Бернард Корнуэлл

Повелитель войн

«Повелитель войн» посвящается Александру Дреймону


Географические названия

Написание географических наименований в англосаксонской Англии отличалось разночтениями, к тому же существовали разные варианты названий одних и тех же мест. Например, Лондон в различных источниках называется Лундонией, Лунденбергом, Лунденном, Лунденом, Лунденвиком, Лунденкестером и Лундресом.

Без сомнения, у читателей есть свои любимые варианты в том списке, который я привожу ниже. Я принимаю написание, предложенное «Оксфордским словарем английских географических названий» или «Кембриджским словарем английских географических названий» для эпох ближайших или включающих время правления Альфреда — 871–899 годам н. э. Но даже это решение не гарантирует от ошибок. Название острова Хайлинга в 956 году писалось и «Хейлинсиге», и «Хаэглингейгге». Сам я тоже был не слишком последователен, используя современную форму «Нортумбрия» вместо «Нортхюмбралонд», тем самым избегая намека на то, что границы древнего королевства могли совпадать с границами современного графства.

Итак, мой список, как и выбор написания мест, весьма нелогичен:

Беббанбург — Бамбург, Нортумберленд

Бринстэп — Бримстейдж, Чешир

Бургем — Имонт-Бридж, Камбрия

Вилтунскир — Уилтшир

Вир — река Уайр

Вирхелум — Уиррел, Чешир

Глимрекр — Лимерик, Ирландия

Дакор — Дэкр, Камбрия

Дингесмер — Уоллеси-Пул, Чешир

Дунхолм — Дарэм, графство Дарэм

Дун-Эйдин — Эдинбург, Шотландия

Йорвик — Скандинавское название Йорка

Кайр-Лигвалид — Карлайл, Камбрия

Лаутер — река Лоутер

Легесестерскир — Чешир

Линдисфарена — Линдисфарн, Нортумберленд

Линдкольн — Линкольн, Линкольншир

Лунден — Лондон

Мамесестер — Манчестер

Мён — остров Мэн

Мэрс — Мерси

Оркнейяр — Оркнейские острова

Острова Фарнеа — Фарнские острова, Нортумберленд

Раммесбери — Рамсбери, Уилтшир

Риббель — река Риббл

Сестер — Честер, Чешир

Скиптон — Скиптон, Йоркшир

Снотенгэхем — Ноттингем, Ноттингемшир

Снэланд — Исландия

Страт-Клота — Стратклайд

Судрейяр — Гебридские острова

Суморсэта — Сомерсет

Темез — река Темза

Теса — река Тис

Тинан — река Тайн

Туэд — река Туид

Фойрт — река Форт

Хеабург — Уайтли-Касл, Камбрия

Хеден — река Иден

Эмотум — река Имонт

Эофервик — Йорк, Йоркшир

Часть первая

Нарушенная клятва

Глава 1

В кольчужном доспехе летом очень жарко, даже если покрыть его белой льняной тканью. Железо тяжелое и жжет немилосердно, да и кожаная поддевка добавляет неудобств. Солнце с самого утра дышало огнем как кузнечный горн. Конь, которому досаждали мухи, беспокоился. Ни единому дуновению ветерка не удавалось перебраться через угнетенные полуденным солнцем горы. Алдвин, слуга, держал мое копье и щит с нарисованной на нем волчьей головой Беббанбурга. Рукоять меча раскалилась так, что больно было прикасаться. Шлем с серебряным гребнем, подбитый кожей, в бою закрывал всю голову, его нащечники, зашнурованные поверх рта, оставляли видимыми только глаза в обрамлении боевой стали. Противник не разглядит шрамов от проведенной в боях жизни, зато увидит волчью голову, золотую цепь на моей шее и тяжелые золотые браслеты на руках, завоеванные в сражениях. Сейчас шлем болтался на луке седла.

Врагов у меня полно. Я хорошо известен, а самые храбрые либо самые глупые мечтают меня убить, чтобы прославить свое имя. Вот почему я привел к холму восемьдесят три дружинника — чтобы убить меня, противнику придется одолеть также и их. Мы — воины Беббанбурга, свирепая волчья стая с севера. Восемьдесят четвертым был поп.

Священник, сидевший на одном из моих скакунов, не носил кольчуги и не имел оружия. Узкое, чисто выбритое лицо, острые глаза. Он был вдвое моложе меня, но седина уже проступила на висках. Облачен в длинную черную рясу, на шее — золотой крест.

— Тебе в твоем наряде не жарко? — спросил я.

— Неуютно, — подтвердил он. Сказано было на датском, его родном языке, на котором я разговаривал в детстве.

— Ну почему я всегда воюю не на той стороне? — пробормотал я.

На это священник улыбнулся:

— Лорд Утред, никому не уйти от судьбы. Тебе суждено потрудиться ради Господа, желаешь ты того или нет.

Я прикусил язык, с которого готов был сорваться язвительный ответ, и продолжил разглядывать широкую безлесную равнину, где солнце отражалось от белесых скал и серебрилась маленькая речка. Высоко на восточном склоне щипали траву овцы. Пастух заметил нас и попытался угнать стадо на юг, подальше, но оба его пса страдали от жары, усталости и жажды и скорее распугали овец, чем сбили их в отару. Крестьянин зря боялся.

В самой глубине долины когда-то пролегал римский тракт, теперь превратившийся в тропу из утоптанного грунта с наполовину утонувшими в земле и заросшими камнями. Прямая, как бросок копья, дорога следовала руслу, а потом сворачивала на запад. Сворачивала именно там, под горой, где ждали мы. Сокол кружил над поворотом, подставив неподвижные крылья потокам нагретого воздуха. Далекий южный горизонт расплывался в мареве.

И вот из этого марева появился один из моих разведчиков. Он мчался во весь опор, и это могло означать только одно: враг на подходе.

Я отвел своих людей и священника немного назад, за склон, — так, чтобы нас не было видно. В нетерпении я выдвинул Вздох Змея из ножен на ширину ладони и вогнал обратно. Алдвин предложил взять щит, но я покачал головой:

— Пусть появятся.

Отдав ему шлем, я спешился и отправился с Финаном и сыном к гребню, где мы залегли, глядя на юг.

— Как-то все не так, — буркнул я.

— Это судьба, — отозвался Финан. — А судьба — сука.

Мы лежали в высокой траве, глядя на клубы пыли, поднимающиеся из-под копыт скакуна разведчика.

— Ему бы следовало ехать по обочине, — пробормотал Финан. — Там пыли нет.

Разведчик, в котором я теперь узнал Осви, свернул с дороги и начал длинный подъем по склону к тому месту, где залегли мы.

— Ты уверен насчет дракона? — спросил я.

— Такую зверюгу не пропустишь, — ответил Финан. — Чудище пришло с севера, так что это он.

— А звезда падала с севера на юг, — добавил мой сын, сунув руку под кольчугу, чтобы коснуться креста. Утред — христианин.

Пыль в долине осела. Враг приближался, вот только я не ведал, кто этот враг. Знал лишь, что сегодня мне предстоит сразиться с королем, идущим с юга. И все это казалось каким-то неправильным, так как звезда и дракон предрекали, что зло придет с севера.

Все жаждут знамений. Даже христиане ищут знаки в окружающем мире. Мы вглядываемся в полет птиц, опасаемся падения ветки, всматриваемся в рисунок, оставленный ветром на воде, затаиваем дыхание при крике лисицы и сжимаем амулеты, стоит лопнуть струне на арфе. Но знамения тяжело истолковать, если только боги не хотят изложить свою волю прямо. И вот три ночи назад боги отправили в Беббанбург предельно ясное послание.

Зло обязано было прийти с севера.

* * *

По ночному небу над Беббанбургом пролетел дракон. Я сам пропустил это зрелище, зато Финан видел, а я ему доверяю. Зверь был огромный, сказал он, со шкурой словно из чеканного серебра, с горящими как угли глазами и с крыльями, достаточно широкими, чтобы закрыть звезды. При каждом взмахе этих громадных крыльев море бурлило, как при порыве шквалистого ветра в тихую погоду. Чудище повернуло морду в сторону Беббанбурга, и Финан подумал было, что пламя вот-вот охватит всю крепость, но раскинутые крылья еще раз медленно поднялись и опустились, море внизу взволновалось, и дракон полетел на юг.

— А прошлой ночью упала звезда, — сообщил отец Кутберт. — Мехраса ее видела.

Отец Кутберт, беббанбургский священник, был слеп и женат на Мехрасе — диковинной смуглой девице, которую мы спасли от работорговца в Лундене много лет назад. Девицей я называл ее по привычке, потому как она, ясное дело, была теперь уже средних лет. Все мы стареем.

— Звезда падала с севера на юг, — настаивал отец Кутберт.

— И дракон появился с севера, — добавил Финан.

Я промолчал. Бенедетта прильнула к моему плечу. Она тоже ничего не сказала, но ее рука крепче сжала мою.

— Чудеса и знамения, — проговорил отец Кутберт. — Что-то ужасное грядет. — Он перекрестился.

Наступал летний вечер. Мы сидели на улице. Ласточки порхали под карнизами, а внизу, под восточными стенами, беспрестанно накатывались на берег длинные волны. Волны задают нам ритм: бесконечный звук, сопровождающий подъемы и падения. Я родился под этот звук и скоро, должно быть, умру под него. Я коснулся молота-талисмана и взмолился о смерти под шум беббанбургских волн и крики чаек.

— Что-то ужасное, — повторил отец Кутберт. — И придет оно с севера.

А может, дракон и падающая звезда предвещают мою смерть? Я снова коснулся молота. Я до сих пор мог скакать на коне, держать щит и махать мечом, но боль в суставах к концу дня напоминала о старости.

— Самое скверное в смерти, — нарушил я тишину, — это невозможность узнать, что случится дальше.