Бернард Корнуэлл

Гибель королей

Посвящается Энни Леклер, писателю и другу, который помог мне написать первую строку

Географические названия

Написание географических названий в Англии времен англов и саксов характеризовалось разнообразием, так как не устоялось само звучание названий. Так, Лондон мог называться Лундонией, Лунденбергом, Лунденном, Лунденом, Лунденвиком, Лунденсестером и Лундресом. Уверен, некоторые читатели предпочтут другие варианты тех географических названий, что приведены в списке ниже, но я обычно использую написание, которое дает «Оксфордский» или «Кэмбриджский словарь английских географических названий» для эпохи около 900 года н. э., хотя и оно не является непреложной истиной. В 956 году название острова Хейлинг писалось как Хейлинсиге и как Хеглингаигге. Я тоже проявил непоследовательность: мне следовало бы вместо Англия писать Англаланд, а еще я предпочел современное Нортумбрия древнему Нортхимбралонд. Я сделал это ради того, чтобы показать, что границы древнего королевства не совпадали с границами современного графства. Так что мой список столь же причудлив, сколь и само написание географических названий.


Баддан Бириг — крепость Бэдбери-Рингз, Дорсет

Бемфлеот — Бенфлит, Эссекс

Беббанбург — Бамбург, Нортумберленд

Беданфорд — Бедфорд, Бердфордшир

Бланефорд — Блэндфорд-Форум, Дорсет

Буккингахамм — Буккингэм, Буккингэмшир

Буккестан — Бакстон, Дербишир

Виграсестер — Вустер, Вустершир

Гегнесбург — Гейнсборо, Линкольншир

Глевесестер — Глостер, Глостершир

Грантасестер — Кэмбридж, Кэмбридшир

Думнок — Данвич, графство Дурхэм

Йофервик — Йорк, Йоркшир (датчане называли его Йорвик)

Контварабург — Кентербери, Кент

Кракгелад — Криклейд, Уилтшир

Кумбраланд — Кумберленд

Лиссельфельд — Личфилд, Стаффордшир

Линдисфарена — Линдисфарн (остров Холи), Нотумберленд

Лунден — Лондон

Медвег, река — река Мидуэй, Кент

Натанграфум — Нотгроув, Глостершир

Окснафорда — Оксфорд, Оксфордшир

Ратумакос — Руан, Нормандия, Франция

Рочесестер — Рокзетер, Шропшир

Сарисбери — Солсбери, Уилтшир

Сент — графство Кент

Сеобириг — Шобери, Эссекс

Сестер — Честер, Чешир

Сефтесбери — Шафтсбери, Дорсет

Сининг Тун — Кингстон-на-Темзе, Большой Лондон

Сиппанхамм — Чиппенхэм, Уилтшир

Сирренсестер — Сайренсестер, Глостершир

Ситринган — Кеттеринг, Нортгемптоншир

Скроббесбург — Шрусбери, Шропшир

Снотенгахам — Ноттингэм, Ноттингэмшир

Суморсет — Сомерсет

Темез, река — река Темза

Твеокснам — Крайстчерч, Дорсет

Торнсета — Дорсет

Тофесестер — Таустер, Нортгэмптоншир

Трент, река — река Трент

Турканден — Теркден, Глостершир

Уилтуншир — Уилтшир

Уимбурнан — Уимборн, Дорсет

Уинтансестер — Уинчестер, Хэмпшир

Фагранфорда — Фейрфорд, Глостершир

Фернхамм — Фарнхэм, Суррей

Фифхидан — Файфилд, Уилтшир

Фугхелнесс — остров Фаулнесс, Эссекс

Хотледж, река — Хадли-Рей, Эссекс

Хрофесестер — Рочестер, Кент

Хумбер, река — река Хамбер

Хунтандон — Хантингдон, Кэмбриджшир

Экзансестер — Экзетер, Девон

Энульфсбириг — Сент-Неот, Кэбриджшир



Часть первая

Колдунья

Глава первая


— Каждый день похож один на другой, — сказал отец Уиллиболд, — за редким исключением.

Он радостно улыбнулся, словно рассчитывал, что я восприму его слова как нечто важное. Но я ничего не сказал, и он сник.

— Каждый день, — снова заговорил он.

— Я тебя услышал, — буркнул я.

— За редким исключением, — уныло закончил он.

Уиллиболд нравился мне, хотя он принадлежал к церковникам. Во времена моего детства он был одним из моих учителей, и сейчас я считал его своим другом. Серьезный по натуре, он обладал мягким характером, и если кроткие когда-либо действительно унаследуют землю, Уиллиболд будет богатейшим из них.

Каждый день действительно похож один на другой, пока что-нибудь не изменится, и то холодное воскресное утро казалось таким же обычным, как все остальные, пока эти идиоты не попытались убить меня. Было ужасно холодно. Всю неделю лил дождь, но в то утро лужи замерзли, а иней выбелил траву. Отец Уиллиболд приехал вскоре после восхода и нашел меня на лугу.

— Вчера в темноте мы не смогли найти твое поместье, — ежась, объяснил он свое раннее появление, — поэтому переночевали в монастыре Святого Румвольда. — Он махнул рукой в сторону юга. — Как же мы там замерзли, — добавил он.

— Эти монахи — жадные мерзавцы, — сказал я.

По идее я должен был еженедельно привозить в монастырь воз дров, однако я игнорировал эту обязанность. Монахи были вполне в состоянии самостоятельно поработать топорами.

— Кем был Румвольд? — спросил я у Уиллиболда. Я знал ответ, но хотел немного помучить старика.

— Он был очень набожным ребенком, лорд, — сказал он.

— Ребенком?

— Младенцем, — сказал он и вздохнул, догадавшись, куда ведет разговор, — он прожил всего три дня, прежде чем умер.

— Трехдневный младенец стал святым?

Уиллиболд всплеснул руками.

— Чудеса случаются, лорд, — сказал он, — они действительно случаются. Говорят, маленький Румвольд воспевал хвалу Господу, когда сосал грудь.

— Я чувствую нечто подобное, когда хватаюсь за титьку какой-нибудь девки, — сказал я, — но это же не делает меня святым?

Уиллиболда передернуло, и он благоразумно сменил тему.

— Я привез тебе сообщение от этелинга, — сказал он, имея в виду Эдуарда, старшего сына короля Альфреда.

— Ну, говори.

— Он теперь король Сента, — радостно объявил Уиллиболд.

— И он отправил тебя в долгий путь только ради того, чтобы сообщить мне об этом?

— Нет-нет. Я просто подумал, что, возможно, ты об этом не слышал.

— Естественно, слышал, — сказал я.

Альфред, король Уэссекса, сделал своего старшего сына королем Сента. Предполагалось, что когда Эдуард будет учиться править, его учеба и ошибки не принесут особого вреда, потому что Сент как-никак часть Уэссекса.

— Он уже погубил Сент?

— Конечно, нет, — сказал Уиллиболд, — хотя… — Он вдруг замолчал.

— Хотя что?

— О, ничего, — с деланой беззаботностью ответил он и притворился, будто заинтересовался овцой. — Сколько у тебя черных овец? — спросил он.

— Может, мне стоит хорошенько потрясти тебя за ноги, пока я не вытрясу все новости? — предложил я.

— Просто Эдуард, в общем… — Он заколебался, затем решил, что будет лучше все рассказать мне — на тот случай, если я действительно вздумаю схватить его за ноги и потрясти. — Просто он захотел жениться на девушке из Сента, а его отец не соглашается. Но это совсем не важно!

Я расхохотался. Эдуард слишком юн, из него не получается идеальный наследник.

— Эдуард взбесился, да?

— Нет-нет! Все это был юношеский каприз, и он давно стал историей. Отец уже простил его.

Я больше не задавал вопросов, хотя мне и стоило бы внимательнее отнестись к этой новости.

— Так в чем состоит послание Эдуарда? — спросил я.

Мы стояли на нижнем лугу моего поместья в Буккингахамме, которое находилось на востоке Мерсии. По сути, эта земля принадлежала Этельфлед, но я платил ей аренду продуктами, а поместье было настолько большим, что могло прокормить тридцать дружинников, многие из которых в это утро отправились в церковь.

— Кстати, а почему ты не в церкви? — спросил я у Уиллиболда прежде, чем он успел ответить на мой первый вопрос. — Сегодня же праздник, верно?

— День Святого Алнота, — сообщил он с каким-то особенным удовольствием. — Мне нужно было найти тебя! — Его голос зазвучал восторженно. — У меня для тебя новости от короля Эдуарда. Каждый день похож…

— За редким исключением, — грубо перебил я его.

— Да, лорд, — покорно произнес он, потом озадаченно нахмурился, — но чем ты тут занимаешься?

— Смотрю на овец, — ответил я, и это было правдой. Я действительно смотрел на две или больше сотни овец, которые тоже глядели на меня и трогательно блеяли.

Уиллиболд повернулся к отаре.

— Замечательные животные, — сказал он так, будто знал, о чем говорит.

— Всего лишь баранина и шерсть, — сказал я, — и я решаю, какая из них будет жить дальше, а какая умрет.

Это было время забоя овец, тот мрачный период года, когда мы резали наших животных. Несколько штук мы оставляли на развод весной, а большую часть забивали, потому что на всю зиму для всех отар и стад корма не хватало.

— Понаблюдай за их спинами, — сказал я Уиллиболду. — Быстрее всего снег тает на шерсти самых здоровых. Вот они-то и останутся в живых.

Я приподнял его шерстяную шляпу и потрепал старика по седеющим волосам.

— А на твоих волосах снега нет, — весело сообщил я, — иначе мне пришлось бы перерезать тебе горло.

Я указал на овцу со сломанным рогом:

— Бери эту!

— Слушаюсь, лорд, — откликнулся пастух, маленький шишковатый дядька с бородой, закрывавшей пол-лица.

Он приказал своим двум гончим оставаться на месте, врезался в отару, с помощью крюка на своей палке зацепил овцу, подтянул ее к краю поля и погнал к другим животным, собранным в дальнем конце луга. Одна из гончих — драный, покрытый шрамами пес, — принялся покусывать овцу за задние ноги, пока пастух не прикрикнул на него. Вообще-то пастух не нуждался в помощи при выборе тех овец, которым предстояло жить или умереть. Он с детства умел отбирать животных, но лорд, который отдает приказ забивать животных, должен проявить к ним хоть крохотное, но уважение, проведя с ними некоторое время.

— Судный день, — сказал Уиллиболд, натягивая шляпу почти до самых ушей.

— Сколько уже? — спросил я у пастуха.

— Джиггит и мумф, — ответил он.

— Этого хватит?

— Хватит, лорд.

— Тогда режь остальных, — сказал я.

— Джиггит и мумф? — удивился Уиллиболд, все еще ежась.

— Двадцать пять, — ответил я. — Яйн, тайн, тетер, метер, мумф. Так считают пастухи. Не знаю почему. Мир полон тайн. Говорят, что некоторые люди даже верят в то, что трехдневный младенец может быть святым.

— Нельзя насмехаться над богом, лорд, — сказал отец Уиллиболд, стараясь сохранять суровый вид.

— Мне можно, — ответил я. — Так чего хочет юный Эдуард?

— О, это самое замечательное, — с энтузиазмом начал Уиллиболд и замолчал, потому что я поднял руку.

Оба пастушьих пса рычали. Оба припали к земле и смотрели на лес. Шел дождь со снегом. Я вгляделся в деревья, но ничего угрожающего среди черных зимних веток не увидел.

— Волки? — спросил я у пастуха.

— Да я волков не видал аж с тех пор, когда рухнул мост, лорд, — ответил тот.

У собак на загривках шерсть встала дыбом. Пастух пощелкал языком, успокаивая их, потом коротко свистнул, и одна собака потрусила к лесу. Другой пес взвыл, недовольный тем, что его не пускают вперед, но пастух тихим голосом произнес короткую команду, и тот успокоился.

А другая собака все бежала к лесу. Это была сука, и она хорошо знала свое дело. Она перепрыгнула через обледеневшую канаву и исчезла в зарослях остролиста. Один раз гавкнув, она вышла из кустов и снова перепрыгнула канаву. На мгновение она остановилась, оглянулась на лес и побежала. А из лесного мрака вслед ей полетела стрела. Пастух свистнул, и сука во весь опор понеслась к нам. Стрела упала позади нее.

— Разбойники, — сказал я.

— Или охотники на оленя, — сказал пастух.

— На моего оленя, — заметил я, продолжая вглядываться в деревья.

Зачем бы браконьеры стали стрелять в пастушью собаку? На их месте самым правильным было бы убежать. Может, это очень глупые браконьеры?

Дождь усилился, к нему добавился холодный восточный ветер. На мне был толстый меховой плащ, высокие сапоги и лисья шапка, так что холода я не чувствовал, а вот Уиллиболд, несмотря на шерстяную накидку и шляпу, уже по-настоящему дрожал в своем черном одеянии.

— Надо бы увести тебя в дом, — сказал я. — В твоем возрасте вредно мерзнуть.

— Я не ожидал, что польет дождь, — ответил Уиллиболд. Вид у него был жалкий.

— К середине дня пойдет снег, — добавил пастух.

— Ведь у тебя где-то поблизости хижина? — спросил я у него.

Он указал на север.

— Сразу за рощей, — ответил он, вытянув руку в сторону плотно растущих деревьев, между которыми вилась тропинка.

— Там есть очаг?

— Да, лорд.

— Веди нас туда, — сказал я.

Я решил оставить Уиллиболда у огня и съездить за теплым плащом и лошадью, чтобы отвезти его к себе домой.

Мы пошли на север, и собаки снова зарычали. Я оглянулся и увидел каких-то людей у края леса. Они стояли неровной шеренгой и смотрели на нас.

— Ты их знаешь? — спросил я у пастуха.

— Они не местные, лорд, и их эддера-а-диз, — ответил он, имея в виду, что их тринадцать. — Несчастливое число, лорд. — Он осенил себя крестным знамением.

— Что?.. — начал отец Уиллиболд.

— Тихо, — перебил я его. Обе пастушьи собаки скалились. — Разбойники, — догадался я, продолжая смотреть на чужаков.

— Святого Алнота убили разбойники, — обеспокоенно проговорил Уиллиболд.

— Значит, не все, что делают разбойники, плохо, — сказал я. — Но эти — полные идиоты.

— Идиоты?

— Напасть на нас — редкий идиотизм, — пояснил я. — Их поймают и разорвут на части.

— Если они прежде не убьют нас, — сказал Уиллиболд.

— Шевелись!

Я подтолкнул старика к леску и, положив руку на рукоятку меча, последовал за ним. Вместо «Вздоха змея», моего большого боевого меча, я сегодня вооружился клинком поменьше и полегче, тем, который я забрал у датчанина, убитого мною в Бемфлеоте. Хотя это был хороший меч, я пожалел, что сейчас со мной нет «Вздоха змея». Я оглянулся. Все тринадцать чужаков уже перебрались через канаву и следовали за нами. У двоих были луки. Остальные были вооружены топорами, ножами или копьями. Уиллиболд начал задыхаться и замедлил шаг.

— Что это? — с трудом произнес он.

— Бандиты? — предположил я. — Бродяги? Не знаю. Бегом!

Я буквально втолкнул его в лес, вытащил меч из ножен и повернулся лицом к преследователям, один из которых уже доставал стрелу из колчана на поясе. Его действия убедили меня в том, что благоразумнее будет уйти в лес вслед за Уиллиболдом. Кольчуги на мне не было, только толстый меховой плащ, который не мог защитить от охотничьей стрелы.

— Не останавливаться! — крикнул я Уиллиболду и захромал по тропинке.

В битве при Этандуне меня ранили в правое бедро. Ранение не мешало ходить, и я даже мог небыстро бегать, но сейчас мне вряд ли удалось бы оторваться от преследователей. Они уже были на расстоянии полета стрелы от меня. Вторая стрела со свистом пронеслась сквозь ветки. «Каждый день похож один на другой, — подумал я, — кроме тех дней, когда становится интересно». Деревья и плотный кустарник мешали преследователям увидеть меня, но они решили, что я последовал за Уиллиболдом, и тоже ступили на тропу. Я же спрятался в плотных зарослях остролиста и укрылся плащом, чтобы они не заметили мои светлые волосы. Преследователи прошли мимо моего укрытия и даже не посмотрели в мою сторону. Два лучника шли впереди.

Я пропустил их вперед и выбрался из зарослей. Я слышал их разговор и по говору понял, что они саксы, возможно, из Мерсии. Грабители, решил я. Поблизости сквозь густые леса проходила римская дорога, и бесхозные людишки устраивали засады на путников, которые, чтобы защититься, путешествовали большими караванами. Я дважды водил свой военный отряд на охоту за такими разбойниками и был уверен, что мне удалось убедить их не заниматься своим ремеслом рядом с моим поместьем. Вот почему сейчас я никак не мог понять, откуда взялись эти чужаки. Они совсем не были похожи на бродяг, случайно забредших в чье-то поместье. Я ощутил, как по спине пробежали мурашки.

Я осторожно приблизился к краю леса и увидел чужаков рядом с хижиной пастуха, которая больше напоминала стог сена. Пастух построил ее из веток и присыпал землей, а наверху оставил отверстие для дыма. Пастуха нигде видно не было, а вот Уиллиболда чужаки уже успели схватить. Судя по всему, они не причинили ему вреда — вероятно, его защищал статус священника. Уиллиболда сторожил только один человек, остальные, должно быть, догадались, что я все еще в лесу: они внимательно вглядывались в заросли, скрывавшие меня.

А потом неожиданно слева от меня выскочили две пастушьи собаки и с лаем бросились на чужаков. Гибкие и стремительные, они кружили вокруг чужаков, то и дело бросаясь на них, щелкая зубами у их ног и отбегая. Только один из чужаков был вооружен мечом, но по тому, как неуклюже он замахнулся на суку, когда она подскочила к нему, и промахнулся, я понял, что владеть им он не умеет. Один из двоих лучников поднял лук и оттянул тетиву, но вдруг упал, как будто его ударили невидимым молотом. Он повалился на спину, а стрела взвилась в небо и упала между деревьями позади меня, не причинив никому вреда. Собаки припали на передние лапы и, оскалившись, зарычали. Поверженный лучник пошевелился, но встать, по всей видимости, не смог. Остальные испуганно сбились в кучу.

Другой лучник поднял лук и вдруг отпрыгнул, выронил оружие и прижал руки к лицу. Я разглядел струйку крови, яркой, как ягоды остролиста. Кровь окрасила белый снег под ногами лучника, который не отнимал рук от лица и сгибался от боли. Собаки залаяли и ринулись в лес. Пошел мокрый снег, тяжелые ледяные капли громко застучали по голым веткам. Двое из чужаков двинулись к хижине пастуха, но были остановлены окриком вожака. Он был моложе остальных и выглядел более зажиточным, во всяком случае, не таким нищим. Его узкое лицо украшала короткая светлая борода, облик дополнял проницательный взгляд. Он был одет в длинный кожаный жилет, под которым я заметил кольчугу. Значит, он либо воин, либо просто украл кольчугу.

— Лорд Утред! — позвал он.

Я не ответил. Мое укрытие было надежным по меньшей мере сейчас. Я знал, что мне нельзя шевелиться: ведь они наверняка оглядывают заросли, напуганные нападением невидимого противника. Кстати, а кто это был? Скорее всего боги, подумал я, или, возможно, христианский святой. Алнот, вероятно, ненавидит разбойников, если они убили его, а эти чужаки — точно разбойники, и кто-то послал их, чтобы убить меня. В этом не было ничего удивительного, потому что в те годы у меня имелось немало врагов. Враги есть у меня и сейчас, хотя я живу за надежным палисадом в Северной Англии, но в ту далекую зиму восемьсот девяносто восьмого года Англии еще не существовало. Были только Нортумбрия и Восточная Англия, Мерсия и Уэссекс, и в первых двух правили датчане, Уэссекс принадлежал саксам, а в Мерсии царил хаос: одну часть занимали датчане, другую саксы. Я сам себе напоминал Мерсию, потому что родился саксом, а воспитан был датчанином. Я продолжал поклоняться датским богам, но судьба обрекла меня защищать саксов-христиан от вездесущих датчан-язычников. Так что многие датчане могли желать моей смерти, однако мне трудно было представить, чтобы для этого дела кто-то из них нанял бы разбойников из Мерсии. Были еще и саксы, которые с радостью посмотрели бы, как хоронят мой хладный труп. Мой кузен Этельред, лорд Мерсии, даже заплатил бы за то, чтобы увидеть, как забрасывают землей мою могилу. Но он подослал бы ко мне воинов, а не бандитов, ведь так? И все же мне казалось, что скорее всего за этими чужаками стоит именно он. Он был женат на Этельфлед, дочери Альфреда Уэссекского, однако я уже успел наставить Этельреду большие рога, и он, по всей видимости, решил щедро отблагодарить меня за это, послав ко мне тринадцать разбойников.