– А я не тяну на ехидную статную брюнетку с ямочками на щеках. И потом, тебе разве не льстит его внимание?

– Тебе бы льстило внимание полуголого головореза, возомнившего, что у него похитили и поместили в какой-то камень часть сознания? Очень лестно. К тому же ему без разницы, на кого пялиться – лишь бы грудь наличествовала.

– Вот поэтому я и не гожусь, – констатировал Сайрус. – Так что давай, разузнай, какие у него планы, и попроси проводить меня к саду ветров.

Франческа замолчала надолго. Потом поняла, что упрямиться глупо. Ну, поставит себя в неловкое положение, что с того? Она замедлила шаг, отставая от Сайруса.

– Что-то не так, магистра? – как всегда бесстрастно поинтересовался Никодимус. – Оступаетесь?

– Только на ходу, – свысока проронила Франческа и притворилась, что поскальзывается.

Никодимуса ее шутка не рассмешила. Наоборот, он застыл как вкопанный, потом попятился. Франческа не сразу поняла, в чем дело, пока не вспомнила страшный волдырь, вздувшийся от его прикосновения у кобольда. Представив, что случилось бы, налети Никодимус на нее сейчас, Франческа содрогнулась внутренне и поспешила вперед.

– Сколько еще до вашего лагеря?

– Таким темпом часа два.

– А там что будет?

Никодимус долго молчал.

– Дейдре умерла.

Франческа оторопела. Издевается? Но глаза Никодимуса смотрели без выражения. Не человек, а конструкт, право слово. Она с негодованием отвернулась.

– Мне жаль.

Никодимус в красках описал истерику и развоплощение Боанн.

– Мы пытались следовать неведомому плану Дейдре и до последнего лелеяли надежду ее освободить. Что делать теперь, неизвестно.

– Таким тоном обычно о погоде рассуждают.

– Что?

– Ничего, – поспешно сменила тему Франческа. – Соболезную насчет Дейдре.

Никодимус что-то буркнул под нос, то ли раздраженно, то ли признательно. А какая, собственно, разница…

– Помните ту неживую кошку? Так вот, мы с Сайрусом ее поймали.

Франческа изложила подробности.

– Я не доверяю призраку, – покачал головой Никодимус, когда она дошла до встречи с текстовым духом. – Если он выбрался из книги, то лишь с ведома и дозволения Тайфона.

Франческа поделилась догадкой, что призрака в меру своих сил и способностей выпустила Дейдре, оставив закапанную кровью записку со словами «ваши воспоминания в ней».

– И Вивиан хочет выкрасть книгу из святилища? – переспросил Никодимус.

– Думаю, она попытается, если Скиталец не свернет ей мозги набекрень. Самомнения ей, как и вам, не занимать.

– Я всего лишь какограф, – машинально возразил Никодимус. – Своими талантами я обязан исключительно упорному труду и везению на хороших учителей и учеников.

– Вы сама скромность, – постаралась не иронизировать Франческа. Почти удалось. – Возможно, нам окажут помощь Дегарн и Лига Звездопада.

– Пока нет изумруда, я никакой не Альцион, а скорее, Буревестник. Так что они меня с большей вероятностью прикончат, чем поддержат. К тому же, готов биться об заклад, Вивиан прислала в Авил моя сестрица – с приказом убить меня.

Франческа улыбнулась. Именно такого ответа она и ждала.

– У Сайруса другое предложение. Если вы доставите его в сад ветров, он убедит маршала, что зреющий политеистический бунт угрожает власти Селесты. Не знаю, впрочем, собирается ли он упоминать демона. Дело трудное, но…

– Гиблое, – перебил Никодимус. – Учитывая, что Вивиан прилетела в Авил на «кречете», Небесный двор наверняка заодно с Астрофелом. И жаждут моей смерти.

– Да на вас, я погляжу, у всех зуб.

– Лишь бы не пустили в ход.

– Так вот, Сайрусу не обязательно упоминать вас. Вам вообще не обязательно тут находиться. Мы можем тайно вывезти вас с учениками куда-нибудь подальше. Подумайте. Пусть с Тайфоном разбирается верховная богиня Селеста и божественно разделывает его под орех.

Никодимус не ответил. Франческа ждала потока предсказуемых возражений, но не услышала ни единого слова. Она обернулась. Никодимус, как и прежде, всматривался в травяной океан. Привычно замкнутое лицо омрачала какая-то тень обреченности. Или печали?

– Что такое?

– Мне нужно сперва посоветоваться с магистром Шенноном, – не оборачиваясь, ответил Никодимус.

– У вас имеются сомнения?

– В Авиле много жителей.

– Почти сорок тысяч.

– Я боюсь, как бы Тайфон не пошел громить город, прежде чем Селеста успеет нанести удар. И в той же мере боюсь, как бы Селеста не разнесла Авил по камушку в попытке разделаться с Тайфоном.

– Действительно, как я могла забыть? Ведь изумруд сразу сделает вас Создателем во плоти, и вы по очереди выколете демону оба глаза непомерно задранным носом.

Никодимус поперхнулся.

– Изъясняться без искрометных метафор вам гордость не позволяет? Или опасаетесь, что голова лопнет?

– Не знаю, не пробовала, – уголками губ улыбнулась Франческа.

– Мои ученики теперь за вас горой после исцеления Жилы, так что с радостью придержат вам голову, если решитесь на этот рискованный эксперимент.

– Нет, спасибо. Боюсь уронить себя.

Никодимус усмехнулся.

– И потом, безотносительно метафор, – если жить без огня или, иначе говоря, без эмоций, зачем вообще жить? – горячо продолжила Франческа.

– Похоже, ваше истинное призвание вовсе не врачевание, а философия.

– Философия непродуктивна. Породишь идею, и что дальше? А вот вылечишь сломанную ногу какой-нибудь девице, она проживет подольше и, если всевышний даст, еще внуков понянчит.

– Мне казалось, в философии одна идея ведет к другой, а две идеи превращаются в концепцию. Так что, по моему глубоко выношенному убеждению, философия еще как продуктивна.

– У вас не может быть ничего выношенного.

– Это почему?

– Вы мужчина.

– И что с того?

– У вас нет органа для вынашивания.

– И какой же орган, кроме мозга, для этого требуется? – ухмыльнулся Никодимус.

– Станете постарше, скажу.

– Мне тридцать пять.

– Значит, вас уже должны были просветить.

– Не делайте из меня младенца.

– Чревато последствиями?

– Плодите смыслы?

– Нет, что вы. Эту идею я подавила в зародыше.

Никодимус хохотнул.

– Хорошо иногда вот так с кем-нибудь поиграть словами. Магистр болен, ему сейчас не до игр. А ученики… скажем так, у кобольдов любая словесная потасовка перерастает в драку.

– А Сайрус начинает злиться, когда меня заносит, – вздохнула Франческа.

– Ну, если других поводов для ссор у вас нет, то вы идеальная пара.

Франческа оглянулась – Никодимус расплывался в лукавой улыбке. Она отвела взгляд.

– Так что, доставите Сайруса к садовой башне?

– Я поговорю с магистром.

Франческа посмотрела на него снова – улыбка никуда не делась, но пропиталась горечью.

– У вас есть какие-то веские причины опасаться встречи Сайруса с ветряным маршалом?

Никодимус прошел несколько шагов в молчании.

– Наверное, нет.

– А не веские?

– Только… только изумруд… Если вы обратитесь к Селесте, мне его уже не получить.

– Да, точно, изумруд. Ваша недостающая часть. Та самая, без которой вам не бывать великим спасителем.

– Да, та самая, – обреченно выговорил Никодимус. – Та самая, которая могла бы победить Тайфона или хотя бы освободить Дейдре, когда несчастная была еще жива. И исцелить магистра, пока еще не поздно.

Эта обреченность Франческу почему-то возмутила.

– А если кто-то еще способен победить Тайфона и исцелить Шеннона?

– Я был бы счастлив.

– Но все равно хотели бы заполучить изумруд?

Никодимус помолчал.

– Почему бы нет. Без него я ущербен.

– А если ваша ущербность не беда?

– Что вы хотите от меня услышать, магистра? – В голосе Никодимуса впервые прорезалась злость. – Что я готов отказаться от изумруда, лишь бы Тайфон был мертв, а Шеннон исцелился? Разумеется, готов.

– Разумеется, – поспешно кивнула Франческа, испугавшись, что перегнула палку. – Просто интересно, каким бы вы были без этой одержимости изумрудом.

Никодимус не ответил.

– Ничего, не обращайте внимания. Просто задумалась – о том, чего нам не хватает для полного счастья.

Франческе действительно вспомнилось встреченное с досадой назначение в захолустную авильскую лечебницу. И странные уколы зависти в обществе могущественных волшебниц вроде Вивиан.

– А я думаю лишь о том, как поддержать борьбу с Тайфоном и жизнь магистра Шеннона.

– Может, я как целитель сумею что-нибудь сделать для вашего наставника?

– Может быть. Но заклятье опутало все его внутренности. Если резать, от магистра ничего не останется.

– Вы не знаете, как филигранно я режу.

Никодимус не ответил.

Франческу охватило раздражение. Слишком он закрытый, этот Никодимус, и слишком озабочен своей ущербностью. Она с трудом подавила порыв ускорить шаг и уйти подальше, чтобы не продолжать разговор.

Но она ведь здесь не ради светского трепа, нужно уломать этого сухаря отвести Сайруса в сад ветров.

– Расскажите мне лучше о ликантропах, – попросила она. – Как вас угораздило с ними связаться? Или у них исстари союз с кобольдами?

– Наоборот, – хмыкнул Никодимус. – Когда-то враждовали не на жизнь, а на смерть. Ведь у обоих предки когда-то бежали с древнего континента.