Вверху, на стене, последние воины султана отступали под напором врага. Укрытый бледной пеленой дыма, город переходил в руки красных мундиров — такова воля Аллаха, но Типу не терял надежды на то, что Аллах даст ему еще один шанс. С этой надеждой и с ружьем в руке он и направился к Прибрежным воротам.

* * *

Паланкин несли восемь человек, по два на каждую из четырех длинных позолоченных рукоятей. Двое придворных в длинных туниках усердно подгоняли носильщиков посохами, и Шарп решил было, что в паланкине сидит сам Типу, но потом обратил внимание на то, что боковые шторы разведены, а за ними никого нет. Он последовал за паланкином.

В городе уже ощущалась паника. Совсем недавно Серингапатам походил на притихшего, затаившегося зверя, но теперь почуял, что час его настал. Нищие сбивались в кучки, в разрушенной лачуге голосила женщина, и даже бродячие собаки, поджав хвосты, жалобно скулили у стен. Тут и там на улицах появлялись небольшие группки солдат, тянувшиеся в направлении Бангалорских ворот. Шум боя еще доносился со стен, но ряды защитников быстро таяли.

Носильщики повернули к Прибрежным воротам внутренней стены. Ворота эти находились в малоприятной близости от издававшего тошнотворный запах озерца, куда стекались городские отбросы. Построенная наспех внутренняя стена перекрыла существовавший раньше сток, что и привело к образованию мерзкого болота. Мало того, часть нечистот просачивалась и в Прибрежные ворота, представлявшие собой выложенный кирпичом туннель в пятьдесят футов длиной, который пронизывал внутреннюю стену. Охранявший вход в туннель офицер при приближении паланкина отодвинул тяжелый засов и развел массивные деревянные створки. Заметив проследовавшего за паланкином Шарпа, офицер прокричал что-то, но, услышав имя полковника Гудена, махнул рукой. Закрыв за европейцем двери, часовой нервно взглянул на стену, над которой еще висел пороховой дым.

Проникнув в туннель, Шарп остановился и огляделся. Пол местами осел, и там, где это случилось, темнели густые зловонные лужи. Вонь стояла посильнее, чем в солдатской уборной. Пока Шарп осматривался, носильщики пробежали весь туннель и вынесли паланкин на свет. В пространстве между стенами стояли, беспокойно поглядывая на запад, несколько солдат. Шарп вдруг понял, что, бездумно последовав за паланкином, очутился не в самом лучшем положении. Двери за спиной закрыты, воздух как будто настоян на вони, впереди враги. Опустившись на корточки у сырой стены, он попытался сообразить, что делать дальше. У Шарпа было четыре мушкета, в том числе три заряженных, но запасные патроны лежали в кармане мундира, а мундир, вывернутый наизнанку, болтался на спине. Он поднялся, приставил мушкеты к стене, вывернул подобающим образом мундир и сунул руки в исполосованные тигром рукава, снова превратившись в солдата британской армии. Зарядив четвертый мушкет, Шарп пробрался к выходу из туннеля.

И увидел Типу.

Обвешанный драгоценностями султан быстро спускался по сходням внешней стены. У паланкина он остановился, окруженный телохранителями и придворными, поднял голову, посмотрел вверх и покачал головой. Один из адъютантов тут же отделился от группы и побежал к туннелю. Типу, бросив последний взгляд на запад, последовал за ним.

— Вот же дьявол! — выругался Шарп. Судьба играла ему на руку. Он быстро отступил вглубь туннеля, схватил мушкет, взвел курок и опустился на колено.

Вбежав в туннель, адъютант что-то крикнул, вероятно, приказывая открыть ворота. В следующий момент он увидел притаившегося в полумраке Шарпа, и крик замер у него на губах. Адъютант потянулся к торчащему из-за зеленого пояса пистолету. Шарп выстрелил. Вспышка показалась ему неестественно яркой, а многократно повторенное эхо прозвучало затяжным раскатом грома, но через пороховую дымку он все же увидел, как противник упал. Шарп схватил второй мушкет, и в это мгновение ворота у него за спиной открылись. Он повернулся, и офицер, увидев красный мундир, машинально захлопнул тиковые створки и опустил запор.

В туннель вбежали телохранители. Шарп выстрелил из второго мушкета. Он понимал, что не сможет выстоять против всех, и наделся на то, что просто отпугнет их от туннеля. Стрельба усилилась и как будто приблизилась — бой на стене заканчивался. Взяв в руки третий мушкет, Шарп двинулся к выходу, чтобы посмотреть, не отвлеклась ли стража на нового врага. Британцы и сипаи спускались со стены и уже готовились атаковать Прибрежные ворота. Телохранители отступили от входа, и Шарп подкрался ближе к свету. Первым, кого он увидел, был Типу. Султан явно оказался в незавидном положении. Выбирать приходилось между паланкином со всеми его очевидными недостатками и подвергшимися атаке Прибрежными воротами, которые вели через внутреннюю стену к конюшне. Телохранители заряжали и палили, заряжали и палили, а Типу как будто застыл в нерешительности.

Выстрелы звучали уже совсем близко, и в туннель вдруг вбежали два красномундирника. Один, заметив Шарпа, резко повернулся и вскинул мушкет.

— Эй! — крикнул Шарп. — Здесь свои!

Солдат — на его правой щеке чернело пятно от порохового ожога — скользнул по нему диким взглядом.

— Какой полк?

— Хаверкейкс. А вы?

— Олд Дазн. — Солдат выстрелил и тут же, спрятавшись за выступ туннеля, принялся перезаряжать ружье. — Ну и вонь, — пробормотал он, забивая пулю.

Батарея Султана уже перешла в руки наступающих, которые, за неимением британского флага, водрузили на флагштоке красный мундир. Судя по желтому канту, бастион занял 12-й королевский полк.

— Наши! — воскликнул солдат и как будто поперхнулся. Глаза его широко раскрылись, он удивленно, даже укоризненно посмотрел на Шарпа и медленно завалился в зловонную лужу у стены. Желтый кант пересекла струйка крови. На стене воины в полосатых туниках перешли в контратаку, своей смелостью подав пример тем, кто попал в западню между стенами.

Умирающий дернулся и затих. Его товарищ выстрелил, выругался и, оценив обстановку, метнулся из туннеля к штурмующим бастион однополчанам. Типу наконец принял решение — в любом случае конь быстрее паланкина — и приказал страже очистить туннель. Шарп понял, что попал в ловушку, и, шлепая по лужам, побежал назад. На середине пути он остановился, повернулся и выстрелил в появившиеся на фоне светлого проема силуэты. Кто-то вскрикнул. У Шарпа остался один заряженный мушкет.

По тиковым дверям у него за спиной защелкали пули. Шарп выстрелил из последнего мушкета и быстро, подгоняемый страхом и отчаянием, перезарядил его. Прошло несколько секунд. В любой момент в застилающем туннель дыму могли появиться люди Типу. Шарп ждал — никто не появлялся. Он знал, что умрет в этой вонючей дыре, но твердо намеревался прихватить с собой компанию побольше. Пусть приходят. От страха он тихонько затянул что-то без мелодии и слов, не забыв, впрочем, зарядить при этом второй мушкет. Странно, но никто не спешил его убивать. Шарп схватил третий мушкет...

Никого. О нем как будто забыли. Страх понемногу сходил, и Шарп слышал уже не только стук собственного сердца, но и крики, и стрельбу. Горстка телохранителей Типу, окружив своего повелителя, яростно отбивалась. Красные мундиры наступали с запада. Попытка отбить у 12-го полка Батарею Султана провалилась, и теперь сипаи и британцы наступали по всей северной наружной стене. Типу попал под их огонь, и страже пришлось на время забыть про туннель. Недолгая пауза позволила Шарпу перезарядить мушкеты. Три пули. И одна из них предназначалась толстому ублюдку, который сыпал соль ему на спину и таскал повсюду огромный красный рубин. Шарп пробрался поближе к выходу, надеясь, что Типу вот-вот войдет в туннель.

Султану снова пришлось отражать поползновения неверных. Аллах предоставил ему еще один шанс убить несколько красномундирников, и Типу поднимал украшенное драгоценными камнями ружье, целился, спускал курок и протягивал руку за другим ружьем. Расчетливо и хладнокровно он убивал тех, кто покусился на его столицу, кто едва не захватил Прибрежные ворота. Адъютанты кричали, что нужно уходить через туннель, но султан решил использовать шанс до конца, до последнего заряда, и каждый раз, когда выстрел достигал цели и кто-то из красномундирников падал, его охватывала жестокая радость победы.

Но врагов только прибывало, а стража Типу таяла. И наконец удача отвернулась от него. Одна пуля попала в бедро, другая прошила левую руку, и кровь брызнула на белый рукав. Ранены были все его телохранители, но некоторые еще могли двигаться. Султан понял: пришло время уходить. Хотя бы для того, чтобы не попасть в руки врагу. Пришло время проститься с городом.

— Уходим, — сказал он и, прихрамывая, направился к туннелю. Левая рука онемела, как будто по ней ударили огромным молотом, каждый шаг отдавался болью в левой ноге.

Выстрел из задымленного полумрака, и солдата, первым шагнувшего в туннель, отбросило от входа. Брызнувшие из раны капли крови блестели под солнцем, как отшлифованные рубины. Солдат упал, вскрикнул и забился в предсмертных судорогах. Все произошло так неожиданно, что Типу остановился. За спиной у него красномундирники пошли на штурм. Второй телохранитель повернулся навстречу противнику.

— Идите, ваше величество!

Он подал султану заряженное ружье и даже подтолкнул своего господина к туннелю.

Типу сделал два шага и остановился, всматриваясь в темноту. Есть ли там кто? Рассмотреть что-либо мешал дым. За спиной снова раздались выстрелы, крики и проклятия. Там, защищая своего господина, умирали его люди, но что ждет впереди? Не желая брести на ощупь по пропахшему нечистотами туннелю, султан ждал, пока дым рассеется. Последний из оставшихся адъютантов решительно взял султана за локоть и потащил за собой.

— Открыть ворота! — крикнул адъютант и, увидев тень в конце туннеля, упал на колено, вскинул ружье и выстрелил.

Шарп вжался в стену. Пуля щелкнула по камню и срикошетила в дверь. Адъютант выхватил из-за пояса пистолет, но Шарп успел выстрелить раньше, и эхо отозвалось глухим ударом колокола. Пуля отбросила адъютанта в глубокую лужу, и в туннеле вдруг остались только Типу и Шарп.

Шарп выпрямился и улыбнулся.

— Ублюдок, — сказал он, не спуская глаз с мерцающего в полумраке рубина на шлеме врага. — Ублюдок.

У него остался один заряженный мушкет. Типу держал в руке ружье. Шарп сделал шаг вперед.

Султан узнал жесткое, измазанное кровью лицо. И улыбнулся. Судьба богата на сюрпризы, подумал он. Почему он не убил этого человека, когда имел такую возможность? За спиной у него умирал адъютант, еще дальше, у стены, торжествующие красномундирники обшаривали тела убитых, а впереди путь к свободе и жизни преграждал человек, к которому он однажды проявил милосердие. Всего один человек.

— Ублюдок, — повторил Шарп. Он хотел не просто убить Типу, но и удостовериться в его смерти.

Дым затянул яркий проем, за которым одни, проиграв, умирали, а другие, победив, грабили умирающих.

— Милосердие — привилегия Бога, но не человека, — сказал по-персидски султан. — Я не должен был оставлять тебе жизнь. — Он прицелился и спустил курок, но ружье не выстрелило. В панике последних секунд адъютант подал ему незаряженное оружие. Типу улыбнулся, отбросил ружье и вынул из ножен саблю. Левый рукав намок от крови, еще больше ее было на шароварах, но султан не выказывал страха; похоже, неожиданная ситуация даже доставляла ему удовольствие. — Как же я вас всех ненавижу, — добавил он спокойно, рассекая клинком воздух.

Шарп понял Типу не лучше, чем Типу понял Шарпа.

— Жирный недомерок. Ты забрал у меня медаль. А у меня другой никогда и не было.

Типу лишь улыбнулся. Он смочил шлем в фонтане жизни. Не помогло. Магия не помогла. Остался только Аллах. Он ждал, когда ухмыляющийся красномундирник выстрелит, но за спиной кто-то крикнул, и Типу повернулся, надеясь, что кто-то из стражи все же выжил и пришел на помощь.

В туннеле никто не появился, и султан снова посмотрел на Шарпа.

— Прошлой ночью я видел смерть. — Он сделал еще несколько шагов и поднял кривую саблю. — Мне снились обезьяны, а обезьяны означают смерть. Нужно было убить тебя раньше.

Шарп выстрелил. Пуля пошла выше, чем он хотел. Он хотел попасть в сердце, но попал в висок, и голова султана дернулась. Типу упал не сразу. Кровь уже пропитывала подбитый шерстью шлем, но он все же нашел силы повернуть голову и посмотреть врагу в глаза. Сабля выпала из онемевших пальцев, губы дрогнули в последней улыбке, и правитель Майсура медленно завалился назад.

Эхо выстрела еще било в уши, и Шарп, склонившись над Типу, не слышал собственного голоса.

— Мне нужен твой рубин. Я на него сразу глаз положил. С первого раза. Полковник Маккандлесс говорил, что миром движет богатство, так что я хочу получить свою долю. — Типу был еще жив, но не мог пошевелиться. Неподвижные глаза смотрели на Шарпа. И вдруг моргнули. — Еще не помер? — Шарп потрепал его по окровавленной щеке. — А ты смелый парень, толстяк. Этого у тебя не отнимешь. — Он сорвал с плюмажа рубин, а потом снял с умирающего и остальные драгоценности: изумрудное ожерелье и нить жемчуга с шеи, усыпанный драгоценными камнями браслет с руки и перстни с бриллиантами с пальцев. Стащил пояс, на котором при первой их встрече висел кинжал с огромным бриллиантом, лунным камнем, в рукояти, но обнаружил только сабельные ножны. Ножны Шарп забрал, а саблю не тронул. Он даже поднял лежавший в грязной луже клинок и вложил его в руку умирающему. — Саблю можешь оставить, ты хорошо дрался. Как и подобает солдату. — Он поднялся и вдруг, неожиданно для себя, встретив взгляд султана, неловко отдал ему честь. — Возьми клинок с собой в рай и скажи там, что тебя убил другой настоящий солдат.

Глаза закрылись. Типу вспомнил молитву, которую этим утром переписал в свою тетрадь. "Я полон греха, а Ты, Аллах, море милосердия. Где же милосердие Твое и где мой грех?" Молитва принесла утешение. Боль ушла, тело не ощущало ее, но оно и не подчинялось больше его воле. Все происходящее напоминало сон, и в этом сне он плыл на золотой ладье по теплой реке под благословенным солнцем. Мир и покой снизошли к нему. Должно быть, подумал Типу, это и есть дорога в рай. Да будет так.

Глядя на умирающего, Шарп не чувствовал ненависти или злобы. Ему было жаль Типу. Султан был хоть и смертельным, но также и смелым врагом. При падении правую руку Типу прижало телом, но хотя Шарп и подозревал, что на ней можно найти еще один браслет, вытаскивать ее он не стал. Типу заслужил того, чтобы упокоиться с миром. К тому же Шарп был достаточно богат — снятые драгоценности оттягивали карманы, усыпанные сапфирами ножны лежали под истрепанным мундиром. Он поднял заряженный мушкет и зашагал к заваленному телами выходу. Какой-то сержант из 12-го полка, увидев выходящего из туннеля незнакомца, схватился было за штык, но потом признал своего по грязному мундиру и опустил оружие.

— Там есть кто живой?

— Только какой-то толстяк, — ответил Шарп, перебираясь через баррикаду из мертвых тел. — Умирает.

— Есть чем поживиться?

— Ничего стоящего. А вот дерьма там хватает.

Сержант нахмурился — вид рядового ему явно не понравился.

— Из какого полка?

— Не из твоего, — коротко ответил Шарп и пошел прочь, мимо ликующих красномундирников и сипаев.

Впрочем, веселились не все. Некоторые добивали запертых в ловушке врагов. Сражение длилось недолго, но крови пролилось много, и теперь победители утоляли жажду мести. Полковник Уэлсли привел своих людей, и теперь они окружали дворец, чтобы предотвратить разграбление. Небольшим улицам повезло меньше — из оставшихся без защиты домов уже неслись крики. Люди в полосатых туниках, те, кому удалось выйти из боя живыми, спасались бегством, покидая город, в котором одиноко умирал султан Типу.

Сержант Ричард Шарп повесил на плечо мушкет и пошел вдоль стены, ища вход в город. У него еще осталось несколько минут свободы до того, как армия снова примет его в свои железные объятия, но он победил, и доказательства победы приятно оттягивали карманы. Надо было выпить.

На следующий день пошел дождь. Это был еще не муссон, но в ярости разбушевавшаяся стихия почти не уступала людям, в полной мере проявившим ее накануне. Теплый проливной дождь смыл кровь с городских стен и унес с улиц скопившуюся за сухой сезон грязь. Кавери едва не вышла из берегов, поднявшись так высоко, что перейти ее вброд у бреши стало невозможно. Услышь небо молитвы Типу, потеряй британцы еще один день, и город был бы спасен.

Но Типу в Серингапатаме уже не было, а его место во дворце, охраняемом красномундирной стражей, занял раджа. Спасенный от разграбления солдатами, дворец не избежал печальной участи, только в роли мародеров выступили не опьяненные пролитой кровью рядовые, а их офицеры. Ни барабанящий по узорчатой крыше дождь, ни лужи во дворе не помешали им распилить тигровый трон, взойти на который так и не успел Типу. Они крутили ручки органа и смеялись, когда механическая лапа скребла по лицу деревянного солдата. Они срывали шелковые шторы, выковыривали из мебели драгоценные камни и удивлялись простоте и безыскусности спальных покоев султана. Ревевших от голода шестерых тигров пристрелили.

Отец Типу, великий Хайдар Али, лежал в мавзолее Гумбаз, неподалеку от города, и когда дождь наконец прекратился и окружавший мавзолей сад ожил под лучами выглянувшего солнца, туда перенесли и останки последнего султана. Выстроившиеся по пути движения погребальной процессии британские солдаты отсалютовали мертвому врагу, которого в этом последнем земном путешествии сопровождали под приглушенную барабанную дробь его побежденные воины.

Шарп, с тремя новенькими белыми полосками на линялом красном рукаве, тоже в этот час оказался у мавзолея.

— Интересно, кто его убил? — Полковник Маккандлесс, успевший переодеться в чистую форму и даже подстричься, незаметно подошел к новоиспеченному сержанту.

— Кому-то подфартило, сэр.

— Кто-то стал богачом, — проворчал шотландец.

— Думаю, сэр, он это заслужил.

— А я думаю, богатство ему впрок не пойдет, — с чувством проговорил полковник. — Промотает впустую. Спустит на шлюх и выпивку.

— По-моему, сэр, не самое плохое, на что можно потратиться.

Маккандлесс поморщился, упрямое безразличие Шарпа его раздражало.

— Один только рубин стоит генеральского жалованья за десять лет. Представьте только, десять лет!

— Досадно, что пропал, — бесстрастно заметил сержант.

— Жаль, да? — согласился полковник. — Но я слышал, вы были около Прибрежных ворот?

— Я, сэр? Нет, сэр. Только не я, сэр. Я все время был с мистером Лоуфордом.

Маккандлесс недоверчиво посмотрел на него.

— Один сержант из Олд Дазн доложил, что видел, как какой-то диковатого вида солдат выходил из туннеля, где потом нашли Типу. — В его голосе проступили обвинительные нотки. — Сержант утверждает, что на нем был мундир с алым кантом и без пуговиц. — Полковник скользнул неодобрительным взглядом по мундиру Шарпа, который, найдя время пришить сержантские нашивки, не позаботился о пуговицах. — Говорит, что ошибиться не мог.

— Сами знаете, как оно бывает, сэр. В суматохе битвы... Бедняге просто померещилось.

— А кто подбросил тиграм сержанта Хейксвилла? — не отступал Маккандлесс.

— Это, сэр, одному Богу известно, а у Него не спросишь.

Заявление тянуло на богохульство, и полковник нахмурился.