Франческа оступилась, но не упала, и поняла вдруг, что давно уже не спотыкалась и не поскальзывалась, приноровившись шагать по скользкой траве. Сейчас идти опять стало сложнее, она едва различала землю под ногами. Сотворив несколько светляков, Франческа пустила их кружить на уровне колен, однако стоило нуминусу разгореться, как темнота отозвалась возмущенным шипением. Франческа, подскочив от неожиданности, завертела головой.

– Это Изгарь с Яшем, – спокойно пояснил Никодимус. – Боятся за свои накожные чары.

– Тогда пусть тащат в лагерь мою чересчур сиятельную особу на собственном горбу, – отрезала Франческа.

– Они, подозреваю, не прочь, особенно Изгарь, – рассмеялся Никодимус. – Но вы ступайте, успокойте своего Сайруса. Он скоро шею свернет, проверяя, как продвигается прощупывание на предмет ценных сведений.

– Я ничего не прощупываю! Ценные сведения, у вас? Откуда у меня вообще должна взяться такая бредовая мысль? Попытка манипуляции, чтобы вы доставили Сайруса в сад ветров – да, каюсь, грешна. Но манипуляция, а никакое не прощупывание. Я не настолько низко пала!

– Ну так идите же, продемонстрируйте ему свою гордо поднятую голову. Его явно беспокоит ваша крепнущая симпатия к безумцу, который возомнил себя грядущим Антиальционом.

– Полно, Никодимус, забудьте эти мрачные пророчества, – с деланным сочувствием утешила его Франческа. – Никакая симпатия вам не грозит.

– Тогда уберите наконец своих светляков. Мало ли, вдруг понадобится срочно метнуть заклинание.

– Хорошо, – вздернула нос Франческа. – Простите еще раз за ту историю. Я совсем не хотела задеть ваши чувства лишним напоминанием о недуге магистра Шеннона.

Никодимус помолчал.

– Нет. – Он сделал еще паузу. – Спасибо, что рассказали. Теперь мне не терпится его проведать.

Франческа оглянулась.

– Тогда я пойду поговорю с Сайрусом.

– Идите, – улыбнулся Никодимус.

Запустив еще несколько светляков, Франческа ускорила шаг. Однако на огоньки потянулись ночные насекомые, и некоторые – круглые жуки с переливчатым синим панцирем – то и дело с ощутимой силой врезались в колени.

– Хватит! – урезонила их Франческа ласково. – Прекратите уже, мерзопакостные создания.

– Заводишь новых друзей? – осведомился Сайрус.

– Это ж какими безмозглыми надо быть, чтобы кидаться на объект интереса очертя голову? Ах да, я забыла, ты же мужчина. Ты их понимаешь.

Сайрус вздохнул.

– Ну что, проводит меня Никодимус в сад ветров?

– Он хочет сперва посоветоваться с магистром Шенноном, но мне кажется, я его убедила.

– Вам, я чувствую, там весело было.

– Ты же сам послал меня его обольщать.

– Послал. И ты имеешь полное право насладиться заслуженным мужским вниманием.

– Прекрати. Твое великодушие вынуждает проникнуться к тебе препротивнейшим чувством уважения.

– Как вам будет угодно, магистра. Сию секунду превращусь в черствого эгоиста, который в нужный момент демонстрирует слабость, чтобы пробудить твой воплотившийся в целительстве материнский инстинкт.

– Намекаешь, что работа занимает все мои мысли?

– Мысли, Фран? Да ты уже десять лет днюешь и ночуешь в лечебнице. Даже если телом ты дома, душой постоянно с пациентами.

– Минутку, сейчас я придумаю уничижительный ответ.

– Может, надо было и мне туда лечь, тогда смог бы тебя удержать.

– Ты… – Франческа не договорила, хотя почему-то принимающая опасный оборот беседа не особенно ее смущала. – Сайрус, уже почти ночь. Мы едва вырвались из ликантропского логова, я битый час уламывала сумасброда-какографа, а нам еще топать и топать в темноте через эту дикую пустошь. Может, отложим выяснение отношений на…

– Ты права, зря я начал.

Франческа запрокинула голову к путанице созвездий. По небосклону карабкались тонкие серпики синей и черной лун, откуда-то из-под ног доносился дружный стрекот – наверное, какие-нибудь сверчки.

– Что ж, ночь располагает к прогулкам, и то хорошо, – поискала более приятную тему Франческа. – Если, конечно, забыть на время о захваченном демоном городе и истекающих слюной ликантропах.

– Да уж, прогулочка, – проворчал Сайрус. – Где наконец этот их лагерь?

– Никодимус! – окликнула Франческа. – Где наконец этот ваш лагерь?

– Вашим темпом до него ковылять не меньше часа! – отозвалась темнота.

Сайрус нахмурил брови.

– Что? – обернулась к нему Франческа.

– Да уж, прогулочка… – повторил Сайрус и ускорил шаг.

Франческа поспешила за ним – и споткнувшись, повалилась на колени. Никодимус, шедший сзади на почтительном расстоянии, застыл столбом, боясь на нее налететь. И снова Франческа содрогнулась, невольно представив, что будет, если он ее коснется. Где-то над травяным морем прокричала птица – какой-нибудь ночной хищник.

Поднявшись на ноги, Франческа торопливо пошла вперед, остро ощущая себя между двух огней.

Да уж, прогулочка…

Вивиан проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.

– Кто здесь?

– Я, – пробасил Лотанну.

– Сколько времени.

– Почти полночь.

Жесткий край черепицы впился в бедра, и Вивиан вспомнила: они с Лотанну на крыше, откуда тот наблюдет за святилищем. Она нашарила рядом клинический журнал Франчески с заключенным в нем призраком.

– Видел что-нибудь?

– Скиталец удалился из города.

– Куда? – Вивиан поплотнее запахнулась в плащ: ветер, хоть и несильный, пробирал до костей.

– Через Северные ворота. В саванну.

Вивиан поднялась на одеревеневшие ноги.

– Ну что же, пойдем проверим, хорошо ли демон охраняет святилище.

Глава тридцать девятая

По прикидкам Франчески, до лагеря они дошли где-то через час или два после полуночи. Под сенью заслоняющих луну и звезды секвой царила кромешная темнота, словно в пещере, – понятно, чем это место приглянулось кобольдам.

Светловолосые воины оживленно загомонили, и Франческа вскоре обрадовалась не меньше, уловив запах еды. У нее тоже урчало в желудке и ныли ноги.

Почти бегом преодолев последние сто ярдов, они обнаружили у костра Шеннона, который подкладывал хворост в огонь и помешивал бурлящую в котле чечевицу. Рядом громоздилась стопка жареной рыбы. С урчанием и смехом кобольды набросились на рыбу и принялись заглатывать, почти не жуя.

Никодимус рявкнул на них так, словно сейчас припечатает боевым заклинанием. Кобольды пригнулись, зашипели, но оторваться от рыбы и не подумали. И лишь когда Никодимус угрожающе шагнул вперед, они, выстроившись в шеренгу перед Шенноном, по очереди с тихим бормотанием склонились к руке магистра. Потом, покончив с церемониями, кобольды разлили по плошкам чечевичную похлебку и первые две порции передали Франческе с Сайрусом. Похлебка оказалась пресноватой, но горячей и сытной.

Никодимус подсел к Шеннону – не вплотную, чтобы не касаться, – и они завели беседу вполголоса. Старик выглядел изможденным, одряхлевшим и желчным. До той истории про пациента с мозговой опухолью Франческа расценила бы бесцветный взгляд и вяло шевелящиеся губы Никодимуса как равнодушие. Теперь же она отчетливо видела скрытый под маской безучастности страх.

Сайрус хотел поделиться половиной похлебки, но Франческа уже наелась и, наоборот, отдала ему остатки своей. Как эти иерофанты остаются худосочными при таких аппетитах? Видимо, все уходит на работу сердца, кующего магический текст.

– До утра можно спать спокойно? – спросил Сайрус, не переставая работать ложкой.

– Никодимус, нам можно спокойно спать до утра? – переадресовала вопрос Франческа.

Какограф развязал хвост, и волосы укутали оливковые плечи черным шелковым плащом. Франческа попыталась представить, в каком состоянии ее собственная коса. Интересно, найдется ли в лагере гребень?

– Тайфон сюда пока не добирался, – ответил Никодимус. – С учетом темноты и обилия владеющих накожной магией, я думаю, беспокоиться не о чем. Разве что демон додумается залить весь лес люцерином.

– Вот и славно, – кивнула Франческа, оглядываясь на Сайруса.

Когда ужин закончился, она поинтересовалась, где Жила. Услышав, что кобольд отлеживается в хижине, Франческа без всякого стеснения разбудила его и проверила, как движутся дела. Рана благополучно затягивалась. Убедившись, что пациент идет на поправку, целительница отправилась искать магистра Шеннона. Старик сидел в самой маленькой хижине и разговаривал с Никодимусом. На столбике кровати примостился, распушив перья и закрыв глаза, попугай-фамильяр.

Бесцеремонно выставив из хижины Никодимуса, Франческа занялась Шенноном. Чарослов попытался отказаться от осмотра, но Франческа хладнокровно пропустила все возражения мимо ушей и засыпала его вопросами, постепенно выстраивая историю болезни. Потом она его все-таки осмотрела: послушала сердце, легкие и урчащий желудок. Выстучала спину и грудную клетку, пропальпировала живот.

Сопротивление больного понемногу таяло, смущение рассеивалось. Способность Франчески наблюдать организм пациента во времени явила себя в полную силу: взгляд целительницы устремлялся то в уготованное Шеннону недолгое будущее, то в прошлое, и тогда сквозь морщины и впалые щеки проступали черты молодого смуглого красавца.