– Они еще не видели по-настоящему, насколько я сдал, – заговорил вдруг Шеннон. – Я имею в виду Никодимуса с ребятами. – Он помолчал. – Не то чтобы я хочу им демонстрировать, но… они не видели.

Франческа жестом пригласила его сесть на кровать, а сама устроилась на табурете.

– Хорошо, что я взглянула. Хотя пока заклятье не затронуло напрямую ни один из органов, по всем признакам, болезнь сильно прогрессирует.

– Прогноз?

– Непосредственной угрозы пока нет. Однако за будущее я беспокоюсь. Хорошо бы показываться целителю раз в два месяца.

– Хорошо бы Создатель послал мне до кончины хотя бы одного, – натужно рассмеялся старый чарослов.

Франческа подавила порыв напроситься добровольцем.

– Может, попробовать создать новый призрак? – спросил Шеннон.

– Нет, – мягко ответила Франческа и содрогнулась внутренне, увидев тоску на его лице. – Слишком большая нагрузка на организм.

Шеннон вздохнул.

– Никодимус верит, что отвоюет изумруд. Но раз Дейдре погибла… Это ужасная потеря.

– Вы об этом спорили с Никодимусом?

Слепой старик покачал головой.

– Не сказать чтобы спорили, о чем тут спорить… Болезнь сделала меня брюзгой. Я срываюсь на него за то, что тащит меня в дикую глушь, где я медленно гнию в хижине посреди леса, пока он шныряет по городу без единого слова из магических языков, которые я ему столько лет вдалбливал.

Франческа кивнула.

– Вам досадно, что он отказался от чарословия?

– Может, я и напрасно печалюсь. Но это единственное, что я мог ему дать.

– Он бы, думаю, возразил.

– Непременно… И все же повремени мы хоть немного с выходом из долины Небесного древа, ручаюсь, преуспели бы куда больше.

Франческа не ответила.

– Да, что же это я… Вы, в отличие от нас, не полуночница, – спохватился Шеннон, поглаживая бороду. – Сон куда важнее, чем слушать стариковское брюзжание.

– Я привыкла к недосыпу.

– Тогда считайте, что я хочу побыть один. А может, разбужу Азуру. – Он кивнул на нахохлившегося попугая.

– Спокойной ночи, магистр, – попрощалась Франческа, направляясь к выходу.

– Магистра, – окликнул ее Шеннон у самой двери. – Не знаю, как вы посмотрите на такое признание от старого пня, но…

Франческа терпеливо ждала.

– Но все же приятно, когда тебя выслушивают, осматривают, когда тебя…

«Трогают», – договорила мысленно Франческа за старого чарослова, не решавшегося произнести двусмысленность при женщине.

– Я рада, что представился случай вас осмотреть. Теперь мне будет спокойнее.

Шеннон кивнул.

Франческа вышла наружу, окунаясь в сырой аромат подлеска. Хотя в уставшие глаза словно песку насыпали, а ноги гудели не переставая, она чувствовала себя куда бодрее, чем после побега из лечебницы.

Сайрус с Никодимусом сидели у костра. Ни одного из кобольдов поблизости не наблюдалось. Заслышав ее шаги, Никодимус встал и оглянулся на хижину Шеннона.

– Он попросил пока его не беспокоить. Осмотр выявил прогрессирующую болезнь, не достигшую острой стадии, – сообщила Франческа.

Никодимус посмотрел на нее, потом снова на хижину.

– Но, возможно, вам стоит вернуться к разговору о магических языках.

– Опять он за свое… – выдохнул Никодимус.

– Тогда могут всплыть и другие нелегкие темы, – помолчав, все-таки намекнула Франческа.

Никодимус встретился с ней взглядом, и она опять почувствовала его боязнь потерять Шеннона. А может, злость на старика. Неважно. Франческа потерла саднящие глаза.

– С вами, конечно, хорошо, но я, пожалуй, покину этот светский раут и удалюсь на боковую.

Никодимус вскочил.

– Да, правильно. Вы с Сайрусом устраивайтесь в моей хижине. – Он показал на один из домиков. – Постель свежая, а я все равно до утра буду охотиться с учениками. Если что понадобится, обращайтесь к магистру.

Пожелав спокойной ночи, Франческа отправилась с Сайрусом в хижину и уже за порогом зажгла несколько светляков. Внутри оказалось тесновато, но чисто – по бокам два крепких топчана, а между ними у дальней стены грубо сколоченный письменный стол. Под его сломанную ножку был подсунут увесистый фолиант. Франческа с любопытством глянула на корешок – и чертыхнулась от изумления.

– Что там? – обернулся Сайрус.

– Каталог.

– Что?

– Бесценный артефакт, позволяющий отыскать любой текст в пределах Звездной академии. Говорили, что Никодимус уничтожил его много лет назад. А он, оказывается, целехонек, подпирает какую-то рухлядь в забытой Всевышним дыре!

Сайрус рассмеялся.

– Что ему толку от магического текста, если он не может им воспользоваться.

– И я называла его умалишенным! Как будто ему было чего лишаться. Подумать только, Каталог! – покачала головой Франческа.

– Ему бы твоя бурная реакция польстила. Снова принялся бы строить глазки.

– Не начинай. Он нас в одной хижине поселил.

Ладони Сайруса легли Франческе на плечи и начали разминать затекшие мышцы. Франческа не возражала. Оба молчали. Она вспомнила, как Шеннон благодарил ее за осмотр, за то, что уделила ему внимание. Ей внезапно захотелось, чтобы и на нее смотрели так же, касались ее так же – без страсти, даже без романтического влечения, а бережно и почти безучастно.

Благодарно похлопав Сайруса по руке, она отстранилась и посмотрела на него, одновременно желая и не желая, чтобы он шагнул к ней. Он уселся на кровать и жестом пригласил ее сесть рядом.

– Ты окружила врачебной заботой банду отступников. А кто позаботится о тебе?

Франческа опустилась на кровать, стараясь не придвигаться слишком близко.

– Я устала.

Светло-карие глаза Сайруса смотрели испытующе. Медленно наклонившись, он поцеловал ее в щеку. Франческа не шевельнулась, не отозвалась ни словом и сама не разобралась, что чувствует, кроме неожиданного тепла в груди. Сайрус коснулся ее щеки, и Франческа прильнула к его ладони.

– Сайрус, мы будем спать. Просто спать.

Он осторожно притянул ее к себе. Франческа сидела не шелохнувшись, растворяясь в усталости и изнеможении. Сайрус сжал ее в объятиях чуть крепче, и ей стало спокойно и уютно. Вот такого прикосновения она ждала. Они повалились набок, уткнувшись друг в друга, словно разношенные мягкие туфли.

Франческа начала погружаться в сон. Сайрус поцеловал ее в шею, и она ненадолго проснулась, но ничем себя не выдала, и постепенно его дыхание стало глубоким и ровным. Франческа заснула окончательно.

Призрак Шеннона в очередной раз почувствовал, что вываливается из книги. Он приземлился на пол в той же библиотеке, где очнулся каких-нибудь два дня назад. Если не считать роящихся под потолком огненных светляков, круглую комнату окутывала темнота.

За спиной призрака стоял магистр Акома с раскрытым журналом, а рядом с ним – престарелая магистра Нийоль, в белых глазах которой плясали отблески пламенеющих абзацев.

У ног чарословов лежали два завернутых в зеленые мантии тела – голову одного обвивало золотистое оглушающее заклятье, шея другого была свернута под немыслимым углом. Вздохнув по неистребимой привычке, призрак взглянул на магистру.

– Очевидно, при нашем появлении сработали сигнальные чары, – проронила она мрачно. – Итог печален.

Призрак оглянулся на иерофанта со свернутой шеей, потом начертал: «А демон?»

– Ни слуху ни духу, ни его, ни канонистки. Боюсь, сбежал.

Призрак поборол желание снова начать допытываться, кто она такая. «Книга с моими воспоминаниями?» – написал он.

Вивиан указала за его плечо. Обернувшись, призрак увидел тот самый фолиант, обнаруженный два дня назад. Записку убрали, но брызги крови на обложке никуда не делись. Шеннон протянул уцелевшую руку к книге и замер, не уверенный, что сумеет открыть тяжелый том.

– Позвольте мне, магистр, – вмешался Акома, распахивая обложку.

Призрак оглянулся на молодого чарослова – глаза на скульптурном лице светились пытливым интересом. Шеннон учил Лотанну, когда у того еще борода не росла, и хотя не опекал его, как других студентов, всегда ему симпатизировал. «Спасибо, магистр», – написал он, подкрепляя благодарность кивком.

Лотанну ответил полупоклоном.

Открытая книга лежала перед призраком. Страницы золотились сиянием нуминуса. Призрак понятия не имел, как отделяют память от духа и как вернуть эту память обратно. Поэтому для начала он просто коснулся ладонью страницы.

Ничего не произошло.

Тогда он ухватил двумя пальцами первый абзац и потянул. Предложения обволокли кисть, словно золотая пряжа на вертящемся веретене. Страница перевернулась, и на золотистое облако вокруг кисти намоталось еще немного текста. Страницы зашелестели быстрее и быстрее, рунное облако засияло так ярко, что стало больно глазам, и призраку пришлось отвернуться. А потом комнату озарила ослепительная вспышка, но, когда она погасла, призрак увидел лишь собственную бестелесную руку и чистые страницы.

– Получилось? – спросила магистра Нийоль.

«Не думаю», – ответил призрак. Потом дописал: «Постойте». При мысли о жизни в долине Небесного древа перед глазами встало хмурое лицо Никодимуса. Он вспомнил пир горой, который закатили кобольды перед отправлением, льющееся рекой вино и застольные песни. Вспомнил долгий путь через саванну, первые стычки с ликантропами, а потом целый год обрастания связями в Авиле.