабиринта. Благодаря этой формуле можно сэкономить много времени.
Третья мышка вступает в разговор:
— Чепуха! Вот я действительно сделала настоящее открытие. Я занимаюсь психологией животных. Можете мне не верить, но я подчинил людей своей воле. Это называется «условный рефлекс». Достаточно нажать на кнопку звонка, и люди тут же приносят еду.
Отрывок из скетча Дария Возняка «Наши друзья животные»
171
Звуки хохота наполняют кабинет доктора Скалез. Исидору и Лукреции кажется, что давно умершие юмористы, в нелепых позах застывшие на фотографиях, с усмешкой наблюдают за ними.
Исидор по-прежнему пытается дотянуться до стола, на котором лежит освещенный лампой листок — предмет всеобщего вожделения.
Это не фотобумага, думает Лукреция, используя те нейроны, которые еще нормально функционируют. Она не почернеет на свету.
Катрин Скалез говорила, что шутка состоит их трех частей.
Голова монстра.
Туловище.
И хвост.
Если прочесть все три части, дракон изрыгнет пламя, которое подожжет фитиль и взорвет динамит.
Перекатившись по полу, Лукреция хватает приближающегося к столу Исидора за ногу. Сотрясаясь от хохота, они вяло борются.
— Дайте мне прочесть, Лукреция! Ха-ха-ха!
— Ни за что, никогда! Ха-ха-ха!
— Я хочу знать! Ха-ха-ха!
Исидор плачет крупными слезами, но неуклонно продвигается к заветной цели.
Вот его слабое место. Любопытство.
Я сильнее его. Я могу смириться с незнанием.
Неожиданно в памяти Лукреции возникает золотая статуя, венчающая купол церкви Сен-Мишель. Святой Михаил, убивающий дракона.
Она должна силой разума одолеть дракона.
Любовь — это меч.
Остроумие — щит.
Она уже не помнит, где прочитала эти слова, которые сейчас приобретают особый смысл.
Любовь — это меч.
Лукреция знает, что любовь к Исидору поможет ей найти оружие, которое победит его любопытство. Она перебирает в памяти моменты, которые помогали ей преодолеть первобытный импульс. Вспоминает Мари-Анж и страдания, которые та ей причинила.
Вот тормоз, использовать который нас научил Стефан Крауц.
Я должна отчетливо представить себе этот страшный миг из прошлого.
Мне нужно вновь почувствовать, как она привязывает меня к кровати, как затягивает повязку на глазах, как засовывает кляп в рот.
«С первым апреля!»
Вот зачем необходимы трагические воспоминания. Они отбивают охоту читать смертоносные шутки.
Она воображает себя в таких же латах, с таким же щитом и мечом, как у святого Архангела Михаила. Она вонзает клинок в голову дракона. Тот разевает пасть и умирает.
Во всю силу своих легких, она издает бешеный боевой клич:
— С первым апреля!
Лукреция чувствует прилив сил. Она встает, хватает записку и рвет ее на четыре части.
К ней приближается хохочущий Исидор и пытается собрать обрывки текста, словно пазл. Лукреция, не прекращая смеяться, рвет бумагу на мелкие клочки, но Исидор упорно продолжает складывать на глазах усложняющуюся головоломку.
Абсурдность собственного поведения вызывает у Исидора и Лукреции новый приступ хохота, и они, обессиленные, падают на пол.
Через некоторое время Лукреция, задыхаясь, с трудом встает и пытается открыть окно, но не находит ни ручки, ни шпингалета. Она берет стул и из последних сил швыряет его в стекло, которое выдерживает удар.
Исидор добредает до коллекции клоунских носов и разбивает витрину. Но фильтра у носов нет. Исидор, опираясь о стену, добирается до стола, открывает ящик, достает огромный клоунский нос и надевает его.
— Ха-ха-ха! Не смешите меня, сейчас… совсем не подходящий момент. Ха-ха-ха!
Но секунду спустя Лукреция понимает, что Исидор нашел противогазы, и тоже поспешно натягивает на себя маску. Им становится легче дышать, они постепенно находят в себе силы самостоятельно держаться на ногах.
Лукреция пытается высадить дверь, но та слишком прочная. Исидор снимает трубку со стоящего на столе телефона.
— Ха-ха-ха! Алло, полиция? Освободите нас, мы заперты в больнице Жоржа Помпиду, в неврологическом отделении. Ха-ха-ха!
Полицейский на другом конце провода решает, что это шутка, и бросает трубку. Исидор звонит пожарным, но с тем же результатом.
— Ха-ха-ха! Нужно позвонить надежным людям. Я сейчас попытаюсь, — говорит Исидор, пытаясь вспомнить номер и набрать его непослушными пальцами.
Помещение по-прежнему полно веселящего газа. И даже сквозь фильтр противогаза Исидор и Лукреция продолжают им дышать.
— Не знаю, когда подоспеет помощь. Надо думать о чем-то печальном, — говорит он.
— Экономический кризис?
Лукреция хохочет.
— Ха-ха-ха! Осторожно, — говорит она, успокаиваясь. — Если будете смешить меня, я могу умереть. Нужно найти действительно грустную тему.
— Глобальное потепление?
Лукреция снова покатывается со смеху.
— Ха-ха-ха! О чем вы думаете, чтобы отдалить момент семяизвержения во время секса? — спрашивает она.
— Чтобы продержаться подольше, я думаю о Тенардье.
Лукреция опять хохочет, ее сердце начинает бешено колотиться.
— Ха-ха-ха! Вы убьете меня, Исидор! Скорее что-то печальное!
— Не знаю, подумайте о смерти ваших родителей.
Девушка продолжает смеяться.
— Ха-ха-ха! Вы забыли, что я — сирота! Родители бросили меня на кладбище!
— Извините!
Исидор тоже хохочет.
— Вот, я придумал нечто очень грустное.
Он шепчет что-то на ухо Лукреции, и им удается немного успокоиться. Сердцебиение замедляется, но тела продолжают корчиться от судорог и спазмов.
Тут Лукреции в голову приходит идея. Вспомнив, как Исидор спас ее в театре Дария, она собирает обрывки бумаги, оставшиеся от смертоносной шутки, и поджигает их. Огонь разгорается. Дым поднимается к противопожарному датчику и… ничего не происходит.
Лукреция подносит горящую бумагу прямо к датчику, но он не включается. Видимо, он неисправен.
Ну, теперь мы пропали. Главное, не смеяться над этой анекдотической ситуацией.
И тут дверь в кабинет резко распахивается.
Исидор и Лукреция с изумлением смотрят на своего спасителя. Это Жак Люстик, Капитан Каламбур и хранитель подземного зала с неудачными анекдотами. Он решительно входит в комнату, держа в руках инструмент, позволивший ему открыть дверь — обычный лом.
— Извините за некоторое опоздание, — говорит он. — По приказу Беатрис я иду по вашему следу с тех пор, как вы покинули монастырь на горе Сен-Мишель. Честно говоря, маячком мне служил ваш хохочущий брелок. Меня задержало одно недоразумение, случилось вот что…
Лукреция бросается к нему и зажимает ему рот.
Он хотел завершить фразу шуткой.
Не стоит курить, сидя на пороховой бочке.
Исидор, поняв ход мысли своей спутницы, кладет руку поверх ее ладони, чтобы лишить Жака всякой возможности произнести хотя бы слово.
Глаза Капитана Каламбура округляются от удивления. Лукреция, вытирая слезы, задыхаясь, с трудом выговаривает:
— Нет, Жак, пожалуйста… Умоляю, молчите!.. Ни одной шутки, никакой игры слов. Если вы хотите что-то сказать нам, то пусто это будет нечто печальное, трагическое и деморализующее, хорошо?
