— Нет! — завопил Хейксвилл. — Оставь его мне! Он мой!

Громыхнувший из-за деревьев залп уложил половину взвода, обратив в паническое бегство остальных. Раскаленная ракета зашипела от брызнувшей на нее крови, а на поляну уже высыпали люди в тигровых одеждах. Первыми были полковник Гуден и сержант Ротье. При виде противника Хейксвилл бросился в чащу, но один из воинов Типу сбил его с ног ударом штыка. Спасаясь от второго удара, сержант завертелся ужом.

— Отличная работа, Шарп! — воскликнул подбежавший Гуден. — Отличная! — Он повернулся к своим людям. — Прекратить! Прекратить! — Приказ был адресован индийцам, с энтузиазмом взявшимся добивать раненых гренадеров. — Берем пленных!

— Берем пленных! — повторил Ротье, отводя в сторону удар штыка, направленный в горло скулящего от страха Хейксвилла.

Шарп тихо выругался. А ведь почти удалось! План сработал, и, если бы не Хейксвилл, он уже был бы со своими старыми товарищами. Вместо этого он стал героем в глазах Гудена, считавшего, что именно Шарп своими криками выманил на поляну взвод гренадеров. Из-за него двенадцать оставшихся в живых однополчан попали в плен. И это не считая дрожащего и рассыпающего проклятия Хейксвилла.

— Вы рисковали, капрал! — Полковник вернулся к нему, на ходу убирая в ножны саблю. — Вас ведь могли убить. Но все получилось, а? И теперь вы капрал!

— Так точно, сэр, сработало, — невесело проговорил Шарп. Радоваться и впрямь было нечему. Как для него, так и британцев вообще эта ночь обернулась катастрофой. Люди Типу прочесывали рощу и шумно, со стрельбой и криками, преследовали оставшихся в живых, спешно уходящих за акведук. Тринадцать пленных понуро стояли на поляне, и Шарп знал, что сейчас этих несчастных отведут, как стадо, в город, тогда как их убитые товарищи достанутся мародерам и стервятникам.

— Я позабочусь, чтобы Типу узнал о вашей храбрости, — сказал Гуден, усаживаясь в седло. — Султан сам смелый человек и восхищается этим качеством в других. Не сомневаюсь, что он пожелает вознаградить вас.

— Спасибо, сэр.

— Вы не ранены? — спросил полковник, обеспокоенный невеселым тоном Шарпа.

— Обжег руку, сэр. Ничего особенного, жить буду.

— Конечно, будете, — рассмеялся француз. — Ну что, всыпали мы им, а?

— Да, сэр, вздули как надо.

— И вздуем еще, когда они пойдут на штурм города. Они еще не знают, что их ждет!

— И что же их ждет, сэр?

— Увидите. Подождите и увидите.

Так как сержант Ротье решил остаться в лесу, чтобы организовать сбор оружия, полковник попросил Шарпа взять вторую лошадь и сопроводить пленных в город под охраной взвода бурно радующихся победе индийцев.

— Предатель! — Сержант Хейксвилл презрительно плюнул под ноги бывшему подчиненному.

— Не обращайте внимания, — посоветовал Гуден.

— Змея! — шипел сержант. — Кусок дерьма, вот ты кто. Господи! — Последнее восклицание было вызвано тем, что его сзади огрели прикладом мушкета. — Черномазый ублюдок!

— Я бы, сэр, с удовольствием заткнул ему пасть, — обратился к полковнику Шарп. — Вообще, сэр, если вы не против, я бы отвел его в сторонку, да и дело с концом.

Гуден вздохнул.

— Нельзя. С пленниками нужно обращаться хорошо. Мне иногда кажется, что люди Типу не понимают воинского этикета, но я все же сумел убедить их в том, что если мы будем относиться к пленникам по-человечески, то и они будут соответственно относиться к своим.

— И все-таки я бы с удовольствием заткнул ему пасть.

— Уверяю вас, Типу может сделать это и без чьей-либо помощи.

Вернувшись вместе в город, они спешились у Майсурских ворот. Перед тем как расстаться, француз еще раз поблагодарил Шарпа и бросил ему золотую монету, хайдери.

— Идите и напейтесь. Вы это заслужили.

— Спасибо, сэр.

— И я обязательно расскажу о вас Типу. Султан восхищается смельчаками!

Лейтенант Лоуфорд ожидал Шарпа в собравшейся у ворот толпе.

— Что случилось? — спросил он.

— Я запорол все дело, — сокрушенно ответил Шарп. — Начисто. Пойдем потратим деньги с толком. Надеремся, как свиньи.

— Нет, подожди. — Увидев проходящих под аркой пленников, лейтенант привстал на цыпочки. Толпа встретила тринадцать понуро бредущих британцев свистом и улюлюканьем.

— Пойдем отсюда! — Шарп потянул лейтенанта за рукав.

Лоуфорд не двинулся с места, с нескрываемым ужасом глядя на несчастных британских солдат. В какой-то момент его взгляд встретился с взглядом Хейксвилла, и на лице последнего отразилось полнейшее изумление. На мгновение сержант даже остановился и моргнул, словно не веря собственным глазам. Потом тряхнул головой, открыл рот, и Шарп протянул руку, чтобы вырвать мушкет у ближайшего индийца и предотвратить разоблачение. Однако Хейксвилл отвернулся и даже кивнул, показывая, что будет молчать. Пленные были всего в нескольких ярдах от них, и Лоуфорд, запоздало сообразив, что его могут узнать и другие, торопливо отступил.

— Идем!

— Нет! — возразил Шарп. — Я хочу убить Хейксвилла.

— Идем! — Лейтенант повернулся и быстро зашагал по переулку. Шарп последовал за ним. Возле индуистского храма со скульптурным изображением отдыхающей под балдахином коровы Лоуфорд остановился. Лицо его было белым как мел. Внутри святилища горели свечи.

— Думаешь, он кому-нибудь скажет?

— Этот ублюдок? — Шарп сплюнул. — Все может быть.

— Нет, не скажет. Он нас не выдаст. — Лоуфорд поежился, хотя было жарко. — Ради бога, что там случилось?

Шарп рассказал о ночной стычке в лесу и о том, как ему едва не удалось перебежать к своим.

— Все бы получилось, если бы не эта скотина, Хейксвилл.

— Он ведь считает тебя дезертиром, — вступился за сержанта Лоуфорд. — Просто ошибся.

— Хейксвилл сводил со мной личные счеты, — возразил Шарп.

— Что будет, если он нас выдаст?

— Попадем в темницу. Составим компанию твоему дяде. Зря ты мне помешал — я бы его застрелил.

— Не будь дураком, — резко бросил Лоуфорд. — Ты еще в армии. — Он покачал головой. — Проклятье! Нужно найти Рави Шехара.

— Зачем?

— Затем, что если мы не можем передать сообщение, то надеяться остается только на него, — сердито объяснил лейтенант. Злился он в первую очередь на себя самого. Настолько погрязнуть в постижении тягот и прелестей жизни обычного солдата, чтобы позабыть о долге, о доверенной миссии! Чувство вины переполняло его. — Мы должны найти Рави Шехара!

— Как? Ходить по улицам, расспрашивая встречных?

— Найди миссис Биккерстафф! — не унимался Лоуфорд. — Найди ее, Шарп! — Он понизил голос. — Это приказ, слышишь?

— Ты не можешь мне приказывать — я старше по званию.

Лоуфорд уставился на него так, как будто намеревался испепелить взглядом.

— Что? Что ты сказал?

— Я теперь капрал, рядовой, — усмехнулся Шарп.

— Хватит! Я не шучу! — В голосе Лоуфорда прорезались подзабытые властные нотки. — Мы здесь не для того, чтобы веселиться! У нас есть работа, и ее надо делать.

— А мы чем занимались? По-моему, только и знали, что работали, — попытался возразить Шарп. — И неплохо справились.

— Нет, не справились. Потому что не передали сообщение нашим. И до тех пор, пока мы это не сделаем, нам нельзя успокаиваться. Так что поговори со своей женщиной и поручи ей найти Рави Шехара. Это приказ, рядовой Шарп. Исполняйте! — Лейтенант повернулся и зашагал прочь.

Карман туники приятно оттягивала золотая монета. Шарп хотел было последовать за Лоуфордом, но, подумав, мысленно послал лейтенанта ко всем чертям. Сегодня он в состоянии позволить себе самое лучшее, а жизнь слишком коротка, чтобы упускать такого рода возможности. Пожалуй, лучше всего отправиться в бордель. Ему там понравилось — занавески, коврики, лампы с абажурами и две веселые, хихикающие девушки, которые, прежде чем пригласить гостей наверх, в спальни, сами вымыли их в корытах с горячей водой. Хайдери — это целая ночь в роскошной комнате. А для компании он, наверное, выберет ту высокую, Лали, которая так обслужила Лоуфорда, что тот не мог потом и глаз поднять.

И Шарп зашагал в противоположную сторону — с толком тратить золото.

* * *

В лагерь 33-й полк возвращался с тяжелым чувством. Раненых несли на себе, некоторые тащились сами, а один несчастный вскрикивал каждый раз, когда становился на левую ногу. Остальные молчали. Мало того, что их вздули, так еще и враг сыпал соль на раны, провожая побитое войско издевательскими криками, далеко разносившимися в ночной тишине.

Гренадерская и легкая роты понесли немалые потери. Строй их поредел, и Уэлсли знал, что из оставшихся в злосчастном лесу одни погибли, другие попали в плен, а третьи, раненные, умирали в темной чаще. Другие восемь рот батальона, получив приказ идти на помощь фланговым, в темноте отклонились к югу, и в то время как полковник собирал разрозненные части, майор Ши бодро прошествовал через лес, снова пересек акведук, но так и не встретил неприятеля и не произвел ни одного выстрела. Батальоны сипаев легко могли обратить поражение в победу, но приказа вмешаться не получили, хотя один из батальонов настолько разволновался, что в панике дал залп из мушкетов, который, не нанеся урона врагу, уложил на месте командира. Они так и простояли в бездействии в полумиле от того места, где две роты метались в панике под огнем противника.

Именно недостаток профессионализма больше всего угнетал Уэлсли. Он потерпел неудачу. Другие батальоны без труда захватили северный отрезок акведука, его же подразделение оплошало. Он, Уэлсли, не справился с поставленной задачей. Генерал Харрис, когда молодой полковник доложил о поражении, отнесся к нему сочувственно, посетовал на трудности с управлением в ночных условиях и утешил тем, что все еще можно поправить утром, но Уэлсли от этого легче не стало. Он понимал, что опытные офицеры вроде Бэрда и без того недолюбливают его, считают выскочкой и объясняют его назначение влиянием брата, генерал-губернатора английских владений в Индии. Присутствие Бэрда при докладе Харрису добавило к стыду еще и унижение. Уэлсли даже померещилось, что шотландец ухмыляется, слушая его объяснения.

— Трудное это дело, ночные наступления, — снова сказал Харрис. Шотландец промолчал, и Уэлсли захотелось провалиться на месте.

— Очистим рощу утром, — продолжал командующий.

— Это сделают мои люди, — быстро проговорил полковник.

— Нет, им нужно отдохнуть. Задействуем свежие подразделения.

— Мои парни всегда готовы, — вмешался Бэрд и улыбнулся Уэлсли. — Я имею в виду Шотландскую бригаду.

— Прошу разрешить мне провести атаку, — стараясь не обращать внимания на Бэрда, сказал полковник. — Готов возглавить любую часть. Хочу напомнить, сэр, что я еще дежурный офицер.

— Да-да, конечно, — неопределенно произнес Харрис. — Вам следует поспать, так что позвольте пожелать доброй ночи. — После ухода Уэлсли он молча покачал головой.

— Сопляк, — достаточно громко, чтобы его услышал вышедший полковник, сказал Бэрд. — Саблю нацепил, а слюнявчик снять позабыл.

— Уэлсли — способный офицер, — не согласился Харрис, — и свое дело знает.

— Моя мать, упокой Господь ее душу, тоже свое дело знала, — язвительно заметил шотландец, — однако ж вы не стали бы допускать ее командовать людьми. Вот что я вам скажу: позволять ему вести войска на штурм значит напрашиваться на неприятности. Доверьте это дело мне. У меня с Типу свои счеты.

— Знаю, генерал, знаю.

— И отдайте мне чертову рощу. Боже, да я справлюсь с одной капраловой стражей!

— Не забывайте, что Уэлсли все еще дежурный офицер, — напомнил Харрис, стягивая парик в знак того, что пора ложиться. Он почесал шрам, оставшийся на память о Банкер-Хилл, и широко зевнул. — Спокойной ночи, Бэрд.

— Могу помочь вписать имя в приказ, если забыли, — съязвил шотландец.

— Спокойной ночи, Бэрд, — твердо повторил Харрис.

На рассвете Шотландская бригада и два индийских батальона выстроились на восточной стороне лагеря, а на его южной стороне установили батарею из четырех двенадцатифунтовых орудий. Едва солнце поднялось над горизонтом,как батарея дала первый залп, и снаряды, оставляя в воздухе прозрачные хвосты дыма, улетели в сторону рощи. Один, не достигший цели, шлепнулся в акведук, взметнув столб воды. Стаи птиц поднялись из гнезд, громко выражая протест против повторного вмешательства в их частную жизнь.

Генерал-майор Бэрд стоял возле Шотландской бригады. Ему не терпелось возглавить соотечественников, но Харрис настаивал на сохранении этой привилегии за Уэлсли.

— До полудня дежурный офицер он.

— Уэлсли еще не встал. Отсыпается. И вряд ли поднимется раньше полудня. А я уже готов, сэр.

— Дадим ему еще пять минут, — решил Харрис. — Я послал за ним адъютанта.

Бэрд отвернулся, пряча усмешку: адъютанта он предусмотрительно перехватил. Однако еще до истечения пяти минут полковник появился перед строем на белом жеребце. Выглядел он слегка растрепанным, как человек, совершавший утренний туалет в большой спешке.

— Примите мои извинения, сэр.

— Готовы, Уэлсли? — спросил Харрис.

— Так точно, сэр.

— В таком случае действуйте.

— И присмотрите за моими парнями! — напутствовал полковника Бэрд.

Ответа не последовало.

Знаменосцы развернули шотландские полотнища, барабанщики сыграли "вперед", волынщики надули щеки, исторгая из кожаных мехов диковатые звуки, и бригада тронулась навстречу восходящему солнцу. За ней последовали два батальона сипаев. Из рощи взвились ракеты, однако утром, как и предыдущей ночью, их точность оставляла желать много лучшего. Четыре орудия продолжали бить по топе до тех пор, пока бригада не приблизилась к акведуку. На глазах у наблюдающих за наступлением Харриса и Бэрда шотландцы лихо атаковали земляную насыпь, потом ненадолго скрылись из виду, снова появились на другой стороне канала и наконец исчезли в лесу. Грянул залп. Наступила тишина. За горцами устремились вперед и батальоны сипаев, перед которыми стояла задача атаковать противника с флангов. Напряженное ожидание длилось до тех пор, пока с захваченного ранее северного участка акведука не прискакал гонец, доложивший о том, что все пространство между лесом и городом заполнено отступающим неприятелем. Это означало, что проклятая роща, как и весь акведук, перешли наконец в руки союзных войск.

— Можно и позавтракать, — с довольным видом заметил Харрис. — Вы со мной, Бэрд?

— Сначала проверю счет мясника, если не возражаете, сэр, — отвечал Бэрд, но список потерь ему так и не представили, поскольку никаких потерь наступающая сторона и не понесла. Воины Типу ушли из топе после первых орудийных залпов, оставив в лесу лишь очищенные от лишнего груза тела убитых ночью британцев. Среди них нашли и лейтенанта Фицджеральда, которого с честью предали земле.

Теперь, когда западный подход к городу в руках Харриса, осаду можно было начинать по всем правилам.

* * *

Найти Мэри оказалось совсем не трудно. Шарп лишь спросил Гудена, где она. Полковник, все еще находившийся под влиянием подвигов британца в лесу, был готов отдать ему все. Тот факт, что противник без боя захватил топе утром, нисколько не омрачил его настроения и не убавил охватившего горожан оптимизма. Никто и не ожидал, что защитники рощи продержатся больше пяти — десяти минут, так что ночная победа, сопровождавшаяся захватом пленных и уже обросшая героическими легендами о силе одних и слабости других, утвердила Типу и его людей в уверенности, что они ничуть не слабее британцев.

— Ваша женщина? Стали капралом, а хотите всего лишь заполучить свою женщину?

— Мне просто нужно ее повидать, сэр.

— Она в доме генерала Рао. Я переговорю с генералом, но сначала вам придется сходить во дворец.

— Мне, сэр? — встревожился Шарп.

— Да, за наградой, — объяснил Гуден. — Но не беспокойтесь, я тоже там буду — нельзя ведь, чтобы вся слава досталась вам.

— Я приду, сэр. — Шарп усмехнулся. Гуден нравился ему, и он постоянно ловил себя на том, что сравнивает простого в обращении и нисколько не кичащегося своим положением француза со своим полковником — этот относился к простым солдатам как к досадному, но необходимому недоразумению. Конечно, Уэлсли отделяли от рядовых многочисленные офицеры и сержанты, тогда как Гуден в своем маленьком батальоне исполнял скорее функции капитана, чем полковника. В работе ему помогали адъютант-швейцарец и время от времени два капитана-француза, лишь изредка вылезавшие из лучшего в городе борделя. Никаких лейтенантов и прапорщиков не было, а число сержантов равнялось трем, так что солдаты имели беспрецедентный для британской армии доступ к командиру. Гуден против такого положения дел не возражал, поскольку ничем другим занять себя не имел возможности. Официально он числился военным советником, но Типу редко пользовался чужими советами. Об этом полковник и рассказал Шарпу по пути во дворец.

— Считает, что сам все знает? — спросил Шарп.

— Типу — хороший солдат. Очень хороший. Ему не советник французский нужен, а французская армия.

— А зачем ему французская армия, сэр?

— Чтобы вышибить вас, англичан, из Индии.

— Но тогда вместо англичан он получит французов.

— Ему нравятся французы. Вы находите это странным?

— Мне, сэр, в Индии все кажется странным. С тех пор как я здесь, ни разу толком не поел.

Гуден рассмеялся.

— А что вы называете толковой едой?

— Ну, кусок говядины с картошкой да подливку погуще.

Француз поежился.

— La cuisine anglaise! [Английская кухня! (фр.) (Прим. ред.)]

— Что, сэр?

— Ничего. Не важно.

Встречи с султаном уже ожидали с полдюжины солдат, так или иначе отличившихся в ночном бою. Еще один солдат отличился иным способом — когда британцы достигли акведука, бедняга запаниковал и бросился наутек. Все — и герои, и трус — ожидали выхода Типу в том самом дворе, где султан совсем недавно устроил проверку Лоуфорду и Шарпу. А вот тигров стало меньше: из шести остался только один, старый и, похоже, миролюбивый самец. Гуден смело подошел к зверю и сначала пощекотал его под подбородком, а потом почесал между ушами.

— Не бойтесь, Шарп, — он ручной, как кот.

— Вы уж, сэр, гладьте его сами, а меня к такой зверюге и на веревке не затащите.

Ласки тигру нравились. Он закрыл желтые глаза, и Шарпу даже показалось, что хищник заурчал от удовольствия, но уже в следующую секунду большая кошка зевнула, обнажив огромные, стертые годами клыки, и потянулась, выпустив из мягких подушечек лап длинные, загнутые когти.

— Так они и убивают, — объяснил Гуден. — Удерживают жертву зубами, а когтями распарывают брюхо. Но к нашему это не относится — он старый добряк. К тому же измученный мухами. — Француз отмахнулся от жужжащих насекомых и повернулся — ворота открылись, и в залитый солнцем двор прошествовала процессия с двумя мужчинами в длинных одеяниях. Они держали в руках посохи, украшенные серебряными набалдашниками в форме головы тигра. Исполняя обязанности камергеров, они выстроили героев в шеренгу, а труса отвели в сторону под охрану двух необычного вида стражей.

Именно они привлекли внимание Шарпа. Оба были огромные, высокие и невероятно мускулистые. Темная кожа блестела, натертая каким-то маслом, длинные черные волосы закручены вокруг головы и перевязаны белыми ленточками. Картину дополняли черные колючие бороды и широкие усы с узкими, склеенными воском концами.

— Джетти, — прошептал Гуден.

— Джетти? А кто они, сэр?

— Силачи. И палачи.

Сбежавший с поля боя солдат рухнул на колени, взывая, очевидно, к милости, но люди с посохами оставили его мольбы без внимания.

Шеренга героев, в которой Шарп стоял замыкающим, подтянулась — во дворе появился сам султан Типу. Его сопровождали еще шесть слуг, причем четверо держали над головой монарха полосатый шелковый полог, закрепленный на четырех шестах с флеронами в виде тигровых голов. Типу был в зеленой, отделанной жемчугом тунике, перехваченной желтым шелковым поясом, на котором висели украшенные драгоценными каменьями ножны. Рукоять сабли тоже имела вид головы тигра. Широкий зеленый, усыпанный жемчугом тюрбан вершил плюмаж с рубином настолько огромным, что Шарп принял его поначалу за стекло, потому как драгоценного камня такого размера просто не могло быть, не считая разве что громадного желтовато-белого алмаза, вделанного в эфес кинжала, заткнутого за пояс султана.