2. Эйлин

Прошло четыре прекрасных долгих месяца с тех пор, как муж ушел от меня к инструкторше по танцам. И до этой самой минуты я ни разу о нем не вспомнила.

Прищурившись, я смотрю на банку, стоящую на серванте. Уже пятнадцать минут я безуспешно пытаюсь открутить с нее крышку — даже запястье разнылось. Но я не отступлюсь. У некоторых женщин никогда и не было мужа, и они сами прекрасно справляются с банками.

Я дожила до семидесяти девяти лет. Я выносила и родила дочь. Я приковывала себя к бульдозеру, чтобы защитить лес от вырубки. Я противостояла Бетси и не дала изменить правила парковки в Нижнем переулке.

Я смогу открыть эту проклятую банку с соусом для макарон!

Дек наблюдает с подоконника, как я роюсь в ящике с кухонными принадлежностями.

— Считаешь меня слабоумной старухой, да? — обращаюсь я к коту.

В ответ он лишь машет хвостом, надменно так, словно говоря: «Люди — вообще вид слабоумный. Я вот ни одной банки в жизни не открыл: все делают за меня. Учись!»

— Скажи спасибо, что у тебя корм в пакетиках! — наставляю я на него ложку.

Меня вообще-то не назвать кошатницей. Это Уэйд решил завести сразу двух котов, но после знакомства со своей плясуньей потерял к ним интерес. Мол, только старики живут с кошками, да и в Хэмли ему вдруг стало скучно. Великодушно оставил их мне: «скрасят твою тихую жизнь». Самодовольный болван.

Вообще-то, он старше меня: в сентябре исполнится восемьдесят один. Что касается моей тихой жизни… Просто подожди, Уэйд Коттон, и все сам увидишь!

— Все теперь будет иначе, Деклан, — говорю я коту, сжимая хлебный нож, найденный в глубине ящика.

Дек явно не впечатлен: смотрит на меня равнодушно и лениво, но как только я поднимаю нож обеими руками, чтобы воткнуть его в крышку банки, пулей выскакивает в окно. На выдохе я пронзаю крышку — раз, другой, третий, — точь-в-точь убийца-дилетант из романа Агаты Кристи. Но зато теперь крышка легко открылась, и я торжествующе выливаю ее содержимое на сковородку.

С тарелкой пасты и чашкой чая я сажусь за стол и придвигаю к себе список.

...

Базиль Уоллингем

Плюсы:

— Живет через несколько домов. Близко.

— Собственные зубы.

— Отгоняет белок от птичьих кормушек. Энергичный!

Минусы:

— Редкостный зануда.

— Вечно в твидовых пиджаках.

— Возможно, фашист.

...

Мистер Роджерс

Плюсы:

— Всего 67.

— Густые волосы (поразительно).

— Мастерский танцор (еще поразительнее).

— Вежлив со всеми, даже с Базилем (самое поразительное).

...

Минусы:

— Религиозный. Очень религиозный. Вероятно, будет скучен в постели?

— В Хэмли приезжает раз в месяц.

— Людьми не интересуется — только Иисусом.

...

Доктор Петер Новак

Плюсы:

— Поляк. Необычно!

— Врач. Может быть кстати.

— Интересный собеседник и мастер «Эрудита».

Минусы:

— Для меня слишком молод (59).

— Скорее всего, по-прежнему любит бывшую жену.

— Немного похож на Уэйда (не его вина, но все равно минус).

Не переставая есть, я тянусь за ручкой. Весь день гнала от себя эту мысль, но раз уж решила выписать всех холостяков подходящего возраста… Ведь даже Базиля добавила!

...

Арнольд Макинтайр

Плюсы:

— Живет в соседнем доме.

— Подходящего возраста (72).

Минусы:

— Отвратительный человек.

— Отравил моего кролика (не доказано, но я-то знаю).

— Спилил мое дерево с птичьими гнездами.

— Высасывает из мира всю радость.

— Скорее всего, ест котят на завтрак.

— Скорее всего, отпрыск болотных троллей.

— Ненавидит меня почти так же сильно, как я его.

Нет, лучше вычеркну пункт про троллей. Откуда мне знать, вдруг его родители были приятными людьми? А вот про котят оставлю.

Ну вот, теперь никого не забыла. Я смотрю на список, склонив голову, но стоит признать, что под любым углом он абсолютно непрезентабельный. Взглянем правде в глаза: в Хэмли-на-Харксдейле, где всего сто шестьдесят восемь жителей, выбор мужчин небогатый. Если уж искать любовь в моем возрасте, то надо смотреть шире. Вот Таунтингем, например: население по меньшей мере двести человек, и всего полчаса на автобусе…

В гостиной звонит телефон. Успеваю подойти и снять трубку.

— Да-да?

— Бабушка, это Лина.

Не могу сдержать улыбки.

— Погоди секунду, я присяду.

Опускаюсь в свое любимое кресло, зеленое с узором из роз. Этот телефонный звонок — лучшая часть любого дня. Даже когда было очень грустно, когда мы говорили только о смерти Карлы — или о чем угодно другом, потому что было слишком больно, — даже тогда разговоры с Линой поддерживали меня.

— Ну как дела, солнышко?

— У меня все хорошо. А ты как?

Я прищуриваюсь.

— Обманываешь.

— На автомате вырвалось, прости. — Она шумно сглатывает. — Бабуль, у меня… У меня случилась паническая атака прямо во время рабочей встречи, и меня отправили на два месяца в отпуск…

— Ох, Лина! — Я сочувственно вздыхаю, но тут же спохватываюсь: — Хотя отдых тебе и впрямь не повредит. Может, оно и к лучшему.

— Ты не понимаешь, меня отстранили от проекта!

— Ну не так уж это и страшно…

— Еще как страшно! — срывается она. — Я ведь… Ну, я же обещала Карле, что буду сильной, а она… она так мной гордилась, а я… — Лина плачет.

Я мну в кулаке рукав кардигана. Даже в детстве Лина почти никогда не плакала. Другое дело Карла. Расстроившись, та театрально заламывала руки, точно драматическая актриса — трудно было удержаться от смеха. Лина же только хмурилась, с укоризной смотря из-под длинных черных ресниц.

— Ну хватит, родная. Карла бы порадовалась твоему отпуску.

— Да… Да. Только для меня это не отпуск, а ссылка. Я все испортила! — Голос приглушен, словно она уткнулась лицом в ладони.

Я снимаю очки и тру переносицу.

— Солнышко, ты ничего не испортила. Стресс, с кем не бывает. Может, приедешь на выходные? Сварим горячий шоколад, поболтаем, и жизнь уже станет лучше. Да и передохнешь от суматохи в нашем тихом Хэмли.

Наступает долгое молчание.

— Мы уже давно не виделись, — неуверенно добавляю я.

— Знаю. Прости, бабуль.

— Нет-нет, я не обижаюсь. Ты же смогла приехать, когда ушел Уэйд, и за это я тебе очень благодарна. К тому же ты так часто звонишь. Мне очень повезло с внучкой.

— Но я же понимаю, что одних звонков мало… Только не подумай, что я… В общем, я правда хочу увидеться.

О матери и слова не сказала. Хотя до того, как Карлы не стало, Лина навещала Мэриан, по крайней мере, раз в месяц. Когда же закончится эта проклятая вражда между ними?

Я стараюсь эту тему не поднимать, не хочу вмешиваться. Впрочем…

— Мама звонила?

Опять долгая пауза.

— Да.

— По поводу этой… Как там? Гипертерапии.

— Гипнотерапии.

— Да, точно.

Лина молчит. Она такая непоколебимая, наша Лина. Вот как им с матерью помириться, когда они обе чертовски упрямые?

— Ладно, ваше дело.

— Прости, бабуль. Я знаю, что ты из-за нас переживаешь.

— Да что там, пустое. А ты точно не хочешь приехать? Трудно утешать на расстоянии.

— Знаешь что, бабушка, — со всхлипом отвечает Лина, — а я приеду. Уже давно ведь собиралась!

— Вот и славно! — Я улыбаюсь. — Испеку что-нибудь к чаю и расскажу тебе все деревенские сплетни. Роланда вот посадили на диету. А Бетси пыталась покрасить волосы, но что-то пошло не так, и мне пришлось везти ее в парикмахерскую с полотенцем на голове.

Внучка смеется.

— Спасибо, бабуль. Ты всегда знаешь, как меня приободрить.

— Ну как же одной Эйлин бросить в горе другую?

Так я успокаивала ее в детстве. Полное имя Лины тоже Эйлин. Мэриан назвала ее в мою честь, когда мы все думали, что я умираю после тяжелой пневмонии. Когда мы поняли, что я все-таки не на пороге смерти, Лина стала Линой — чтобы не путаться с именами.

— Люблю тебя, бабушка, — говорит внучка.

— И я тебя.

Она вешает трубку. Снова не рассказала ей о своей задумке… Не то чтобы мне было стыдно, но старушка в поисках любви — повод для шуток. Беззлобная насмешка, как над ребенком, который повторяет за взрослыми или мужем, отправленным в супермаркет.

Вернувшись за стол, я бросаю взгляд на печальный список холостяков. Сейчас он кажется такой ерундой. Мои мысли заняты Карлой. Я пытаюсь думать о других вещах — твидовых пиджаках Базиля, бывшей жене Петера, — но это бесполезно, поэтому я успокаиваюсь и позволяю себе вспомнить внучку.

В памяти возникает маленькая Карла: копна кудряшек, коленки в ссадинах, сжимает руку сестры. А вот она уже юная красавица в выцветшей футболке «Гринпис». Слишком худая, зато задорно улыбается и в глазах огонь.

А потом я вижу Карлу, лежащую в гостиной у Мэриан. Изможденная, бледная, борется с раком из последних сил.

Нет, зачем я вспоминаю ее такой? Карла никогда не выглядела слабой — искорка в ее глазах горела до последнего. Даже за несколько дней до смерти она подтрунивала над плачущей старшей сестрой.

Добрые люди из социальной службы привезли для Карлы специальную кровать, собрали ее в два счета и уехали — я им даже чаю не успела предложить. Центром гостиной отныне был не телевизор, а кровать с нежно-персиковыми бортиками и серым пультом регулировки высоты. И вот мы с Мэриан стоим в дверях комнаты, а Лина сидит в кресле рядом с сестрой. Это кресло так потом и не передвинули.