Бет Мак-Маллен
Школа секретов
Посвящается Максу и Кэти
НЬЮ-ЙОРК,
ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД,
КОГДА ДЕЛО ПРИНИМАЕТ
ДИКОВИННЫЙ ОБОРОТ
Дорогая Абигайль Хантер,
Мы счастливы приветствовать Вас среди учеников класса-2019 Смитовской школы. Мы уверены, что Вы способны внести в жизнь нашего содружества немало нового и прекрасного. Здесь, в стенах Смитовской школы, мы очень серьёзно относимся к нашему девизу «Non tarnen ad reddet» («Не брать, а отдавать»). Мы ежедневно и ежечасно стараемся сделать этот мир лучше, потому что нет и не может быть задачи важней.
Прилагаем к письму инструкции касательно начала учебного года. Наша администрация скоро свяжется с Вами, чтобы организовать Ваш приезд и перевоз Ваших вещей в наш прекрасный кампус в Коннектикуте. С нетерпением предвкушаем ещё один увлекательный и познавательный учебный год!
С уважением,
Лола Смит, директор Смитовской школы
Смитовская школа? Что-что? Наверняка это какая-то ошибка! Я же хожу в Свитбриаровскую Монтессори-школу — вместе с Роуэн, и Эйнсли, и Блейком, и Алеком. И у нас была куча планов. А в восьмом классе, уже на следующий год, мы на три дня поедем в Вашингтон. А с Блейком мы каждый день меняемся ланчами, потому что он любит чипсы из кейла и прочую несъедобную траву, которую всегда даёт мне с собой мама.
Кстати о маме…
— Маааам! Иди скорей сюда! — завопила я.
В двери моей спальни показалась мама — умная, но крайне забывчивая Дженнифер Хантер, замотанная в два полотенца: одно на голове, а второе вокруг туловища. Рот у неё был полон зубной пасты.
— Что стряслось? — проговорила она сквозь пену. — Пожар?
Я помахала письмом, подняв его повыше, чтобы она разглядела яркий красно-синий герб Смитовской школы. (Кстати, а зачем детской школе вообще понадобился герб?)
Мама прищурилась. Из тщеславия она надевала очки для чтения, только если уж требовалось вытащить занозу. Я откашлялась.
— Смитовская школа тебе что-нибудь говорит? — выкрикнула я.
Мама потрясённо замерла, лицо у неё омрачилось. Изо рта потекла вниз струйка зубной пасты. Внутри у меня всё оборвалось. Так это не ошибка!
— Подожди секунду, — пробормотала мама. — Выплюну только.
Она повернулась и скрылась за дверью. Могла бы, между прочим, просто проглотить, но нет — тянула время. Надо ж придумать, как сообщить мне, что она отсылает меня в школу-пансионат и просто совершенно случайно забыла об этом упомянуть.
Я уселась на кровати, скрестив ноги и сжимая в другой руке шкатулку, которую сделала на занятиях по керамике в прошлом году. Глазированная, оранжево-фиолетовая, она ложилась в ладонь, как граната. Хотя, конечно, я вовсе не собиралась ею швыряться.
Мама вернулась в белой футболке. С длинных волос капало на пол. На лице застыла совершенно неуместная улыбка. Но тут она увидела шкатулку у меня в руке — и улыбка слиняла.
— Даже не думай кинуть в меня этой штуковиной, — предупредила мама, усаживаясь в изножье моей кровати. — Я всё равно увернусь, она разобьётся о стенку — и что тебе это даст?
— Ничего, — пробормотала я, отставляя шкатулку.
— Вот именно. Никакого проку. Как в тот раз, когда вы с Эйнсли удрали из школы, чтобы освободить лемуров в зоопарке в Центральном парке, и дело закончилось полицией. Никакого проку.
— Лемурам там было плохо, — пробурчала я. — А с тебя капает мне прямо на постель.
— Мне очень жаль, что ты получила это письмо, — нахмурилась мама. — Но с каких это пор ты забираешь почту?
— Да я же хотела помочь! Ты сама говорила, что мне нужно больше тебе помогать! И вообще оно адресовано мне.
— Смитовская школа — одна из самых престижных в стране.
— А мне всё равно! Я не поеду!
— Там носят юбки с маленькими китами, и футболки поло, и всё такое. Тебе очень пойдёт. И там учится уйма умных подростков. Преуспевших. Ну, понимаешь.
Это был уж и вовсе смехотворный аргумент, даже по маминым стандартам. Ну то есть в чём подростки могут преуспеть к двенадцати годам? Правильный ответ — да ни в чём!
— С ума сошла? — спросила я. — Я этой школы в глаза не видела! Даже не слышала никогда раньше! Я хожу в Свитбриар-Монтессори. У меня там друзья! Планы!
— Смитовская школа очень хорошая, — осторожно сказала мама. Я снова взялась за шкатулку, но мама легонько покачала головой. Я положила шкатулку обратно.
— Мне всё равно, хорошая она или нет, — проскулила я. — Я туда не поеду!
— Поедешь.
Мама взяла меня за плечи и посмотрела мне прямо в глаза. Терпеть не могу, когда она так делает! Взгляд у неё гипнотизирующий — как у заклинателя змей. Хоть я и была её дочерью всю свою жизнь, но так и не научилась этому противостоять.
— Абигайль, — сказала она, — ты очень умная девочка. Но тебе надо научиться сосредоточиваться и соблюдать дисциплину, а значит, мой прямой долг — отдать тебя туда, где следят за дисциплиной и сосредоточенностью. И мне надо, чтобы ты была в безопасности.
Ну да, я и в самом деле иногда попадала в неприятности. Например, за два месяца до того меня поймали с поличным, когда я смухлевала с результатами выборов в школьный совет — но я это сделала лишь из дружеских чувств к Джошу, который очень хотел выиграть, а шансов у него не было почти никаких. Дружба — это же хорошо, правда?
Директор Свитбриара всегда говорил, что у меня хроническая проблема: не умею делать правильный выбор. Лицо при этом у него обычно багровело, а мама громко вздыхала со стула, стоящего напротив его письменного стола.
— Школа-пансионат? — снова повторила я. Для человека с хорошо подвешенным языком этот ответ был практически односложным. Правда, в мою защиту надо заметить, что я была сама не своя. Ведь и пяти минут не прошло, как я узнала, что вскоре сгину в зелёных просторах Коннектикута. Я потрясла письмом перед мамой:
— Я зачахну в этой темнице! Съёжусь и растаю, как Злая Ведьма Запада. Творческое начало во мне умолкнет навсегда. Нет-нет, я никак не могу туда ехать.
Мама откинулась назад и посмотрела на меня, легонько изогнув профессионально смоделированную бровь.
— К тому же, — добавила я, — я терпеть не могу футболки поло! Ты меня хоть раз в них видела? Да кто вообще станет носить на юбке представителей морской фауны?! Злая Ведьма Запада, мама! Пфф! — и нету! Развеялась облачком дыма! Вот конец той Абигайль Хантер, которую ты знаешь.
— Пара, — сказала мама.
— Что-что?
— Облачком пара. Злая ведьма не сгорела, а испарилась.
Да какая разница! Я прижала коленки к груди — оборонительная поза ежа. Мама скептически посмотрела на меня.
— Послушай, — вздохнула она. — Год будет очень сложный. Мне надо побывать во многих местах и… много всего сделать. Я не смогу каждую секунду за тобой приглядывать, вовремя оттаскивать от края, всё улаживать каждый раз, как ты сделаешь очередной неверный шаг. Так не получится. В Смите тебе будут давать трудные и интересные задачи, научат тебя внимательности. Ну попробуй. Пожалуйста! Ради меня, а?
Глаза у мамы изумительные — зеленовато-фиолетовые. И сейчас они яснее ясного говорили мне — пора сдаваться. Она уже почти умоляла, а такое случалось не часто.
Я очень люблю маму. Она весёлая, забавная и всегда относится ко мне с уважением, даже когда я, как за мной водится, ввязываюсь в неприятности. Но не она ли забыла предупредить, что в сентябре отсылает меня в школу-пансионат? Поэтому теперь я ждала, что ещё она выложит на стол.
Мама поднялась и принялась задумчиво расхаживать взад-вперёд по моей узкой спальне.
— Ну ладно, а как насчёт зимних каникул в Швейцарии? — наконец сказала она. — Будем кататься на лыжах, лепить снеговиков или там, ну я не знаю, пить горячий шоколад.
Я покачала головой. Терпеть не могу снег. Кроме того, по обледеневшим дорогам мама водит точно так же, как и по необледеневшим: до ужаса быстро.
— Таити? — предложила она. — Сен-Бартелеми? Галапагосы? Облачный лес Коста-Рики?
Вот это уже разговор!
— Пожалуй, меня устроят Галапагосы и тот лагерь по истории искусств в Риме, про который ты сказала, что мне ещё рановато.
Она пристально разглядывала меня. Сердце у меня неслось вскачь. Ускользающая победа так близка! Мама уперла руки в бока. Сзади по шее у меня потекли струйки пота.
— Замётано, — наконец кивнула мама. Мы пожали друг другу руки. Но даже сквозь радость от победы я всё же знала, что меня обвели вокруг пальца. Потому что теперь мне придётся ехать в Смитовскую школу.
