— Я сделаю все, что ты потребуешь, госпожа. — Он так хотел ей понравиться! — Я не язычник, и докажу тебе это… И если я — подкидыш, то пусть погибну под взглядом Бога в Валлонкуре. Но мне важно знать, что со мной не так, и все равно, какую цену придется за это заплатить.

Она снова улыбнулась. Ему стало намного легче.

— Хорошо сказано, мальчик. Не знаю, на чьей стороне на самом деле твое сердце. Но это сердце рыцаря. По крайней мере, в этом я уверена.

Запятнанный рыцарь

Гисхильда поглядела на лестницу, ведущую на верх башни. Она здесь уже три недели, но еще ни разу не видела Друстана, слышала только его голос. Когда он был голоден, то звал Жюстину. Полдня она занималась тем, что рубила щепки. Потом их нужно было относить наверх. Друстан поддерживал сигнальный огонь на платформе. Жюстина справлялась со всем сама.

Иногда Друстан пел. В странное время — среди ночи или перед рассветом. Он пел очень тихо, но Гисхильда все равно слышала.

Похоже, Жюстина простила ее, по крайней мере относилась к ней приветливо. Однако говорила она очень мало и поболтать с ней было практически невозможно. Молчание, царившее в башне, действовало на Гисхильду сильнее всего остального. Ей постоянно приходилось напоминать себе о том, что она в плену у врагов отца. По острову она могла перемещаться свободно: никто не ограничивал ее. До того дня, когда пришла эльфийка Сильвина и изменила всю ее жизнь, она в Фирнстайне жила менее свободно, чем здесь.

Никто не указывал ей, что делать, чего не делать, чем занять день. Можно было спать сколько угодно, есть когда угодно. Жюстина благодарила ее, когда она помогала ей по хозяйству, но никогда не требовала помощи. Сначала девочке было это приятно, но постепенно стало надоедать. Она чувствовала себя ненужной здесь. Жизнь ее потеряла смысл. До сих пор она не знала скуки. Оказалось, что это ужасное чувство. В первую очередь потому, что ему не предвиделось конца-края.

Одному Луту, Ткачу судеб, известно, когда вернется Лилианна. Она была воплощением всего того, с чем боролись отец и дети альвов. Гисхильда убила бы комтуршу, если бы подвернулась такая возможность. Так легко, как последний раз, она не позволит застать себя врасплох. Она действовала не так обдуманно, как учила ее Сильвина. Убивать нужно с холодным сердцем. Лучше всего у нее получилось бы из пистолета. Принцесса поглядела на стул со следами выстрелов. Где-то здесь должен быть пистолет… Но где он? Возможно, на верху башни? Наверняка рыцарь хранит оружие!

Жюстина где-то в лесу, собирает грибы. Вернется она нескоро! А чертов рыцарь должен когда-то и спать. Может, стоит рискнуть?

Что же не так с Друстаном? От Жюстины ничего не добьешься. Она сказала только, что он опасен и к нему лучше слишком близко не подходить.

Еще сегодня утром Гисхильда слышала, как рыцарь пел длинную, печальную песню. Слов она не поняла, но мелодия и его чудесный голос тронули ее сердце. Разве может быть злым человек, который так поет?

Принцесса поднялась и пошла к лестнице. Она не знала даже, какие комнаты существуют над убогой комнаткой, в которой жили они с Жюстиной в самом низу башни. Может быть, там найдется какая-нибудь книга. Или ящик, в котором можно найти что-нибудь интересное. Дома, в Фирнстайне, она любила забираться на чердак и копаться в сундуках, где хранился столетний хлам.

«А еще нужно узнать, где рыцарь хранит пистолет», — с холодной решительностью подумала она и бесшумно скользнула по винтовой лестнице. Сердце учащенно забилось. Следующий этаж принес разочарование. Через три узкие бойницы свет падал в круглую комнату, занимавшую весь этаж. Здесь хранились припасы: бочонки с солониной, мешки с бобами и чечевицей, горшки с медом, сушеные травы, натянутые на деревянные стропила шкурки. Ничего особенного. Просто кладовая.

Гисхильда снова поглядела на лестницу. Интересно, высоко она забралась? Девочка подошла к одной из бойниц, но та оказалась слишком узкой для того, чтобы в нее можно было просунуть даже голову. Виден был только скалистый берег, окружавший башню. Наверняка есть еще один этаж. А может, и два.

Она осторожно ступила на лестницу. Подошвы сапог слегка шаркали. Девочка присела на корточки и стянула сапоги. Она пойдет по всем правилам, будто пробирается во вражеский стан.

Каменные ступеньки были холодными. Повсюду валялись щепки и кололи босые ступни. В нос ударил запах сушеного дерева. Уже после первого поворота лестницы ступени сузились. Вдоль внешней стены до потолка высились штабелями поленья.

Гисхильда застыла и прислушалась к темноте. Закаркал ворон, раздался скрип, как от дверной петли. Затем все стихло. Задержав дыхание, она сделала еще пару шагов. Там, где лестница выходила на новый этаж, поднималась стена поленьев, закрывая дверь в следующую комнату. Если когда-нибудь по этой лестнице поднимутся захватчики, легче всего будет завалить их лавиной из дров.

Гисхильда осторожно подошла к концу деревянной стены. По ее босым ногам полз толстый жук. В воздухе жужжали мухи. Воняло застоявшейся ухой. Как она ее ненавидела! Жюстина постоянно готовила уху.

Принцесса встала на колени и выглянула из-за угла. Затхлый полумрак комнаты прорезали два луча света, падавшие в окна бойниц. У противоположной стены комнаты стояла незастеленная кровать. Два сундука и большой стенной шкаф скрывали все те сокровища, которые она втайне надеялась обнаружить. Рядом с кроватью на табурете лежала книга. К стене была прислонена рапира с роскошной, украшенной бриллиантами рукояткой. Свет, попадавший через бойницы, преломлялся в камнях, отбрасывая блики на стены из поленьев и нештукатуреного бутового камня.

Витая лестница вела дальше наверх, но Гисхильда хотела сначала беспрепятственно осмотреться в комнате рыцаря, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. Эта комната расскажет ей, что он за человек. Очевидно, он не придает значения чистоте и порядку.

Разведчица прокралась к постели. На мгновение отвлеклась на муху, ползавшую по миске с ухой, неряшливо оставленной у постели. Указательным пальцем вытолкнула насекомое за край и вытерла палец о грязную простыню.

Она с любопытством оглядела книгу. На кожаном переплете названия не было. Немного полистала ее. Книга была написана на языке Юга, который Церковь перенесла во весь мир.

Прочтя несколько строк, Гисхильда поразилась: рыцарь читал стихи! Она пролистала дальше… Печальная любовная лирика и оды лучшему миру. Странно! Разве человек, читающий такое, может быть опасен?

Снова раздался звук дверных петель. Гисхильда вздрогнула. Дверь платяного шкафа распахнулась. В шкафу висели черная непромокаемая одежда и красная накидка. Белье громоздилось в уголке. А из накидки выглядывало дуло пистолета.

— Картинки в этой книге ты ищешь совершенно напрасно, принцесса-варварка, — сказал мелодичный голос, который она слышала ночью.

Из складок одежды выглянуло узкое, выдубленное непогодой лицо. Белки глаз были пронизаны красной сеточкой вен, вокруг рта притаились мелкие морщинки. Лицо совершенно не подходило к голосу.

На обидные слова Гисхильда рассердилась. Страшно ей не было, хотя рыцарь, очевидно, хотел ее напугать! Лилианна никогда не привезла бы ее в такое место, где ее жизни угрожала бы опасность, — в этом Гисхильда была совершенно уверена.

— Ты умеешь говорить? — спросил человек на языке Друсны. — Я знаю, некоторые из вас могут только хрюкать, как свиньи.

Гисхильда вспомнила бесконечные часы, проведенные в библиотеке. Впервые в жизни ей пригодится ненужное знание, которым пичкал ее учитель Рагнар, и она мысленно перебирала наполовину забытые слова южного языка.

— М-да, нема как рыба, — опередил ее рыцарь. — Может быть, стоило предложить Жюстине засунуть тебя в суп. Хуже он от этого не станет.

— Утопическим бредням вашего Андре Грифона предпочитаю классическую эпическую поэзию Велейфа Среброрукого. Должна сказать, выбор вами этой книги поражает меня.

Дуло пистолета качнулось в сторону и исчезло.

— Удивила, деточка. Удивила.

Она услышала, как тяжелое оружие положили на пол шкафа. Просто отложил в сторону или оно здесь хранится?

— Глупо судить о человеке до встречи с ним. Ты поражаешь меня, принцесса. Кажется, ты умна. Хотя… Для девушки у тебя довольно странная прическа.

Замечание по поводу ее прически разозлило ее до крайности. Какой напыщенный нахал!

Рыцарь вылез из висящей в шкафу одежды. Он был высок и очень строен. На грязной белой рубашке виднелся серебряный нагрудник со следами ржавчины. На нем были темные брюки для верховой езды и почему-то один сапог. Гисхильда уставилась на его босые пальцы, густо покрытые волосами.

— Вчера я ссорился с Жюстиной, — пробормотал он. — Она такая упрямая баба. Не сняла мне второй сапог. Пришлось спать в сапоге.

И только когда рыцарь полностью вылез из шкафа, Гисхильда заметила, что правый рукав рубашки Друстана пустой: рука была ампутирована до середины плеча.

Левой рукой рыцарь поднял правый рукав и снова опустил его.

— Что, она тебе не сказала? Калеку рассердить легко!

В его голосе внезапно послышалась жесткость, заставившая Гисхильду отшатнуться.

Друстан закрыл глаза, распахнул рубашку и обнажил обезображенное шрамами тело. Губы рыцаря шевелились, но из них не вылетало ни звука.

По коже Гисхильды пробежали мурашки. Не понимая, что происходит, она ощутила смертельный страх. Девочка отодвинулась еще немного, уперлась в край кровати, потеряла равновесие и упала на скомканную простыню.

Друстан открыл глаза. Из-за красных жилок казалось, что герб Кровавого дерева у него нанесен прямо на белки. Губы его исказились в подобии улыбки.

— Похоже, ты не подкидыш.

Гисхильда не поняла, при чем тут это.

Друстан хлопнул себя ладонью по обрубку.

— Этим я обязан одному из твоих друзей. Так что варваров, язычников и Других в своей башне я не жалую. Поэтому и не спускался вниз, не засвидетельствовал тебе свое почтение. Мне больше нравится, когда рядом нет никого, кто бы глазел на меня и думал: «Бедный калека!»

— Мои друзья не стали бы делать этого без причины.

Друстан сжал губы.

— Это случилось не во время битвы. — По его голосу было слышно, что ему стоит немалых усилий овладеть собой. — Какой-то кобольд выстрелил в меня из арбалета из укрытия. Болт пробил мой нарукавник. Рана была не очень тяжелой, почти не кровоточила и не болела, я ее особенно не лечил и только на следующий день добрался до одного из наших лесных замков. Вечером у меня поднялась температура. Когда болт вынули из раны и сняли шину, даже я увидел, что произошло. Рана была так сильно заражена, что не помогло бы даже лечение личинками. Темная линия спускалась вниз до самой кисти. Целитель пояснил, что нужно немедленно ампутировать, иначе от ядовитых соков раны я умру. Кобольды любят окунать свои арбалетные болты в гнилое мясо — об этом я узнал позднее, — чтобы даже легкие ранения превращались в смертельные раны.

Гисхильда ничего не знала о том, что их союзники используют отравленное оружие. Но достаточно было вспомнить мерзкую улыбку Брандакса, чтобы понять: от кобольдов можно ждать чего угодно и, общаясь с ними, нужно всегда быть готовым к худшему.

Ярость Друстана, похоже, исчезла так же внезапно, как и возникла. Он сел на табурет, опершись подбородком на здоровую руку. В щетине на лице виднелись странные мелкие шрамы. Короткие черные волосы неухоженными прядями спадали на лоб. От него несло потом и нестираной одеждой.

— Я обещал ордену свою жизнь, — сообщил он. — Поэтому и отказался от руки. Руки меча! Я пытался научиться фехтовать левой. И, похоже, преуспел в этом больше, чем некоторые неотесанные мужланы. Но это совсем не то же самое. Никогда больше я не буду искусным фехтовальщиком. И, боюсь, душа моя тоже потеряла равновесие. Орден нашел для меня новое задание, где пригодятся мои особенные способности. Так я попал сюда. А Жюстину они отправили со мной. — Он с горечью рассмеялся. — Бедняжка. Думаю, я бы пошел рабом на галеры, чтобы не оказаться запертым на крошечном островке с таким типом, как я.

— Так будь поласковее! — посоветовала Гисхильда.

Он поглядел на нее.

— Это не по мне. Я никогда не был особенно ласков, даже когда у меня было две руки.

— Но можно же хотя бы попытаться, — нерешительно проговорила она.

— Нет! — Он произнес это с такой решимостью, что Гисхильда вздрогнула. — Я, может, и плохая компания, но не обманщик. Это как с теми, что красят волосы. Если бы я захотел, то мог бы покрасить волосы в рыжий цвет и обмануть тем самым невнимательного наблюдателя. Но на самом деле они ведь черные. И если пару недель их не покрасить, то у корней снова проступит черный цвет.

— А если ты будешь стараться красить всегда? — не отставала она.

— Тогда я буду по-прежнему брюнетом, который обманывает других. Это не по мне. Я такой, какой есть, — задиристо сказал он.

— Но если ты…

— Если бы мне хотелось, чтобы дети задавали мне дурацкие вопросы, я давно сделал бы парочку той шлюшке, что живет внизу. Она только того и ждет. А теперь убирайся! Ты мне надоела, принцесса. Когда твое присутствие здесь будет желательно, я позову тебя. А до тех пор не показывайся больше в моей комнате.

Гисхильда поднялась. Вот дурак! Сочувствовать ему она не будет.

— Почему тебя послали сюда, рыцарь?

Оплеуха прозвучала так быстро и неожиданно, что она не успела увернуться. Удар свалил Гисхильду с ног. В ушах зазвенели тысячи колокольчиков.

— Ты враг! — заорал на нее Друстан. — Это ты не можешь спрятать даже за детской улыбкой. Ты враг! Ты не сделаешь из меня предателя! Только не ты! Ты тоже рыжеволосая обманщица! Но меня ты не обманешь! Я вижу, кто ты на самом деле!

По щекам девочки бежали слезы. Но плакать себе она не разрешила, только попятилась к лестнице, не спуская глаз с разбушевавшегося сумасшедшего. И лишь оказавшись за стеной из поленьев, отважилась повернуться.

Что-то ударилось в стену над ее головой. Книга, лежавшая рядом с кроватью Друстана, упала к ее ногам.

— Прочти это! Может быть, его проникнутые истинной верой стихи просветлят твою темную языческую душу!

Гисхильда плюнула на книгу. Так она еще никогда не поступала, но свою языческую душу не отдаст никому. Она была частью ее, может быть, даже важнейшей. Точно так же как Друстан не собирается менять свой дурной характер, она станет лелеять свою языческую душу. Пока она будет придерживаться этого, ей не погибнуть, и неважно, что собралась сделать с нею Лилианна.

Нужно пережить это время. Однажды придет Сильвина и заберет ее. Это так же верно, как и то, что завтра снова взойдет солнце. Эльфийка найдет ее и вернет отцу. А он будет безмерно горд за нее, когда увидит, что, хотя рыцари и поймали ее, она не сломалась и не сдалась. Как он посмотрит на нее, как будет гордиться — это стоит всего пережитого.

Раздались торопливые шаги. Жюстина! Казалось, она испытала облегчение, увидев Гисхильду. Друснийка торопливо потащила ее вниз по лестнице и остановилась только на первом этаже, перед большим камином.

— Никогда больше так не делай! Подняться наверх… Он злой! Не ходи к нему. Никогда не знаешь, что он натворит, еще пристрелит нас когда-нибудь! Надеюсь, Лилианна скоро вернется. Идем, я тебе кое-что покажу, и тогда ты поймешь, о чем я говорю!

Друснийка оттащила сундук от стены и показала железный шип, окруженный ржавым пятном.

— Когда-то это был гвоздь. Он сделал это весной, — удрученно произнесла она.

В одном из бутовых камней был вырезан герб, разделенный буквой У на три части. Справа виднелся стоящий на задних лапах лев, слева — голое дерево, а в верхней части — цветок, который Гисхильда не смогла точно определить. Может быть, роза. Буква У, разделявшая три поля герба, была нарисована в виде звеньев цепи.

— Ему понадобилось два дня и чертовски много ругани, чтобы вырезать на стене этот герб. Для этого он использовал вот этот гвоздь. А знаешь, чего он захотел, закончив работу?

Гисхильда пожала плечами.

Жюстина кивнула.

— Ну да, верно, кто может угадать, что взбредет в голову сумасшедшему? Он хотел, чтобы я наколола его здоровую руку на этот герб. Должно быть, это была наложенная им самим епитимья. Он совсем с ума сошел!

Гисхильда наклонилась. Теперь она глядела на мнимое пятно ржавчины другими глазами.

— Ты это сделала?

— Нет, конечно же. Он ругался, как сапожник. А потом стал угрожать мне пистолетом. Я убежала в лес, думала, на этом все и закончится. Как однорукий может пригвоздить себя к стене?

Принцесса коснулась кончика гвоздя. На пальцах осталось немного ржавчины.

— Когда я вернулась, он лежал возле этой стены без сознания и бредил. У него получилось, у этого сумасшедшего.

Гисхильде показалось, что в голосе Жюстины послышалось уважение, но она не поняла, как можно восхищаться сумасшедшим.

— Он загнал гвоздь между двух камней в трещину в стене, забил его молотком и подпилил, а потом прижал ладонь к острию. Но этого ему показалось мало. Он боялся, что рука соскочит с заточенного гвоздя, когда он потеряет сознание. Поэтому он взял в зубы камешек и долбил по острию гвоздя до тех пор, пока не загнул его вверх. При этом он исколол себе все лицо. Говорю тебе, однажды ночью он спустится и застрелит нас, потому что решит, что этого от него требует его Бог. Он ненормальный, как бык во время течки. Пожалуйста, Гисхильда, держись от него подальше. И молись всем своим богам, чтобы скорее приехала Лилианна и забрала тебя.