— И все-таки... — Он недоверчиво покачал головой. — Четверть мили? Далековато для пули, даже если она и крутится.

— Эта винтовка убивает с четырехсот шагов, — уверенно заявил Гуден. — Кстати, она заряжена, — добавил полковник, и Шарп, вглядывавшийся в темную глубину ствола, отдернул голову. Француз рассмеялся. — Заряжена самым лучшим порохом и пулей, хранившейся в промасленной коже. Хочу посмотреть, как вы стреляете.

— Нет, сэр, вы хотите посмотреть, смогу ли я подстрелить соотечественника.

— И это, конечно, тоже, — легко согласился Гуден и рассмеялся, нисколько, однако, не смутившись из-за того, что его тайный план раскрыт. — При такой дальности цельтесь футов на шесть-семь выше. Для вас, Лоуфорд, у меня другая винтовка, хотя многого от писаря ждать не приходится, не так ли?

— Я постараюсь, сэр, — пообещал лейтенант, принимая оружие. Если ему и недоставало навыков заряжения, это вовсе не означало, что он плохо стрелял: на охоту его брали с восьми лет.

— Некоторые не могут заставить себя стрелять по бывшим товарищам, — тихо сказал полковник, — и я хочу убедиться, что вы не из их числа.

— Будем надеяться, что среди тех паршивцев есть и офицеры, — пробормотал Шарп, — извините, конечно, сэр.

— Вон они! — воскликнул Гуден, и действительно из-за кустов под двумя пальмами появились трое красномундирников. Вооруженные подзорными трубами, они рассматривали крепостные стены. Неподалеку паслись три лошади.

Шарп опустился на колено перед ружейной бойницей. Чисто инстинктивно он понимал, что дистанция слишком велика для огнестрельного оружия, но о винтовках говорили, что они способны на чудеса, и ему не терпелось самому проверить слухи.

— Бери того, что слева, Билл, и стреляй сразу после меня. — Он оглянулся — полковник отошел на несколько шагов, чтобы дым от выстрелов не мешал оценить результат, и поднял подзорную трубу. — Целься как следует, — тихо добавил Шарп. — Это, скорее всего, просто какие-то кавалеристы, так что если всадим им в задницу по пуле, большого вреда не будет. — Он прицелился. Прицел у винтовки был совсем другой, не то что грубая нашлепка, служившая мушкой для мушкета. Человек, стоящий перед наведенным на него с расстояния в пятьдесят футов мушкета, имеет неплохие шансы уцелеть — точность же прицела винтовки, казалось, подтверждала ее репутацию. В руки Шарпу попало настоящее орудие убийства.

Он устроился поудобнее, подвел прицел к мишени и осторожно поднял ствол, чтобы придать пуле нужную траекторию. Ветра практически не было, так что выстрелу ничто не мешало. Шарп никогда не стрелял из винтовки, но знал, что в таком деле главное — здравый смысл. Мысль о том, что пуля может убить своего, ничуть его не беспокоила. Печальная необходимость, тяжкая обязанность — но иначе доверия Гудена не заслужить. А без доверия не будет и свободы, которая могла бы дать возможность уйти из города. Он глубоко вдохнул, наполовину выдохнул и потянул за спусковой крючок. Отдача получилась более резкая, чем при выстреле из мушкета. Лоуфорд выстрелил почти сразу вслед за ним, и дымок от его винтовки смешался с облачком, поднявшимся из дула винтовки Шарпа.

— Писарь выиграл! — с нескрываемым удивлением воскликнул Гуден, опуская подзорную трубу. — Ваша, Шарп, прошла дюймов на шесть выше, а вот вы, Лоуфорд, своего, похоже, уложили наповал. Отличная работа! Просто отличная!

Лейтенант покраснел, но промолчал. Вид у него был обеспокоенный, однако полковник приписал растерянность природной застенчивости.

— Это ваш первый? — мягко спросил он.

— Так точно, сэр, — ответил Лоуфорд, не покривив против истины.

— Вы заслуживаете лучшего, чем быть простым писарем. Отличный выстрел. Вы оба молодцы. — Он забрал винтовки и, посмотрев на огорченного Шарпа, рассмеялся.

— Ожидали лучшего?

— Так точно, сэр.

— У вас еще получится. Шесть дюймов в сторону на таком расстоянии — очень хороший выстрел. Очень хороший. — Повернувшись, Гуден увидел, как двое красномундирников оттаскивают третьего к лошадям. — Думаю, — продолжал он, — у вас природный талант, Лоуфорд. Поздравляю. — Полковник пошарил в сумке и извлек горсть мелких монет. — Аванс в счет платы. Отлично. Свободны!

Шарп бросил взгляд на западную стену с надеждой разгадать ее тайну, но не увидел ничего особенного и, повернувшись, последовал за Лоуфордом вниз. Лейтенанта трясло.

— Я не хотел его убивать! — прошипел он.

— А я хотел, — пробормотал Шарп.

— Боже, что я наделал! Я ведь целился левее!

— Не будь дураком! — оборвал Лоуфорда Шарп. — Ты добыл нам свободу. И правильно сделал. — Взяв лейтенанта за руку, он потащил его в таверну. Типу был мусульманином, а мусульмане, как известно, проповедуют трезвость, но большинство жителей Серингапатама составляли индусы, и султану достало мудрости не закрывать таверны. Ближайшая к солдатским баракам представляла собой большое, открытое с улицы помещение с десятком столов, за которыми старики играли в шахматы, а молодежь похвалялась воинскими подвигами. Хозяйка таверны, крупная женщина с твердым взглядом, предлагала широкий выбор напитков: в первую очередь, конечно, вино и арак, но также и весьма необычного вкуса пиво. Шарп, выучивший не более пары слов на местном языке, указал на бочку с араком и поднял два пальца. Полосатые туники и мушкеты помогали им сойти за своих, не привлекать ненужного внимания и не возбуждать враждебности. — Держи. — Он поставил выпивку перед лейтенантом. — Выпей.

Лоуфорд выпил. Залпом.

— Я еще не убивал людей, это первый, — прошептал он, щурясь от крепости напитка.

— Тебя это беспокоит?

— Конечно! Он же был британцем!

— Если хочешь содрать шкуру с кошки, не бойся испачкаться в крови, — утешил лейтенанта Шарп.

— Господи! — сердито бросил Лоуфорд.

Шарп подлил арака из своей кружки в кружку лейтенанта и сделал знак ходившей между столами девушке с кувшином.

— Так было нужно.

— Если бы я промахнулся, как ты, — горестно произнес лейтенант, — Гуден все равно был бы доволен. Ты стреляешь лучше.

— Я стрелял на поражение.

— Что? — изумился Лоуфорд.

— Боже мой, Билл! Нам надо было произвести впечатление на этих ублюдков! — Шарп благодарно улыбнулся девушке, которая наполнила их кружки, и бросил в деревянную миску несколько медных монет. В другой миске лежали какие-то орешки, которыми другие посетители закусывали выпивку, но Шарпу они показались слишком острыми. Подождав, пока девушка отойдет, он снова посмотрел на опечаленного лейтенанта. — А ты думал, все будет легко?

Лоуфорд помолчал, потом пожал плечами.

— Честно говоря, я считал наше предприятие безнадежным.

— Тогда зачем пошел?

Держа чашку обеими руками, Лоуфорд пристально посмотрел на Шарпа, будто взвешивая, стоит отвечать или нет.

— Хотел быть подальше от Морриса, — признался он наконец. — Ну и... хотелось приключений. — Лейтенант смущенно замолчал, жалея о том, что наговорил лишнего.

— Моррис — скотина, — с чувством заметил Шарп.

Лоуфорд нахмурился.

— Он просто устал, — с легкой укоризной сказал он и направил разговор в сторону от опасной темы, чреватой критикой старших офицеров. — А еще я пошел, потому что многим обязан своему дяде.

— И чтобы отличиться?

Лейтенант поднял голову, немного удивленно посмотрел на собеседника, потом кивнул.

— Да, и поэтому тоже.

— Как и я. Только сначала, пока генерал не сказал, что мы пойдем вдвоем, я собирался сбежать.

Откровенное признание рядового шокировало Лоуфорда.

— Ты хотел дезертировать? Правда?

— Ради бога, перестань! Как ты думаешь, легко служить под таким офицером, как Моррис, и таким сержантом, как Хейксвилл? Эти скоты нас и за людей не считают. А ведь большинство хотят исправно и честно делать свое дело. Ну, может, не совсем честно. Деньги ведь нужны всем. И к бабе иногда тянет. А вот чего никому не хочется, так это чтобы его били. И драться мы умеем по-настоящему. Если бы нам доверяли, а не обращались, как с врагом, мы бы творили чудеса.

Лоуфорд промолчал.

— В нашей роте есть отличные ребята, — продолжал Шарп. — Том Гаррард, например, в военном деле разбирается получше иных офицеров, но его никто не замечает. Вы ведь считаете, что если человек не умеет читать и писать, то ему и доверять нельзя.

— Армия меняется, — попытался возразить лейтенант.

— Черта с два она меняется. Почему нас заставляют посыпать волосы мукой? Мы что, бабы? А чертов воротник? Кому это нужно?

— Не все сразу. Перемены идут медленно, — защищался Лоуфорд.

— Слишком медленно! — Выплеснув наболевшее, Шарп прислонился к стене и стал наблюдать за девушками, занимавшимися готовкой в дальнем углу таверны. Интересно, шлюхи они или нет? Хиксон и Блейк уже сообщили ему, где найти самых лучших продажных женщин. Шарп вдруг вспомнил о Мэри и виновато вздохнул. Они не виделись с того дня, как попали в Серингапатам, но он думал о ней не очень часто. Сказать по правде, ему здесь нравилось: хорошая кормежка, дешевая выпивка, вполне приятная компания и вдобавок ко всему пьянящее ощущение опасности. — Ничего, теперь будет полегче. Показали мы себя неплохо, так что станет посвободнее. А там, смотришь, и случай вырваться представится.

— А как же миссис Биккерстафф?

— Я только что о ней думал. Может быть, ты и прав. Может, не надо было брать ее с собой. Но и оставить ее в армии я не мог, так ведь? Хейксвилл продал бы ее кину.

— Кину?

— Да, по-нашему, сутенеру.

— Неужели он собирался ее продать?

— Он хотел провернуть дельце вместе с Моррисом. Этот урод Хейксвилл сам мне все рассказал. В ту ночь, когда я ему врезал. Он меня вывел. Рассчитал все так, чтобы я дал ему по морде. А Моррис с лизоблюдом Хиксом только того и ждали. Я, конечно, дурак, что попался на крючок, но что теперь жалеть.

— Ты можешь это доказать?

— Доказать! — усмехнулся Шарп. — Конечно, не могу, но так все и было. — Он тяжко вздохнул. — Вот только что мне теперь делать с Мэри?

— Ты должен взять ее с собой, — твердо проговорил Лоуфорд.

— А если не смогу?

Несколько секунд лейтенант пристально смотрел на него, потом покачал головой.

— Какой ты жестокий.

— Я солдат. Солдату положено быть жестоким. — Шарп сказал это с показной гордостью, хотя понимал, что гордиться нечем, но надо же как-то защищаться. И что теперь делать с Мэри? Да и где она? Он допил арак и хлопнул в ладоши, требуя еще. — Хочешь найти себе бибби на ночь?

— Что? Шлюху? — в ужасе переспросил Лоуфорд.

— Думаю, от приличной женщины в нашем случае толку будет мало. Разве что тебе хочется просто поговорить.

Некоторое время лейтенант смотрел на Шарпа со смешанным выражением ужаса и неприязни.

— Наш долг сейчас, — тихо проговорил он, — найти Рави Шехара. Может быть, у него есть возможность передать сообщение из города.

— И как мы его найдем? — возразил Шарп. — Будем расхаживать по улицам и спрашивать, где он живет? По-английски? Нет. Найти Шехара я попрошу Мэри, когда увижу ее. — Он ухмыльнулся. — К дьяволу Шехара. Так как насчет бибби?

— Пожалуй, я лучше почитаю.

— Решай сам, — беззаботно отозвался Шарп.

Лоуфорд опасливо оглянулся.

— Просто я видел, что бывает от сифилиса, — покраснев, объяснил он.

— Боже! Ну и что? Ты ведь видел, как люди блюют, но пить после этого не перестал. Да и чего бояться? Слава богу, у нас есть ртуть. Хейксвиллу, к примеру, она помогла. Уж и не знаю почему. К тому же Гарри Хиксон сказал, что знает, где найти чистых девушек. Впрочем, они все так говорят. Ладно, уговаривать не буду. Хочешь портить глаза чтением Библии — валяй, дело твое. Но только помни, что зрение тебе никакая ртуть не поправит.

Лоуфорд немного помолчал, потом, не поднимая головы, робко пробормотал:

— Может, я и пойду с тобой.

— Узнать, как живет другая половина? — усмехнулся Шарп.

— Вроде того.

— Я так тебе скажу, неплохо живет. Нам бы немного деньжат и пару бабенок посговорчивей, и мы бы жили как короли. Ну что, по последней, а? Пехота не сдается, верно?

Лоуфорд уже был красный как рак.

— Но ты ведь никому ничего не скажешь, когда мы вернемся?

— Я? — Шарп изобразил оскорбленную невинность. — Да чтоб мне провалиться. Буду нем как могила. Никому ни слова — обещаю.

С тревогой понимая, что теряет остатки достоинства и самоуважения, лейтенант тем не менее не желал утратить уважение рядового. Уверенность Шарпа придавала сил, его способность не теряться в самых сложных ситуациях вызывала зависть. Вот если бы и ему стать когда-нибудь таким же, как этот ловкий, сметливый и неунывающий парень! Лейтенант подумал о Библии, ждущей его на койке в бараке, и своем обещании матери прилежно читать Священное Писание. Послав первое и второе ко всем чертям, Уильям Лоуфорд допил остатки арака, прихватил мушкет и вышел вслед за Шарпом в сгущающиеся сумерки.

* * *

Все в городе готовились к осаде. Кладовые заполнялись продуктами, ценности поспешно убирались в надежные места на случай, если вражеские армии прорвутся через укрепления. В садах выкапывали ямы, куда складывали деньги и украшения, а в некоторых богатых домах даже устраивали потайные комнаты, где женщины могли бы переждать первые, самые опасные дни, когда по улицам разбегутся жаждущие добычи и удовольствий захватчики.

Мэри помогала прислуге генерала Аппа Рао подготовиться к надвигающемуся испытанию. Ее не оставляло чувство вины, но не за то, что она сама еще недавно была с той самой армией, которая угрожала сейчас всему городу, а за то, что неожиданно для себя самой обрела в этом большом доме покой и счастье.

Вначале, когда генерал разлучил их с Шарпом, Мэри испугалась, но потом Рао привел ее к себе домой и заверил, что здесь она в полной безопасности.

— Вас нужно привести в порядок, — сказал генерал. Обращался он с Мэри вежливо, но достаточно сдержанно, что объяснялось, по-видимому, ее растрепанным видом и предвзятым отношением, сформировавшимся на основании увиденного и услышанного во дворце Типу. Возможно, он не считал ее подходящим дополнением к уже имевшимся в его распоряжении многочисленным слугам, но Мэри знала английский, а генерал был достаточно прозорливым человеком, чтобы понимать, каким преимуществом станет в будущем владение этим языком для трех его сыновей, которым предстояло дожить до этого будущего и сыграть немалую роль в истории Майсура. — Со временем вы воссоединитесь со своим женихом, — пообещал Рао, — но пока будет лучше дать ему возможность устроиться на новом месте.

И вот прошла неделя, а Мэри совсем не горела желанием покидать гостеприимный дом. В первую очередь по той простой причине, что дом был полон женщин, которые с самого начала взяли ее под свою опеку и относились к ней с удивительной добротой. Жена генерала, Лакшми, высокая, полная женщина с преждевременно поседевшими волосами и заразительным смехом, приняла новую служанку под свое крыло. У нее были две взрослые незамужние дочери, и, хотя в доме хватало прислуги, Мэри с удивлением обнаружила, что и сама Лакшми, и ее дочери отнюдь не чураются работы. Нет, они не мыли полы и не носили воду — этим занимались другие, — но хозяйка много времени проводила на кухне, откуда ее жизнерадостный смех долетал до самых дальних уголков.

Именно Лакшми, побранив Мэри за то, что она такая грязная, заставила ее снять европейскую одежду и усадила в ванну, а потом сама же расчесала и вымыла ей волосы.

— Ты могла бы быть очень красивой, если бы чуточку постаралась, — сказала она.

— Я не хотела, чтобы на меня обращали внимание.

— Вот доживешь до моих лет, милая, и тогда уже никто не станет обращать на тебя никакого внимания, а пока молодая, принимай все, что предлагают. Так ты, говоришь, вдова?

— Я была замужем за англичанином, — поторопилась ответить Мэри, объясняя тем самым отсутствие брачного знака у себя на лбу и предваряя возможное недовольство хозяйки тем, что она не взошла на похоронный костер супруга.

— Что ж, теперь ты свободная женщина, так что давай покажем тебя во всей красе, — рассмеялась Лакшми и, призвав на помощь дочерей, впервые взялась за молодую женщину по-настоящему. Они причесали ей волосы и собрали их в пучок на затылке. Служанка принесла охапку одежды, и Мэри предложили выбрать себе чоли. — Возьми вот эту, — сказала Лакшми. Чоли называлась короткая блузка, прикрывающая груди, плечи и предплечья, но оставляющая открытой почти всю спину, и смущенная Мэри инстинктивно остановила выбор на самой скромной. Но не тут-то было. — У тебя такая чудесная светлая кожа — покажи ее! — решительно заявила Лакшми и сама подала ей коротенькую чоли, экстравагантно расписанную алыми цветами и желтыми листьями. Хозяйка обтянула рукавчики и неожиданно спросила: — Так почему ты сбежала с этими двумя мужчинами?

— В полку был один человек... Очень плохой человек. Он хотел... — Мэри вздохнула и пожала плечами. — Вы и сами знаете.

— Ох уж эти солдаты! — Лакшми неодобрительно покачала головой. — Ну а эти двое, они-то хорошо с тобой обращались?

— Да, да. — Мэри вдруг захотелось, чтобы Лакшми была о ней хорошего мнения, а хорошего мнения быть не могло, если бы жена генерала узнала, что ее служанка сбежала из армии с любовником. — Один из них, — застенчиво соврала она, — мой сводный брат.

— О! — произнесла Лакшми таким тоном, как будто теперь ей все стало ясно. Муж уже рассказал ей историю Мэри, но мудрая женщина решила сделать вид, что приняла на веру объяснение девушки. — А другой?

— Он просто друг моего брата. — Мэри покраснела, но этого как будто никто не заметил. — Они оба защищали меня.

— Вот и хорошо. Вот и хорошо. А теперь надень вот это. — Лакшми протянула сорочку, а когда Мэри надела ее, туго завязала на спине и начала перебирать сари. — Зеленое. Тебе пойдет. — Она развернула полотно зеленого шелка четырех футов в ширину и примерно двадцати в длину. — Знаешь, как носят сари?

— Мама учила меня...

— В Калькутте? — фыркнула Лакшми. — Что они знают о сари в Калькутте? Эти скупые северяне. Дайка мне. — Она один раз обернула полотно вокруг тонкой талии Мэри, заправила края под нижнюю юбку, после чего пустила в ход все остальное, оборачивая ткань не плотно, а свободно. Мэри могла бы и сама все сделать, но ей не хотелось лишать Лакшми очевидного удовольствия. Остаток материала хозяйка перекинула через левое плечо, сделала петлю и подтянула шелк таким образом, чтобы он спадал элегантными складками.

— Прекрасно! — воскликнула Лакшми, отступив на пару шагов. — А теперь идем, ты поможешь нам на кухне. Твое старье мы сожжем.

По утрам Мэри учила генеральских детей английскому. Мальчики были способные, схватывали все на лету, так что время проходило не без удовольствия. Во второй половине дня она помогала по дому, а вечерние обязанности Мэри заключались в том, чтобы зажечь масляные лампы. Это-то занятие и свело ее с Кунваром Сингхом, который примерно в то же время обходил дом, проверяя, все ли ставни закрыты и все ли двери заперты. Кунвар Сингх был начальником генеральской стражи, но большая часть его обязанностей касалась дома, поскольку в городе генерала охраняли солдаты. Мэри узнала, что молодой человек приходится генералу дальним родственником, но в наружности высокого и статного молодого человека, манеры которого отличались как любезностью, так и сдержанностью, ее поразила странная, неизбывная печаль.

— Мы не любим об этом говорить, — заметила Лакшми, когда две женщины шелушили на кухне рис.

— Извините, что спросила.