На кургане Сильвина вложила ей в руку желудь. Эльфийка наверняка знала истории, в которых рассказывалось об Альфадасе и Асле.
— Этот желудь — ты, принцесса, — проговорила она и показала на дуб. — А это — тысячелетие.
Услышав эти слова, Гисхильда почувствовала себя маленькой и незначительной.
Должно быть, по ее лицу эльфийка прочла все ее мысли, и Гисхильда до сих пор помнила ее слова:
— Это дерево тоже когда-то выросло из желудя. Тебя будут бить штормовые ветра, моя маленькая подруга, будут пытаться склонить и искривить тебя. Только от тебя зависит, удастся ли им это. Будешь решительно противиться всем жизненным бурям — сломаешься. Будешь склоняться под каждым порывом ветра — время придавит твою крону к земле. Таков вызов жизни: не погибнуть и остаться верной самой себе, и неважно, что при этом подумают о тебе другие.
Верна ли она еще самой себе? Раньше она не противилась всему. У нее были друзья… Она была совсем другой. Но ведь не может она подружиться с будущими врагами Фьордландии. Однажды она вступит в бой с Жоакино, Люком, Бернадеттой и всеми остальными послушниками. Как же она может сейчас сражаться с ними на бугурте за то, чтобы их знамя не бросили в грязь!
Ей нравилась Мишель и ее жесткий характер. К Лилианне со временем она начала относиться с уважением. Комтурша очень умна… И, возможно, она действительно спасла ей жизнь, когда обрила ее наголо и увезла из Паульсбурга.
От плана застрелить Лилианну она на первое время решила отказаться. Ей никогда не выбраться отсюда, если она убьет бывшую комтуршу. И Гисхильда решила, что сейчас важнее всего выжить. Она будет внимательно слушать рассказы учителей о битвах и стратегии. Ей хотелось понять рыцарей ордена, научиться мыслить так, как они. Детский лепет вроде бугурта ее не интересовал. Зато увлекало почти все остальное.
У богов ее родины были свои планы, когда они сплетали ее судьбу. Бытие здесь имело глубокий смысл. Случайностей не бывает. Когда она убежит из Валлонкура, то будет знать рыцарей лучше, чем любой другой фьордландец. Даже лучше, чем дети Альвенмарка. Она станет их самым заклятым врагом!
И только одно не давало ей покоя: чем дольше она жила среди них, тем сложнее становилось сохранять четкие представления о добре и зле. Они — враги, то и дело напоминала она себе. Она не имеет права любить никого из них! Девочка вспомнила, чему учила ее Сильвина. Некоторые рыцари очень хорошо умеют пленять сердца, например Мишель. Их нужно опасаться больше всего. Она не должна забывать, кто она и что ей здесь не место.
— Я останусь верна себе, — тихо, но уверенно произнесла Гисхильда. — Навеки!
Затем повторила эти слова. Потом еще раз, и еще… Но это не помогало. Они не вселяли в нее мужества. Наоборот! С каждым разом она чувствовала себя все более и более одинокой.
А потом увидела в дверях барака Львов тень. На мгновение замерла — и направилась к ней.
Башня Двенадцати врат
— Еще на прошлом собрании мы узнали, что эрцрегент Друсны, брат Шарль, умер. Но теперь мои шпионы принесли свежие новости о его смерти. Тревожные!
Леон слушал заместителя начальника торговой конторы. Мужчина говорил тихо. Он был полностью скрыт в тени одной из двенадцати ниш круглого зала под куполом. Зал был пуст. На стенах горели факелы в железных подставках. Белый каменный пол украшала мозаика с изображением огромного Древа крови.
Встречи эти держались в строжайшей тайне. На каждом из присутствующих была маска. Но их было так мало, что можно было не скрываться. Примарх знал, что заняты только шесть ниш. Половина из присутствующих были калеками и стариками. Только Николо, Альварез и Жероме были еще в расцвете сил. Но зависело все не от возраста и здоровья. Его учитель, брат Ален, был парализован после ранения в шею. Тридцать лет он не мог двигаться сам. Даже есть без посторонней помощи Ален был не в состоянии. И все же в жилах бывшего примарха текла кровь горячее, чем у кого-либо из присутствующих. И была у него железная сила воли. Он добился победы Нового рыцарства на совете в Искендрии и перевернулся бы в гробу, если бы увидел, как все оказалось запущено.
Их брат из конторы сделал паузу, чтобы подчеркнуть драматичность своих слов.
«Пустомеля», — подумал Леон. Он уже жалел, что сделал именно его пауком в паутине шпионов ордена. Но менять что-либо уже поздно.
— Брата Шарля убили. Это истина, которую пытается скрыть орден Древа праха и гептархи. В первую очередь от нас, потому что думают, что его убили мы.
— Как им такое пришло в голову? — спросил Жероме, в голосе которого слышалось неподдельное возмущение.
Леон не сдержал улыбки. Брат Жероме считался хорошим командующим, фанатом своего ордена. Что касается внутрицерковных интриг, то тут он был слепцом.
— Что ж, у них для этого есть веские причины, — продолжал свои выкладки глава шпионов, и Леону показалось, что в его голосе проскользнула нотка язвительного удовлетворения. — Шарля не просто убили. Убийца пытал его. Эрцрегент умер тяжелой смертью. Вместе с ним умерли и его телохранители. И это в хорошо охраняемом замке ордена! Комендант замка клянется, что группа нападающих не могла бы проникнуть незамеченной. Он полагает, что убийцы имели свободный доступ в замок, потому что им доверяли. Потому что они принадлежали к числу бойцов Тьюреда.
— А комендант, случаем, не рыцарь ордена Древа праха? — цинично заметил Николо.
— Так и есть, брат, — прозвучал лаконичный ответ. — Они полагают, что это не были ни люди-тени, ни вероломные убийцы Других. Они убеждены, что убийц подослали мы.
— Но это же возмутительно! — воскликнул Жероме. — Мы должны искоренить эту ересь! Как они осмеливаются…
— Похоже, что эрцрегент сам намекнул им. Из последних сил он написал своей кровью два имени. Валлонкур и Дрой. Будет тяжело убедить гептархов, что мы здесь ни при чем.
Леон потер веко.
— Но ведь они ошибаются, разве не так? Мы здесь не замешаны.
Несколько мгновений царила тишина.
— Я тебя умоляю, брат, — проникновенно сказал предводитель шпионов. — Конечно же, прежде чем совершать поступок со столь далеко идущими последствиями, я посоветовался бы со всеми вами. И постарался бы нанять таких убийц, которые позаботились бы, чтобы брат Шарль больше ничего не написал своей кровью. Нет, мы невиновны. Кто-то ведет против нас скрытую борьбу. Может быть, орден Древа праха?
— Как тебе пришло такое в голову, брат? Разве не его рыцари были телохранителями эрцрегента?
При всей распущенности старого рыцарского ордена Леон даже представить себе не мог, чтобы они без зазрения совести убивали своих же людей.
— Что ж, они извлекают немалую выгоду из этого поступка, — ответил заместитель начальника торговой конторы. — За три дня до этого гептархи решили не принимать в свои ряды нашего нового гроссмейстера. Вместо этого был выбран гроссмейстер из ордена Древа праха. Боюсь, нам предстоят тяжелые времена.
Леон поднял веко и почесал старые шрамы. Он был рад, что сидит в тени стенной ниши и остальные братья не могут видеть его. Он злился на предводителя шпионов. Его предшественник не решался утаивать от него такие важные новости и ставить его в известность только вместе со всеми. Нужно избавиться от этого неблагодарного мерзавца… Но нет! Об этом нельзя даже думать! Кровь братьев слишком дорога! Он не может проливать ее. Не тогда, когда в зале под куполом заняты всего шесть ниш.
— А Лилианна и Мишель знают об эрцрегенте и о новостях? — спросил Альварез.
— А что, должны? — с наигранным удивлением спросил шпион.
— Но они ведь окажутся в опасности, если покинут Валлонкур.
— Действительно… ты прав. Рыцари Древа праха злопамятны. Но до сих пор пока еще никто не предъявил нам официального обвинения. Может быть, не стоит беспокоить их обеих без веской причины.
«Теперь эта мразь еще и наслаждается сменой роли докладчика на покровительственного советчика», — сердито подумал Леон.
— Какие выводы ты делаешь из того, что нам не предъявляют обвинения? — спросил брат Альварез.
— Все, о чем я сообщил вам, считается секретной информацией. О необычных обстоятельствах смерти брата Шарля знает только дюжина высоких чинов Церкви. Но если бы я был не членом нашего ордена, а рыцарем Ясеня, то начал бы собирать грязные истории. Возможно, я даже позаботился бы о распространении слухов… Мы слишком сильны, чтобы можно было просто взять и лишить нас власти. И польза, которую мы приносим Церкви, очевидна. Если бы я был на месте наших врагов, то запятнал бы доброе имя Нового рыцарства. На это нужно время… Но как только пришло бы время, я обвинил бы в ереси весь орден целиком. Только так и можно нас победить.
— Это же просто неслыханно! — возмущался Жероме. — Мы должны отправить посольство в Анисканс и заявить протест против этих наговоров на Шарля.
Леон вздохнул про себя. Жероме — хороший рыцарь на поле боя, но внутрицерковные интриги ему совершенно чужды.
Докладчик притворно закашлялся.
— Мой дорогой брат, мы не можем этого сделать. Никто нас не обвинял. Мы даже не должны знать то, о чем я вам доложил. Если мы станем защищаться от упреков, которые нам еще никто не предъявлял, то навлечем на себя еще больше подозрений. Потому что кому и знать об обстоятельствах смерти Шарля, как не его убийцам?
Леон покачал головой. Замечательно придумано. Они в ловушке.
— Что ты предлагаешь, брат?
— Мы станем делать то же самое, что и они. Поскольку ни один из нас больше не является гептархом, нам будет сложнее достучаться до князей Церкви в Анискансе. К счастью, наши братья из ордена Древа праха — кучка продажных и аморальных людей, которые гораздо меньше пекутся о службе Богу, чем о собственной выгоде. Нам даже не придется ничего выдумывать… Нужно просто рассказать о них. Однако мы должны понимать, что вступаем в самую настоящую войну за власть внутри Церкви. Если, конечно, вступим на этот путь.
— Разве у нас есть выбор? — спросил Альварез. — Ведь эти собаки из ордена Древа праха просто толкают нас на этот путь.
— Что ж… Мы можем исключить из нашего ордена сестер Лилианну и Мишель де Дрой и отправить их в Анисканс. Таким образом мы заткнем всем глотки. Конечно же, мы должны притвориться, будто случайно прознали об их злодеяниях и очень потрясены этим и огорчены.
— Но ведь они невиновны, черт побери. Как ты можешь даже думать об этом? — возмущенно воскликнул Друстан.
— Я могу думать об этом, потому что в отличие от тебя не чувствую себя связанным узами звена ни с одной из них. Впрочем, все мы клялись в любой момент пожертвовать нашими жизнями на благо Церкви и ордена. Поэтому ничего необычного я не требую. Вне всякого сомнения, их жертва послужит на благо ордену.
Леон ни секунды не сомневался в том, что заместитель начальника торговой конторы хочет воспользоваться моментом и отомстить сестре Мишель.
— Мы и так уже потеряли достаточно рыцарей. Запрещаю тебе думать в этом направлении. Делай все возможное, чтобы очернить рыцарей ордена Древа праха. И позаботься о том, чтобы хоть некоторые гептархи были к нам расположены. Для этой цели мы даем тебе полную свободу действий.
— Благодарю за доверие, брат примарх, но есть еще кое-что, о чем я должен знать. До меня дошли слухи о том, что при дворе королевы Роксанны у нас есть шпион. Почему я о нем не знаю? Он бы очень пригодился в борьбе против рыцарей Древа праха. Ничто не испортило бы их славу так, как очередное поражение в Друсне. Если мы донесем до этого шпиона верные известия, Другим и повстанцам будет легче легкого победить их.
— К сожалению, сведения об этом шпионе не что иное, как слухи.
Леон никогда не выдаст своего человека при дворе. Заместитель и так уже чересчур силен. Этого единственного шпиона и дальше будут вести только он, Леон, и Лилианна. Ведь это она довела предателя до того, что он согласился открыться делу Церкви.
— Есть ли еще что-либо, что нам нужно обсудить? — спросил он всех.
Никто не ответил. Леон поглядел в темные ниши. Снова пришла боль от осознания того, как мало их осталось.
— Хорошо, тогда вознесем молитву святому Гийому, отцу нашему.
Леон был рад, что после короткой благодарственной молитвы мог воспользоваться дверью, находившейся в темноте у него за спиной. В толстой внешней стене башни Двенадцати врат было двенадцать узких витых лестниц. На каждую из них можно было попасть через одну из двенадцати дверей во внешней стене. И на каждой двери был тяжелый старый замок, к которому существовал всего один-единственный ключ. Свой ключ Леон получил от брата Алена почти пять десятилетий тому назад. Он был избран еще до того, как окончил свой последний год послушничества, и, будучи примархом, стал хранителем ключа Братства святой крови. Именно он посвящал новых братьев в тайны их ордена и открывал им истинное значение герба Нового рыцарства. Истина так очевидна, когда знаешь ее! Леон уже почти не представлял себе, как это можно — не знать тайного значения картины: кроваво-красный ствол и растущие из него раскидистые ветви. И все же тех, кто был частью скрытой истины, осталось ужасающе мало.
В подавленном настроении Леон начал спускаться по лестнице. Вся эта таинственность с годами становилась для него все более невыносимой. Она была из числа неписаных законов их братства. Во времена опасности спасало то, что только один человек знал всех членов братства. Если бы одного из них взяли в плен, он не смог бы выдать остальных братьев. Как легко было бы избавиться от них! Их ведь так мало. И если бы это случилось, все тайны, которые они обнаружили, были бы потеряны навсегда. Ничто из их знаний не записывалось — это чересчур рискованно. Слишком уж тонка грань между ересью и самозабвенной верой в Бога. Их предназначение заключалось в том, чтобы избавить мир от детей альвов. Они были избранными, теми, кому Тьюред дал силу исполнить эту задачу. Силу, которая впервые открылась в Анискансе через чудо святого Гийома и за один день привела святого мученика к смерти. Другие, не колеблясь, убили святого, когда увидели в нем равного по силам противника. Но сила Гийома не умерла вместе с ним.
Воспоминания об этой слышанной тысячу раз истории каждый раз волновали Леона. Обычно ему было тяжело спуститься по винтовой лестнице холодной ночью. Но теперь он был рад, что может двигаться и чувствовать свое тело. Движение успокаивало его, и старое встревоженное сердце постепенно начинало биться ровнее. Он подумал об одиноких людях, находящихся далеко отсюда, которые делили с ним тайну Древа крови.
Интересно, как поживает сестра Герона? Почти год назад она сменила Друстана на его одиноком посту в Вороньей башне. Скоро ее сменит Жероме. Там все и начнется… Великий риск. На море. Вдали от всех взглядов. Так когда-то придумал брат Ален, не зная места, где это произойдет. Там добудут они победу, которая принесет Новому рыцарству бесспорное главенство. Но время еще не пришло. Им нужно больше кораблей. И в первую очередь нужно больше рыцарей — носителей Дара.
Леон сознавал, что в мире еще много таких, как они, чей Дар остается нераскрытым от колыбели до могилы. Тайное братство основало Новое рыцарство, чтобы дать возможности для роста тем, кто носит в себе Дар. Ни одно место в мире не было ближе к Царству Божьему, о котором они все мечтали, чем Валлонкур. А рыцарский орден — еще ближе. Он стал плащом, под которым скрывалось братство. И он был мечом, который они поднимали против Других. Но они оказались и уязвимее. Потому что если Церковь стала врагом Нового рыцарства, то их братство тоже в опасности.
Леон хорошо знал историю Церкви. Уже дважды она преследовала и полностью уничтожала якобы еретический орден.
Этого не должно больше случиться! Древо крови должно выжить, и это получится, потому что будущее за кровью, а прах — это прошлое!
Часто наедине с собой Леон сильно сомневался в задаче, поставленной Тьюредом перед ним. Как Бог мог допустить, что гептархи так плохо служат ему? Ведут себя, словно короли, разве что никогда еще не было королей, которые обладали бы такой властью. Они основали внутрицерковные династии. Были две семьи, которые вот уже более полутора сотен лет сажали на трон князя Церкви одного из своих. Они давно уже не были самыми благочестивыми или самыми умными, самыми аскетичными или наиболее чтимыми в войске верующих слугами божьими. Это были интриганы, убийцы и распутники, предававшиеся за высокими стенами своих дворцов всевозможным грехам. Уже только поэтому они с недоверием относились к Новому рыцарству. Но подобные им приступили к построению Царства Божьего и наконец стали исполнять древнейшие задачи, поставленные перед Церковью, а именно: искоренять язычество и нести знамя Древа крови в Альвенмарк, чтобы уничтожить Других.
Леон вышел из ворот, предназначенных только для него. Глубоко вдохнул холодный ночной воздух, повернулся и закрыл тяжелые ворота. Завтра он навестит заместителя начальника торговой конторы. Необходимо принимать решения! Решения, которыми лучше не отягощать души остальных братьев. Внутри Церкви начнется война, исход которой решат не войска рыцарей, а кинжалы в ночи.
Примарх в отчаянии поднял голову к ночному небу. Почему Царство Божье так далеко? Почему так тяжела возложенная на него ноша? Теперь нужны хорошие новости, чтобы помочь удержать веру в лучший мир, который однажды сменит этот.
Леон решился нарушить правила братства. Совсем чуть-чуть… Он нагонит Друстана и предложит немного проехать вместе. Давненько он ничего не слышал о мальчике.
Он улыбнулся. Снял маску, которую надел для тайной встречи, и оттянул веко, чтобы дать остыть израненной плоти. Ему бы заботы Друстана! Магистр был в отчаянии, потому что не мог отнять языческую веру у Гисхильды, а его звено не хотело срастаться. Они проиграли все бугурты. Они не хотели быть вместе, и это всегда показывал «танец на цепях», потому что победить в нем могло только то звено, в котором каждый был готов постоять за другого. Все они должны были вместе преследовать одну цель, быть готовы пожертвовать собой ради этой цели и своих товарищей. Для самовлюбленных одиночек на цепях места не было. Они могли быть хорошо подготовленными, но они в любом случае проиграют, если встретятся со звеном, которое представляет единое целое с собой и с Богом. Это как на поле битвы. И только для этого и существует бугурт. Там послушники учатся побеждать. Тот, кто знает, как победить на цепях, сумеет и войско повести в битву.
Леон снова рассмеялся. Друстан, Альварез и Лилианна — все они когда-то были в одном звене. Они были Львами. И все начали свой второй курс на галере. Теперь они стали бойцами, каждый в своем роде, принося славу ордену. Так будет и с Люком, Гисхильдой и другими. Друстан просто еще слишком молод, чтобы знать, какой силой обладает время. Оно спаяет юных Львов в сильное звено. И оно исцелит даже языческую душу Гисхильды.