«Я знала, — думала девочка. — Я была права в своем предчувствии. Случится что-то страшное».

Она едва могла дышать: что-то давило на грудь.

— Ты пробила ей легкое, — сказал предатель. — Она умрет.

— Даже ее труп может нам пригодиться, — холодно ответила комтурша. — Только вот найти ее они не должны.

Она наклонилась и взяла Гисхильду на руки.

Девочка прижалась щекой к груди женщины. Помутившийся рассудок внушил ей чувство обманчивой защищенности. Она слышала, как бьется сердце, грохочет, словно военный барабан.

Яркий лунный свет слепил Гисхильде глаза так сильно, что они начали слезиться. Казалось, все ее чувства в последний раз восстали, пытаясь уцепиться за этот мир. Все впечатления были болезненно отчетливы. Она слышала, как капала ее кровь на сапоги комтурши.

— Почему ты ее не оставишь? — громко шептал предатель.

Гисхильда дрожала всем телом. Холод добрался до кончиков пальцев на ногах. Туча проглотила луну. Мир погрузился во тьму. Последнее, что слышала принцесса, была тихая капель ее крови. Ее крови… Она вспомнила о своей немой клятве, которую принесла во время ожидания начала переговоров. Боги услышали ее. Они взяли ее кровь. Отец будет жить. Гисхильда облегченно вздохнула. А потом ее, как и луну, проглотила тьма.

Если Бог велит крысам плясать

...

«Никогда Тьюред не насылает на нас чуму, не предупредив нас. Так богобоязненные люди, умеющие толковать его знаки, могут своевременно спастись. Но те, кто слепо предается радостям жизни, будут наказаны. Итак, братья и сестры, обратите внимание на следующее: если когда-либо увидите на улицах крыс, которые пляшут и шатаются подобно предающимся пьянству людям, то знайте: это Господь посылает нам знак, потому что грядет чума. В день, следующий за тем, когда они танцевали, крысы умрут. И не пройдет и недели, как в небо поднимется дым погребальных костров. Эпидемия всегда начинается на побережье и оттуда распространяется в глубь материка. Холодное дыхание зимы, однако, останавливает ее.

Различны знаки, возвещающие близкую смерть. И все же болезнь всегда начинается с лихорадки, выжигающей силу из членов больного. Чаще всего уже через день вырастает заметный бубон в паху или под мышкой, иногда он бывает и за ухом. Если бубоны лопаются и из них изливается дурно пахнущая жидкость, то еще есть надежда. Но если бубон окрашивается в черный цвет, то смерть близка. Часто в холодные дни бывает так, что по всему телу появляется черная сыпь пятнами в форме линзы. Это верный признак приближающейся смерти. Больные, которые носят этот знак, начинают кашлять и рассеивают чуму по всему дому. Уносите их прочь от живых! Они станут рыгать собственной кровью до самой смерти.

Если беременную женщину охватит лихорадка, возвещающая о начале болезни, не тратьте сил на то, чтобы победить болезнь, потому что надежды нет. Тьюред всегда призывает к себе обе души. Одни умирают, родив мертвого ребенка, другие гибнут еще во время родов. Мне никогда не доводилось видеть, чтобы было иначе. Слишком много сил нужно на то, чтобы подарить жизнь. Женщине, которая приносит эту жертву во время болезни, не остается достаточно сил на то, чтобы победить в битве с черной смертью.

Если же ты, мужественная душа, во время чумы захочешь помогать страждущим и нести утешение умирающим, берегись дыхания болезни. Носи маску ворона и следи за тем, чтобы в кончике клюва курился ладан, или носи ароматные пряности. Если у тебя нет маски, повяжи лицо платком и пей приятно пахнущие эссенции, чтобы гнилой запах чумы не попал тебе в нос или рот. Именно этот гнилостный запах переносит смерть из дома в дом, из города в город, из страны в страну. Одевайся в плотное темное платье, которое обрабатывай воском и маслом до тех пор, пока сквозь него не перестанет протекать вода. И носи вороньи перья, если они у тебя есть, потому что, хотя чума любит убивать крыс, никогда еще она не унесла ни одного ворона. И наконец, вооружись мужеством и холодным сердцем, поскольку оба они потребуются тебе, когда ты встретишься лицом к лицу со страданием и отчаянием. И не забудь длинный клинок, ведь может статься, что тебе начнут угрожать здоровые — чтобы ты помогал только их больным и никаким другим. А если не будешь знать, к кому идти, потому что больных слишком много, ищи прибежища в молитве и помни о том, что не сможешь спасти стариков, маленьких детей и беременных женщин. А также тех, у кого есть черные бубоны. Их хочет призвать к себе Тьюред. Никогда не пренебрегай божественными знаками, потому что, если ты поступишь так, всегда, несмотря на все твои старания воспротивиться его воле, будешь проигрывать…»

Из: «О семи великих болезнях и знаках, при помощи которых Бог предупреждает нас», с. 72и далее. IV просмотренное и переработанное издание, замок святого Раффаэля,в год седьмой божественного мира написано Николо Манзини

Ребенок, иной чем Другие

Мир Мишель сжался до маленькой красной ранки на светлой плоти. Она осторожно вела пинцетом в поисках лоскутьев ткани. По лбу ее бежал пот. Оноре издал сдавленный стон. Ему повезло, что этот чертов мальчик не убил его.

Краем глаза она заметила, что Оноре следит за каждым ее движением. Он был лекарем намного лучше ее — его успехи граничили с чудесами.

Мишель снова полностью сконцентрировалась на пинцете, вонзившемся глубоко в измученную плоть. Она представляла себе, что оба стальных захвата были частью ее руки и что она может чувствовать ими не хуже, чем кончиками пальцев. У нее должно получиться! Речь шла не о свинцовой пуле — та вышла под лопаткой. Опаснее пули клочья ткани, которые крайне сложно найти в разорванном, кровоточившем мясе. Мишель видела, как они убивали и гораздо более сильных мужчин, чем Оноре: если клочья оставались в ране, начиналась гангрена. И даже если под конец она прибегнет к каленому железу, чтобы остановить кровотечение и вычистить рану, не было никакой уверенности в том, что это уничтожит все клочья. Она должна найти их сейчас! Мальчик попал всего на пару пальцев выше сердца.

Мишель подняла голову и левой рукой вытерла потный лоб. Маску ворона она давным-давно сняла, сбросила и тяжелый плащ. Но жара не отступала. Она была внутри ее… Это был жгучий страх. Проклятый мальчишка! Она поглядела на запуганное маленькое существо с кровоточащей рукой, похожее на загнанного в угол зверька.

— Не спускайте с него глаз, — напомнила она товарищам.

— Может быть, ты все же вернешь мне свое драгоценное внимание, — со стоном выдавил Оноре. Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. — И не потей ты так… Это меня пугает.

Мишель вновь принялась за осторожный поиск остатков ткани. При этом она вспоминала давно пройденные уроки анатомии в школе ордена. Снова перед глазами встали разбитые грудные клетки… Существовало более десятка возможных причин того, что Оноре может не пережить следующего часа. Шок от того, что она прижмет к ране каленое железо, способен убить его. Или он истечет кровью, если она задела одну из крупных артерий над сердцем. Или умрет от того, что она проткнет мешок, в котором находится его легкое… Лучше не думать об этом!

Она полностью сосредоточилась на ране и пинцете, которым работала глубоко в груди товарища. Ага! Плоские концы инструмента ухватили что-то. Вот оно, наконец-то! Мишель осторожно вынула пинцет из раны. В щипцах был зажат окровавленный разорванный клочок шерстяной ткани.

Облегченно вздохнув, Мишель положила его на серебряную тарелку, стоявшую на столе рядом с обеими полосками, которые она вырезала из тяжелого черного пальто и рубашки. В каждой из полос пуля из пистолета мальчишки пробила круглое отверстие, достаточно большое, чтобы в него мог пройти палец.

— Все нашла? — выдавил Оноре, больше не делая попыток скрыть свой страх.

Кончиками пальцев Мишель расправила клочок ткани. Затем положила его на полоску, вырезанную из пальто. Он почти закрывал круглую дырку. Почти!

— Дерьмо троллячье! — вырвалось у нее.

За ругательством Мишель последовала ледяная тишина. Слышно было только тихое потрескивание дров в камине. Брат Николо подложил в огонь еще одно полено и без слов поместил на угли железо. Все знали, что теперь предстоит их раненому товарищу.

Лицо Оноре блестело от пота и было неестественно бледным от большой потери крови. Раненый рыцарь выдавил из себя циничную ухмылку и, запинаясь, пробормотал:

— Кажется, наша драгоценная сестра позабыла в лесах Друсны, где ее воспитали. Моей чувствительной душе больно слышать, как ты разговариваешь, Мишель.

Девушка одарила Оноре ледяным взглядом. Она слышала, как он ругался такими словами, какие она и выговорить не сможет. Тому, кто бился в Друсне против Других, довольно тяжело ориентироваться здесь, в святом мире, где ценились хорошие манеры и высокопарная вежливость.

— Мне очень жаль, что я забылась.

Мишель кивнула головой на остатки ткани. Надежды обнаружить недостающие ниточки среди изорванных мускульных волокон не было никакой.

Дрожащей рукой Оноре потянулся к бутылке, стоявшей на столе рядом с ним, и сделал большой глоток.

Хотя за последние несколько лун она потеряла всякое уважение к Оноре, этот смелый жест, а также то, что он старался не обращать внимания на боль, произвели на нее впечатление. Это был рыцарь из почтенной семьи. Происхождение требовало от него встретить смерть с улыбкой на губах. Он был самым одаренным целителем на курсе и лучше других знал, что его ожидает.

Красное вино попало Оноре на грудь и смешалось с кровью. Отставив бутылку, он вздохнул и провел по губам тыльной стороной ладони.

— Кислое. Ни единой благородной капли. Сегодня, видимо, не мой день. Скорее бы он закончился.

Он небрежно улыбнулся Мишель. И хотя он сильно разочаровал ее в Друсне, эта улыбка вызвала приятное покалывание в животе.

— Железо еще не готово, — сказал Николо и, словно стараясь подтвердить свои слова, пошевелил угли кочергой.

Оноре провел пальцами по длинному клюву вороньей маски, лежавшей рядом с ним на столе. Тонкий синеватый дым вырывался из маленьких дырочек на острие клюва. Он помогал отогнать гнилостное дыхание чумы. Благодаря Оноре все они пользовались в качестве благовония наилучшим ладаном. Он происходил из богатой семьи, и, несмотря на обет бедности, который он дал, как и все братья и сестры Нового рыцарства, у него остались связи, приносившие ему те или иные льготы. Но теперь все это ему не поможет. Он должен надеяться только на милость Тьюреда, и Мишель не была уверена, что она ему будет оказана.

Девушка снова посмотрела на маленького бледного мальчика. Несмотря на все свои раны и ужас, который ему, должно быть, пришлось пережить, он не плакал. Неужели Тьюред выбрал его своим палачом? Был ли это Божий промысел? Вероятно, он никогда не слышал о лекарях чумы с их вороньими масками. Должно быть, принял их за демонов!

Мишель повернулась к товарищу. Взгляд его отяжелел от вина. Друсна изменила Оноре больше, чем остальных рыцарей их звена. Темнота лесов бросила тень на его душу.

— Как там железо? — выдавил Оноре. — Почему так долго?

— Потому что мы хотим сделать все правильно, — спокойно ответил Николо. — Так, как на нашем месте сделал бы ты.

Взгляд Мишель снова упал на ребенка. Нужно целиком отдаться делу, вместо того чтобы глазеть на малыша! Но мальчик восхищал ее. Он не боялся и, хотя рука его должна была ужасно болеть, не издал ни звука. Живыми темными глазами наблюдал он за каждым ее движением. Может быть, он не может говорить? Как он выжил один в деревне, полной трупов? Сумасшедший он, что ли?

Оноре хлопнул ладонью по столу.

— Хватит с меня ожидания! Давайте покончим с этим. Если железо красное, значит, оно достаточно горячее!

Сидевший у огня Николо бросил на Мишель нерешительный взгляд. Она коротко кивнула и подозвала стоявших у дверей Фредерика и Коринну.

— Держите его.

— Я не стану кричать и брыкаться, — запротестовал воин.

Язык его заплетался от вина.

Мишель пристально поглядела на Оноре.

— Не мели чепухи! Ты ведь хорошо знаешь, что настолько сильных людей не существует.

Она вынула из сумки с ножами, пилами и расширителями для ран деревяшку для рта. Вся поверхность темного твердого дерева была в ямках.

Оноре поспешно отпил из бутылки.

— Я не стану кричать! — упрямо прошипел он. — Бывало и похуже.

— Конечно, — подтвердила Мишель, от всего сердца желая, чтобы он наконец замолчал.

— Тьюред предназначил меня для более высокой цели, — возмущался Оноре. — Зло поселилось среди нас. Я должен выследить и выжечь его огнем и мечом. Вот мое призвание. Я вижу вещи, скрытые от вас. Тьюред наделил меня этим даром! Это его самый великий дар! Я еще не могу уйти. Только не так!

Мишель частенько доводилось видеть, как страх перед смертью превращал мужчин в бормочущих идиотов, которые были твердо убеждены в том, что они еще нужны Богу, чтобы завершить его дело на земле. Ей было жаль, что Оноре тоже оказался во власти этого безумства.

— Держите его, — коротко приказала она.

Фредерик и Коринна схватили Оноре за руки и за ноги. Когда мышцы грудной клетки натянулись, рыцарь застонал. Рана начала сильно кровоточить.

От камина подошел Николо. Его большие руки сомкнулись на висках Оноре; он крепко прижал голову своего товарища к столу.

— Еще какие-нибудь прощальные слова, прежде чем мы отдохнем от тебя следующие несколько часов? — Мягко улыбаясь, Мишель пыталась вселить в него мужество.

— Я хочу присутствовать при том, как вы сожжете мальчишку. Подождите с этим, пока я не очнусь.

Кажется, боль отняла у Оноре последний здравый смысл. Он не мог говорить этого всерьез! Мстить ребенку… Они ведь уже не в Друсне! Мишель решила не обращать внимания на желание брата по оружию.

— Ты снова проснешься, — спокойно сказала она. — Я прижигала немало огнестрельных ран. Мерзавцы при этом никогда не дохнут. Так что не переживай. Достается только милашкам.

В его глазах она прочла, что он отчаянно хочет поверить ей. Мишель сунула ему в рот деревяшку и крепко завязала кожаные ремни за его головой. Затем подошла к камину и вынула из огня железо. С раскаленного добела металла сыпались крошечные искорки.

Когда она подошла к столу, от железа поднималась тонкая струйка дыма. Взгляд ее сосредоточился на ране, зиявшей на теле Оноре вторым ртом. Мишель чувствовала запах его страха, как и кислого вина, которое ощущалось в его дыхании.

Пуля проделала в теле поднимающийся под небольшим углом канал. Было очень важно пройти по этому каналу как можно более точно. Горячее железо прожжет себе путь через разорванную плоть, даже если она поведет его неверно. У Мишель пересохло во рту. В ее руках была жизнь Оноре. И в первую очередь она должна была перестать колебаться! Будет нехорошо, если железо слишком сильно остынет.

Она осторожно приблизилась к ране, попыталась с точностью вспомнить угол, по которому вводила в рану пинцет. Ее охватила неуверенность… Она осторожно просунула вытянутый средний палец в грудь Оноре. Рыцарь выгнулся от боли.

Мишель отпрянула. Теперь она знала, как вести железо. Раскаленный металл впился в тело. Она легонько надавила на прут, пока не почувствовала, как он вышел из канала раны под лопаткой с той стороны тела и коснулся поверхности стола.

Оноре выгнулся дугой, но товарищи держали его мертвой хваткой. По груди его ручьями лился пот. Он был бледен как смерть. Под кожей обозначился каждый мускул — настолько сильно мышцы сжались от боли. Глаза закатились вверх, будто он хотел поглядеть внутрь своего черепа.

Мишель осторожно вынула прут, слегка повернув его, чтобы прижечь всю рану.

Оноре уснул — наконец-то к нему пришло блаженное небытие.

Полностью вытянув прут из раны, Мишель уронила его на пол. Силы оставили ее. Она чувствовала себя измотанной, будто после битвы, и тяжело опустилась на стол.

— Он выживет? — спросил здоровый как бык Николо.

Хотя фигурой он напоминал медведя и одного его вида хватало, чтобы враги задрожали, он был необыкновенно мягкосердечным. Иногда Мишель думала, что в походе на Друсну ему досталось больше всех.

— Если проспит следующие три часа, у него будут хорошие шансы пережить следующий день. А если он переживет завтрашний день, то будет с нами еще неделю. — Она пожала плечами. — Я сделала все, что могла. Теперь его жизнь в руках божьих.

Фредерик и Коринна отпустили ремни за головой Оноре и вынули изо рта деревяшку. Затем отнесли рыцаря к камину на импровизированное ложе из одеял.

— Где мальчишка? — вдруг спросил Николо.

Мишель подняла взгляд. Место рядом с камином пустовало. Малыш переступил через мертвого волка. Кровавые следы вели к двери, которую перестали охранять Коринна и Фредерик, чтобы помочь ей.

— Маленький гаденыш, — ухмыльнувшись, сказала она.

Он ей понравился. Но с таким укусом на руке не стоило убегать. Рану нужно прочистить! Нельзя, чтобы мальчик, единственный выживший в пораженной чумой деревне, отравился дурными соками, проникшими в его кровь через волчий укус. Это ведь Божье творение!

— Вот змееныш. Я разрежу его на куски! — прорычала Коринна, вынимая рапиру и большими шагами бросаясь к двери.

Фредерик последовал за ней.

Во дворе раздавались голоса. Кто-то смеялся.

Мишель подошла к одному из окон. Через толстое стекло все казалось мутным. Мальчика схватила фигура в вороньей маске. Это был, должно быть, брат Бартоломе. Он вернулся в деревню, чтобы пересчитать трупы и потом сообщить слугам за деревней, сколько костров они должны приготовить. Как ни сильно сопротивлялся мальчишка, но Бартоломе не выпустил его и в сопровождении Коринны и Фредерика внес в оружейный зал.

— Вы что, даже за ребенком уследить не можете? — проворчал рыцарь, переводя взгляд с одного на другого.

Мишель потупилась под взглядом рассерженного брата. Николо со скрещенными на груди руками встал в дверях, чтобы преградить путь к бегству, и начал глядеть в потолок. Фредерик и Коринна опустились на колени рядом с ложем лежавшего без сознания Оноре и делали вид, что ничего не слышат.

— Вы должны были привязать малыша, — проговорил Бартоломе.

— Он больше не убежит, — попыталась успокоить брата Мишель. — Я сейчас позабочусь о его руке. Затем я…

— Можешь не трудиться! — закричал ей ребенок.

Тощий как жердь мальчишка воинственно выпятил подбородок, крепко прижимая к телу раненую руку. Он стоял, не двигаясь, но взгляд его блуждал по окнам. Мишель поняла, что он думает о том, к чему приведет его прыжок — к свободе или смерти.

— Я хочу помочь тебе, — приветливо сказала она.

— Какой смысл перевязывать мне руку, если через пару часов меня сожгут на костре?

— Никто не сделает ничего подобного. Я…

— Ты лжешь! Я слышал, что он сказал. — Мальчик кивнул в сторону ложа Оноре. — Здесь приказывает он. Ты сделаешь то, что он скажет.

Мишель пристально посмотрела на мальчишку. Он был грязен, волосы растрепаны, одежда порвана. Сколько он продержался здесь один, в деревне, полной трупов? Даже теперь, с рукой, которая наверняка страшно болела, в ожидании возможной смерти, он не умолял о помиловании, а упорно защищался. Он будет хорошим рыцарем.

— Мы все шестеро — рыцари ордена, — спокойно ответила она. — Ни один из нас не командует другими.