— Соседи подойдут, — пояснил он.

— И строить они помогали?

— Да.

Мы связали Хаки лодыжки, проверили, крепко ли затянуты узлы на запястьях, потом примотали его к брошенному близ навозной кучи плугу. Толпу из восемнадцати ребятишек загнали в дом, оставив двоих караулить эту ораву, прочие же разместились как могли на усеянном коровьими лепешками дворе. Разожгли костер. Гербрухт ел от души, набивая пузо размером с бочонок, а Редбад, еще один фриз, наигрывал на свирели песни. Печальные мелодии наполняли ночь грустью. Искры взлетали к небу. Немного ранее прошел дождь, но теперь облака снесло и показались звезды. Я заметил, что некоторые искры падают на крышу хибары, и встревожился, как бы кровля не занялась, но покрытая мхом солома насквозь пропиталась влагой, и искры быстро гасли.

— Нуннаминстер, — произнес вдруг отец Фраомар.

— Нуннаминстер? — переспросил я удивленно.

Священник тоже наблюдал, как блуждающие огоньки меркнут и умирают на крыше.

— Это монастырь в Винтанкестере, где почила госпожа Эльсвит, — пояснил он, хотя мне это мало помогло.

— Жена короля Альфреда?

— Да упокоит Господь ее душу, — пробормотал поп и перекрестился. — После смерти государя она выстроила монастырь.

— И что с того? — по-прежнему недоумевая, спросил я.

— Часть обители сгорела после ее смерти, — продолжил Фраомар. — Это случилось по вине искр, попавших на соломенную крышу.

— Здешняя кровля слишком сырая, — возразил я, кивнув в сторону дома.

— Разумеется. — Священник смотрел, как огоньки ложатся на солому. — В народе болтают, что тот пожар был местью дьявола. — Он снова осенил себя крестом. — Госпожа Эльсвит очень благочестива, потому и спаслась.

— Отец рассказывал, что это была сварливая ведьма, — осмелился ввернуть я.

Отец Фраомар нахмурился, потом смягчился:

— Упокой Господь ее душу. — Он сухо улыбнулся. — Я слыхал, что уживаться с этой женщиной было непросто.

— А с какой легко? — вклинился в разговор Ситрик.

— Госпожа Этельфлэд не согласится, — мягко продолжил Фраомар.

Я замялся, потому как мы коснулись опасной темы.

— На что не согласится? — уточнил я наконец.

— Уйти в монастырь.

— Это обязательно?

— А как иначе? — уныло отозвался Фраомар. — Муж умирает, она становится вдовой, причем вдовой с имуществом и властью. Люди выступят против нового брака — ее супруг получил бы слишком много власти и силы. Кроме того… — Тут священник осекся.

— Что — кроме? — негромко вмешался Ситрик.

— Господин Этельред, да спасет его Господь, оставил завещание.

— И в этом завещании сказано, что его жена должна уйти в монастырь? — процедил я.

— Что еще ей делать? — Фраомар пожал плечами. — Таков обычай.

— Не могу представить ее в роли монахини, — заметил я.

— О, это святая женщина, добрая! — с жаром воскликнул поп, потом вспомнил, что она повинна в прелюбодействе. — Не совершенная, конечно, но кто из нас без изъяна? Все мы грешны.

— А как же ее дочь, Эльфинн? — вырвалось у меня.

— Э, глупая девчонка, — отмахнулся Фраомар.

— Но если кто-то женится на ней… — начал я, но был прерван.

— Эльфинн — женщина! Она не вправе унаследовать власть отца! — Священник рассмеялся от одной мысли об этом. — Нет, для Эльфинн лучше всего выйти замуж за иноземца. Уехать куда подальше. Быть может, стать женой какого-нибудь франкского лорда? Или присоединиться к матери в стенах обители.

Разговор принял опасный оборот, потому как никто не знал наверняка, что произойдет после смерти Этельреда, а кончина его определенно скоро наступит. Короля в Мерсии не было, но и в качестве мерсийского лорда Этельред имел практически королевскую власть. Ему, конечно, хотелось зваться королем, но отстоять собственные границы он мог только при помощи западных саксов, а те не желали наличия в Мерсии независимого государя, а точнее, предпочли бы видеть на ее троне своего собственного короля. Да, хотя Мерсия и Уэссекс являлись союзниками, особой приязни между ними не наблюдалось. Мерсийцы гордились прошлым, а теперь стали вассальным государством, и стоит Эдуарду Уэссекскому заявить права на Мерсию, будет бунт. Никто не знал, что нас ждет и кого поддерживать. Принести клятву верности Уэссексу или одному из мерсийских олдерменов?

— Какая жалость, что у Этельреда нет наследника, — пробормотал отец Фраомар.

— Законного наследника, — уточнил я, и, к моему удивлению, священник рассмеялся.

— Законного, — согласился он, затем перекрестился и добавил благочестиво: — Господь все устроит.

На следующее утро небо затянули грозовые тучи, наползшие с валлийских гор. Ближе к полудню начался дождь и поливал все время, пока мы медленно тащились к югу. Дорогу, которой мы следовали, построили римляне, и всякий раз мы останавливались на ночлег на развалинах римских фортов. Шайки грабителей-валлийцев не попадались, а битва при Теотанхеле гарантировала то, что никакие даны не осмелятся сунуть нос так далеко на юг.

Дождь и пленники замедлили наше продвижение, но в итоге мы добрались до Глевекестра, столицы Мерсии. Прибыли за два дня до праздника святого Кутберта, но, лишь оказавшись в городе, я понял, почему Этельфлэд придавала этой дате такое значение. Отец Фраомар поспешил вперед с вестью о нашем приезде. Нас встретил звон колоколов, а у ворот собралась небольшая толпа. Я велел развернуть знамена: мою собственную волчью голову, стяг святого Освальда, белую лошадь Этельреда и гуся Этельфлэд. Штандарт Хаки тащил мой слуга Годрик, волоча его по грязи. Нашу небольшую процессию возглавляла повозка с добычей, за ней шли дети-пленники, следом плелся Хаки, привязанный к хвосту лошади Годрика. Вторая повозка замыкала строй, а мои воины ехали по обе стороны от колонны. Зрелище не самое впечатляющее. После Теотанхеля мы провезли по улицам города двадцать с лишним возов с добычей, множество пленников, захваченных лошадей и дюжину вражеских флагов. Но даже столь незначительная процессия дала жителям Глевекестра повод порадоваться, и нас чествовали всю дорогу от северных ворот до дворца Этельреда. Пара священников бросила в Хаки катышки конского навоза, толпа подхватила забаву, а детишки бежали рядом и осыпали ярла издевками.

У входа во дворец нас встретил Эрдвульф, командир ближней дружины Этельреда и брат Эдит, женщины, которая спала с лордом Этельредом. Эрдвульф был человек умный, приятный на внешность, властолюбивый и деятельный. Он водил полки Этельреда против валлийцев и причинил им большой ущерб. В народе ходили также слухи, что он отличился при Теотанхеле.

«Источник власти Эрдвульфа кроется между бедрами его сестры, но не стоит его недооценивать, — говаривал мне отец. — Он опасен».

Опасный Эрдвульф был облачен в длинную кольчугу, отполированную до блеска, поверх которой набросил темно-синий плащ, отороченный мехом выдры. Он вышел с непокрытой головой, и черные лоснящиеся волосы удерживались коричневой лентой. Меч, тяжелый клинок, покоился в ножнах из мягкой кожи, украшенных золотом. По бокам от Эрдвульфа расположилась пара священников и еще с полдюжины приближенных, на каждом красовалось изображение герба Этельреда — белой лошади. Завидев нас, Эрдвульф улыбнулся. Я заметил, что, пока он шел нам навстречу, глаза его не отрывались от знамени Этельфлэд.

— Господин Утред, собираешься на рынок? — обратился Эрдвульф ко мне.

— Рабы, доспехи, мечи, копья, топоры, — перечислил я. — Желаешь купить?

— А это? — Он указал на ярла.

Я повернулся в седле:

— Хаки, вождь норманнов, решивший обогатиться за счет Мерсии.

— Тоже продается?

— Его повесят, — ответил я. — Медленно. Госпожа приказала вздернуть его прямо здесь.

— Твоя госпожа?

— И твоя, — уточнил я, зная, как это его бесит. — Госпожа Этельфлэд.

Если он и злился, то не выказал этого, а снова улыбнулся.

— У нее много забот, — прощебетал Эрдвульф. — Она собирается вернуться?

Я помотал головой:

— У нее дела на севере.

— А я думал, ей захочется присутствовать на витане [Витан — совет высшей знати англосаксонского государства.], который состоится через два дня, — ехидно заметил он.

— На витане?

— Тебя это не касается, — отрезал Эрдвульф. — Ты не приглашен.

Витан, как я подметил, соберется в День святого Кутберта. Так вот почему Этельфлэд хотела, чтобы мы поспели прежде, чем большие люди Мерсии соберутся на совет. Желала напомнить им, кто сражается с врагами страны.

Эрдвульф подошел к Хаки, оглядел его с ног до головы, потом вернулся ко мне.

— Как вижу, у тебя знамя господина Этельреда.

— Разумеется, — ответил я.

— И оно развевалось во время схватки, в которой вы захватили этого малого? — Он кивнул в сторону Хаки.

— Сражаясь за Мерсию, моя госпожа делает это под знаменем мужа.

— Значит, пленники и добыча принадлежат лорду Этельреду, — заявил Эрдвульф.

— Мне приказано их продать, — возразил я.

— Вот как? — Наглец рассмеялся. — Так вот тебе новый приказ. Все это принадлежит лорду Этельреду, поэтому передай добычу мне.

Он воззрился на меня, подбивая к ссоре. Вид у меня был, надо полагать, угрожающий, потому как его спутники наполовину опустили копья.

Появился отец Фраомар и метнулся к моему коню.