Крупная капля пота скатилась по шее Гисхильды. Принцесса поглядела на отца. Тот, кто знал его, мог заметить, как он напряжен. В уголках рта появились морщинки, в бороде блестели капельки пота. Словно почувствовав, что она глядит на него, он улыбнулся ей, но глаза при этом остались печальными. Вчера вечером он объяснил, как нужно вести себя, если рыцари ордена замыслили предательство.

Гисхильда зажмурилась. Она чувствовала, как дрожат руки матери, по-прежнему лежавшие на ее плечах.

«Боги Севера, пожалуйста! — молилась про себя принцесса. — Смилуйтесь над нами! Не дайте моим родителям и их друзьям умереть сегодня. Я отдам вам свою жизнь, если сегодня, для того чтобы быть милостивыми, вам нужно видеть пролитую кровь. Не позвольте угаснуть королевскому дому Фьордландии только потому, что мой отец поверил обещаниям священников Тьюреда. Возьмите меня в качестве залога за ваше милосердие. Я отдаю себя так же, как отдали Ульрик и Хальгарда, чтобы спасти Север, и все остальные мои родичи, отдавшие свои жизни за страну, которой принадлежало их сердце».

Снова открыв глаза, Гисхильда поверила, что боги услышали ее. Дождевые облака почти накрыли поляну. В знаменах всадников пел ветер. Если пойдет дождь, аркебузиры, скрывающиеся в лесу, не смогут воспользоваться своим оружием.

Принцесса улыбнулась. Она не покажет рыцарям, что боится! Мысли ее полетели далеко… Она с тоскою вспомнила все те мирные, скучные дни, которые проводила в библиотеке Фирнстайна со своим старым учителем Рагнаром. Как она тогда завидовала своему младшему брату Снорри! Ему не нужно было заниматься этой тупой учебой — мальчик обучался фехтованию и плаванию. Всего один день в неделю должен был он проводить в библиотеке с Рагнаром, где она просиживала целых пять дней! Это несправедливо…

Гисхильда судорожно сглотнула. Вообще-то она не была плаксой. Но когда она думала о маленьком Снорри, то у нее всегда наворачивались на глаза слезы. Пока он был жив, она проклинала его по тысяче раз на дню. Он был всеобщим бичом! Таскал ее за волосы, тыкал деревянным мечом и не упускал ни единой возможности подразнить ее. «Гисхильда, Гисхильда, подвязки на гербе у дылды». При помощи этой выдуманной им дразнилки он мучил ее все свое последнее лето. Тогда отец разрешил Снорри выбрать свой последующий королевский герб. И брат выбрал красного льва, стоящего на задних лапах, на белом фоне. У Гисхильды, конечно, не могло быть герба. Однажды она должна будет выйти замуж, чтобы еще сильнее привязать к королевской семье одного из союзников. Объявить подвязки своим гербом было таким бесстыдством, что даже сегодня Гисхильда краснела от одной мысли об этом. Ее предназначение — вести битвы между ног на супружеском ложе, а затем на ложе роженицы. Она слишком хорошо знала, что это означает. Ночь, когда родился Снорри, и измученное лицо матери она не забудет никогда. Хотя она была еще совсем крохой, девочка поняла, насколько близка была Роксанна к смерти, и не хотела иметь детей. Однако Гисхильда понимала, что выбора у нее нет… Она должна продлить жизнь крови их рода… Но как же страшно было ей пережить такую же ночь, какую пережила ее мать. Она могла представить себе смерть на поле битвы с мечом в руке. Но после бесконечных мук родов… Она подумала о брате. Нет, от родовой битвы ей не отвертеться.

В то же лето, когда Снорри выдумал свою дразнилку, он утонул. Она еще слышала его крик, но, когда прибежала к озеру Отраженных облаков, чтобы посмотреть, что с ним, на гладкой поверхности озера виднелось только несколько кругов. Тихое озеро высоко в горах, некогда поглотившее Ульрика Зимнего короля, еще раз принесло несчастье их семье.

Прошла неделя, прежде чем в озере нашли труп ее маленького брата. Его вынули из темной воды голого и бледного, словно рыба.

В тот день, когда Снорри похоронили в их семейном кургане, в Фирнстайн пришла эльфийка Сильвина. Гисхильда еще хорошо помнила, как она появилась среди горюющих у древнего дуба на холме. Узнав имя эльфийки, она ощутила, что двери гробницы открылись, чтобы пропустить тень прошлого. Гисхильда никогда не встречалась с ней, но благодаря проведенным в библиотеке часам хорошо знала эльфийку.

С этого дня жизнь принцессы в корне изменилась. Королева Эмерелль послала Сильвину, чтобы та учила Гисхильду. Зачем королеве Альвенмарка так заботиться о воспитании принцессы Фьордландии, осталось для нее загадкой. Король Гуннар согласился на это с благодарностью. Многие известные предки их рода были тесно связаны с эльфами. Получить в учительницы Сильвину означало залог будущей славы. Никто не спрашивал Гисхильду, что она сама об этом думает. Она ведь всего лишь принцесса, и ей приходится слушаться.

Занятия в библиотеке с приходом Сильвины подошли к концу. Эльфийка заставляла Гисхильду упражняться в стрельбе из лука до тех пор, пока на пальцах не выступала кровь от тетивы.

Под ее надзором была изготовлена короткая рапира, по весу и длине подходившая девочке. При дворе еще спорили, равноценно ли это новое орудие старому доброму мечу, но Сильвина не обращала внимания на эти разговоры. Она делала то, что считала нужным, никому не позволяла себя уговорить и не избегала споров. Мужчины при дворе глядели ей вслед, но друзей у нее не было.

Звук фанфар вернул принцессу с небес на землю. Закованные в броню всадники воткнули свои пики в землю. Они двигались как один, словно на сотню тел была одна душа. Ни одно из знамен не упало в черную грязь, хотя некоторые пики угрожающе раскачивались на ветру.

Со звоном вылетела из ножен сотня мечей. Казалось, время на мгновение остановилось.

Гисхильда похлопала себя по бедрам. Конечно же, она не взяла с собой рапиру… Сегодня она — принцесса Фьордландии, аккуратно причесанная, одетая в неудобное платье. Принцессы не носят оружия, даже если после бесконечных уроков фехтования у Сильвины вес рапиры, висящей на боку, становился настолько привычным, что без оружия Гисхильда ощущала себя не в своей тарелке.

Девочка увидела, как воины из свиты ее отца тоже вынули мечи из ножен. Гуннар поднял руки и велел опустить оружие.

Еще один гудок фанфар — и стена из стали зашевелилась. Заржали лошади. Под тяжелыми копытами захлюпала грязь. Целый ряд продвинулся немного вперед.

Гисхильда испуганно огляделась в поисках Сильвины и увидела ее под навесом конюшни, наполовину скрытой в тени. Как обычно, рядом с ней никого не было. Она зачесала назад свои длинные черные волосы и заплела их в тугую косу. Эльфийка была высокого роста, стройна как тополь, но при этом не казалась худой. Она стояла, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и выглядела совершенно безучастной, словно все, что происходило вокруг, ее не касалось.

Сильвина разукрасила лицо при помощи красно-коричневого сока куста динко. Почти все собравшиеся в деревне люди были празднично одеты или, по крайней мере, вымыты и выбриты. Но не Сильвина. На ней были высокие мягкие сапоги из оленьей кожи и невзрачный коричневый камзол. Так одевалась она, когда преследовала дичь, и Гисхильде ни разу не доводилось видеть, чтобы добыча ушла от нее.

Они часто ходили на охоту вместе. Принцесса научилась искусству бесшумно передвигаться по лесу, становиться тенью среди теней и оставлять во время охоты следов не больше, чем слабое дуновение ветерка, играющего с листвой, застывать неподвижно, как камень, и ждать. Она приобрела терпение охотника, хотя у нее постоянно возникало чувство, что ничего из того, что она делала, даже отдаленно не могло сравниться с искусством ее учительницы.

Сильвина никогда не говорила о прошлом. Единственная возможность находить с ней общий язык — прилагать максимум усилий и выполнять все ее требования. У Гисхильды прежде не было такой строгой учительницы. Не проведя с Сильвиной и одной недели, она затосковала по покою библиотеки Рагнара. В то же время, однако, принцессу переполняла гордость от того, что Сильвина выбрала ее в ученицы. Все свое честолюбие она употребила на то, чтобы стать достойной своей учительницы, но тем не менее постоянно чувствовала, что не справляется. Ни один человек ни в чем не мог сравниться с эльфом. Там, где людям было отведено лишь несколько лет на то, чтобы разобраться в своей жизни, эльфы пользовались опытом десятилетий и даже столетий.

То, что Сильвина знавала ее предка Альфадаса, приводило Гисхильду в ужас. Ей казалась неестественной такая долгая жизнь! Девушка и своего отца считала невероятно старым, хотя ему было немногим за тридцать. А жизнь эльфийки длилась уже более тысячи лет.

Сильвина ответила на ее взгляд и мягко покачала головой. Эльфийка приказала ей не двигаться с места. Или ее знак означал что-то другое?

Рыцари застыли с вынутыми из ножен мечами, но не делали попыток напасть. Не хотели ли они заставить ее отца и его свиту развязать бой? Неужели это такой извращенный способ все же сдержать свое слово? Они могли бы сказать, что не они начали битву, что это, мол, язычники нарушили перемирие.

Гисхильда вновь поглядела на свою учительницу. Сильвина, не отрываясь, смотрела на нее. Принцесса решила довериться тысячелетней мудрости женщины. Эти эльфы были такими чужими, хотя внешне и походили на людей.

Принцесса слышала, как воины рассказывали друг другу, что некоторые эльфы, если их смертельно ранить, превращаются в серебряный свет. Иногда Гисхильда представляла себе, что эльфы — это дыхание леса. Бриз, струящийся между деревьев. Вечные. Неосязаемые. Стихия.

В рядах рыцарей началось движение. Вал из живой стали разделился. Появились два всадника: старик с высохшим лицом и пронизанной серебряными нитями бородой и женщина с короткими светлыми волосами. Ее правую бровь и щеку пересекал бледный шрам. На нагруднике ее доспехов сверкал эмалированный герб красного дуба, похожий на свежепролитую кровь. Рана, разделившая ее грудь… «У этой женщины печальные глаза», — подумала Гисхильда. Она казалась раненой, но юная принцесса не сумела бы объяснить, что с ней. В то же время всадница походила на загнанную снежную львицу. Она так грациозно держалась в седле, будто на ней была только легкая полотняная одежда, а не тяжелые доспехи, и двигалась как кошка. Может быть, она так же капризна?

Ее спутник не выглядел воином. На нем была скромная синяя ряса. Руки — длинные и узкие, словно ему не приходилось никогда тяжело работать за всю свою жизнь.

Гисхильда замечала каждую мелочь, в точности так, как учила ее Сильвина.

Воительница двигалась с осознанной гордостью. Каждый ее жест был воплощенным вызовом. Прежде чем они успели обменяться хоть словом, Гисхильда поняла, что они пришли не для мирных переговоров, и страх вернулся. Она поглядела на рыцарей с вынутыми из ножен мечами. Злая игра, затеянная рыцарями ордена, только начиналась.

Старик рядом с воительницей выглядел уставшим. Ветер и солнце оставили следы на его лице. Оно было длинным и узким, и это впечатление еще более усиливалось благодаря бороде и высокому лбу старика. Казалось, он провел всю жизнь в военных походах. Битва за Друсну началась вскоре после рождения ее отца, более тридцати лет назад! Так учили Гисхильду на уроках истории. Все это время страна тысячи лесов пядь за пядью отходила к членам рыцарского ордена.

Всадница с нескрываемым презрением оглядела свиту, собравшуюся вокруг короля Фьордландии. Гисхильду распирала ярость к этой женщине. Она попыталась совладать со своими чувствами, потому что Сильвина неоднократно говорила ей, что ярость ослепляет и тем самым становится оружием врага. Их враги хотят, чтобы они пришли в ярость, — это часть их плана.

Увидев лица мужчин, стоявших вокруг отца, Гисхильда поняла, что рыцари близки к тому, чтобы выиграть еще одну битву. На виске Алексея, предводителя людей-теней и почтенного боярина Друсны, билась толстая жилка. Руки его обхватили обвитую кожей рукоять двуручного топора, на которую он опирался с такой провоцирующей небрежностью, что каждый, прошедший школу Сильвины, заметил бы, что воин очень напряжен.

Похожие на Алексея, стояли ярлы, служившие ее отцу, и последние свободные бояре Друсны, те, кто еще не прекратил борьбу с рыцарями Тьюреда. И на лицах всех Гисхильда читала обуревавшие их чувства.

Особенно отчетливо они были заметны у личной гвардии короля — мандридов, которые стояли тихо, словно птицы, покачивая головами. Они пытались охватить взглядом все. И только их командир, Сигурд Меченосец, казался несколько более спокойным. Высокий, темноволосый воин потерял жену и дочь в битвах за Друсну. Смерть его больше не страшила.

Подарок рыцарского ордена

Священник и всадница — вот лица, стоявшие за бесконечно тянущейся войной за леса, озера и болота вольной Друсны. Юго-запад страны они завоевали после долгих битв, но граничившие с Фьордландией княжества по-прежнему оказывали сопротивление. Отец Шарль, эрцрегент Друсны, был церковным князем, управлявшим судьбой оккупированных земель страны. Комтурша Лилианна де Дрой была его мечом — командовала войском Церкви Тьюреда в Друсне. Ее считали хитрой и выносливой, и даже враги признавали, что она смела, всегда стоит во главе своего войска, а не руководит битвой с безопасного места на холме.

В последние годы княжество за княжеством отхватывала комтурша у земель свободной Друсны. Именно ей была обязана поворотом эта казавшаяся бесконечной война, и повсюду в лесах, на озерах и реках вздымались теперь кирпичные замки Нового рыцарства. Они росли как грибы после дождя и так же, как грибницы, увеличивались с каждым годом, и с ними ширилась страна, попавшая под влияние рыцарского ордена.

Гисхильда с гордостью увидела, что в отличие от Алексея и других благородных ее отец остался, несмотря на провокацию, спокойным, когда перед ним появились эрцрегент и комтурша, чтобы обсудить условия перемирия на время приближающихся осени и зимы.

— У нас есть подарок для бояр, — начала комтурша, не поприветствовав их даже кивком головы.

Гисхильда вела себя иногда точно так же, когда у нее было плохое настроение, и хорошо знала, что такое поведение более чем неподобающе. Оно приносило одни неприятности. Всаднице, казалось, было наплевать на это. Здесь она была похожа на Сильвину.

— Могу я приказать принести наш подарок для знати Друсны? — спросила Лилианна.

Король бросил быстрый взгляд на Алексея, а потом кивнул.

Комтурша махнула рукой рыцарям, стоявшим на краю поляны, и стальная стена вновь разошлась. Четверо сильных мужчин принесли стол, на котором стояли песочные часы, наполненные темно-красным песком.

Мужчины молча поставили стол и вновь отошли к краю поляны.

Гисхильда с любопытством потянулась вперед и почувствовала, как рука матери сжала ее плечо. Охотнее всего принцесса подошла бы к столу поближе. Песочные часы были сделаны из золота и кристалла. Верхний их край украшала витиеватая надпись: «Фьордландия». Сильвина обучила ее письму и языку рыцарского ордена. Эльфийка считала, что следует знать своих врагов.

Алексей засопел, словно разъяренный бык, и подошел к столу с инкрустацией из китовой кости. Только теперь Гисхильда заметила надпись на нижней стороне песочных часов. Буквы были перевернуты: «Друсна».

— Думаешь, время моего народа вышло, мужеженщина? — Он схватил песочные часы, перевернул их и с грохотом поставил на стол. — Решительный муж умеет повернуть течение судьбы.

Гисхильда кивнула. Хороший ответ!

Но радость ее продолжалась всего мгновение. Песок не просыпался в узкую щель часов. По рядам бояр и ярлов пробежал шепоток.

— Это знак Лута, — услышала она чей-то шепот.

— Что ж, очевидно, некоторые вещи нельзя повернуть вспять, — холодно заметила Лилианна.

Юливее стала рядом с Алексеем. В ее взгляде читалась насмешка.

— Я вижу в этом не знамение, а пример плохой работы. А ведь мастерские ваших монастырей очень славятся своими изделиями. — Она с ухмылкой поглядела на Лилианну. — Или за этим кроется какой-то умысел? Приходится ли нам иметь дело с чем-то большим, нежели с крошечным камешком, ускользнувшим от внимания твоих собратьев по ордену?

Всадница выдержала взгляд эльфийки, но ничего не ответила.

Юливее провела рукой по кристальному стеклу, прошептала слово власти, и в крошечное отверстие начал сыпаться песок.

— Мне кажется, крупинка кристалла встала не на свое место, вот и получилось, что песок пересыпался только в одну сторону, — сказала она с озорной улыбкой. — От этого ведь не должна зависеть судьба королевства, не так ли?

— А мне теперь кажется, что выходит время для Фьордландии, — ответил эрцрегент Шарль. — Что на пользу одному, часто бывает во вред другому.

— Вы пришли для того, чтобы обсудить перемирие на время надвигающейся зимы? — спросил король. — Или затем, чтобы устраивать нам каверзы, поскольку думаете, что имеете дело с глупыми язычниками?

Тон голоса отца был хорошо знаком Гисхильде. Так он говорил тогда, когда вскоре должна была разразиться гроза.

— Мы предлагаем вам мир на пятьдесят лет, если вы прекратите сражаться за проигранное дело Друсны.

Алексей побледнел. Каждый знал, сколь высока цена крови, заплаченная фьордами в бесконечных боях. Война за Друсну истощала королевство. Она поглощала сокровища прошедших веков, лучших воинов. Если бы не помощь Альвенмарка, королевству давно пришлось бы просить мира и бросить Друсну на произвол судьбы.

— Разве не говорил ваш святой Клементий, что слово, данное язычнику, ни к чему не обязывает, даже если была произнесена клятва именем Тьюреда?

— А святой Сульпиций пишет, что тот, кто дает заведомо ложное обещание во имя Господа, пусть даже данное язычнику, наносит божественному промыслу больший вред, нежели тысяча тысяч неверующих сделали бы за тысячу тысяч лет, — серьезно ответил эрцрегент. — Бросьте бороться за заведомо проигрышное дело. Из семнадцати княжеств Друсны мы захватили двенадцать. Падут и последние пять. Вы не сможете помешать этому. Стоит только посмотреть в хроники, чтобы понять, что всякую войну, которая ведется во имя Тьюреда, выигрывают в конце концов его слуги. Я уполномочен предложить вам почетный мир. Каждый князь Друсны, который отречется от язычества, сохранит свои богатства. А тем, кто не сделает этого, мы обеспечим почетные проводы во Фьордландию. Я предлагаю вам жизнь взамен мучений и смерти.

Несмотря на все истории, которые рассказывали о священниках Тьюреда, Гисхильда поверила старику. Но отец ее не мог принять такое предложение. Слишком много лет бились они бок о бок с витязями Друсны и не могли предать их, пусть даже все давно устали от битв.

Гисхильда поглядела на отца. Она знала, что он ищет пути к перемирию, хотя по его лицу нельзя было прочесть, о чем он думает. Принцесса поглядела на всадницу. Лилианна тоже умела скрывать свои мысли.

Союзники из Альвенмарка молчали. Они бы никогда не заключили мир со священниками Тьюреда. Церковь видела в них воплощенное зло. Эльфы, тролли, кобольды и все остальные создания Сокрытого королевства по ту сторону звезд альвов были для них исказителями мира, убийцами святых. Рыцари-священники поклялись уничтожить Альвенмарк. Они верили, что Господь возложил на них эту священную обязанность. Как же они глупы! Во Фьордландии любой ребенок знает, что богов больше, чем один!