«Не на столько необычьную».

«Какую же?»

«Я шлиском часто о тебе думаю. С тех самых пор, как ты спасала Жилу».

«Боже всевышний, выкладывай наконец, чего ты хочешь!»

Он нашарил что-то в углу палатки и перебросил ей. Загадочный предмет царапнул ладонь острыми зубцами, но, поднеся его к свету, Франческа не удержалась от улыбки. Черепаховый гребень.

Никодимус откинулся на локти – плечи округлились шарами дельтовидных мышц. Франческа перетянула косу на грудь, развязала ленту и осторожно, с конца, принялась разбирать спутанные пряди. Повинуясь движению гребня, темно-каштановые кудри ложились крупными волнами, ловя отблески роящихся наверху светляков. Сотню движений спустя Франческу полностью скрыл блестящий каштановый водопад.

Никодимус смотрел не отрываясь, пока не погас последний огненный светлячок, оставляя их обоих в темноте.

Потом Франческа улеглась на своей половине палатки, и мягкие каштановые волны заструились по шее и щекам. Ей снилось, что она стала бескрайней землей, а ее волосы – безбрежным морем напоенной дождями, золотящейся на солнце травы.

Глава сорок пятая

Франческа проснулась в порозовевшей от рассветного солнца палатке и не сразу поняла, что спящий рядом с ней мужчина – Никодимус. Вспыхнув от накатившего чувства вины, она поспешила прочь.

На холоде дыхание слетало с губ призрачными завитками. В тысяче футов над землей парила на привязи половина «Королевской пики». Там, в высоте, солнце уже сияло в полную силу, и белый шелк слепил глаза на фоне еще сумрачного неба. В обычный день Франческа застыла бы, завороженная этой красотой, но сейчас едва взглянула.

Палатка, выделенная им с Сайрусом на двоих, оказалась пустой. У Франчески нехорошо сжалось внутри. Значит, он заметил ее исчезновение… Франческа уже собралась выползти обратно, когда обнаружила пригнувшегося у входа Сайруса – в тюрбане с вуалью.

Она замерла.

Испытующе посмотрев своими ореховыми глазами, Сайрус забрался под шелковый полог и уселся рядом.

– Сайрус, – тихо, но как можно отчетливее проговорила Франческа. – Прости, что…

Он остановил ее жестом, выуживая из складок мантии небольшую черную склянку. Франческа только брови успела сдвинуть недоуменно, как он капнул из склянки на шелковый пол – на гладкой ткани расцвело густо-черное пятно.

– Чернила? – догадалась Франческа.

Кивнув, Сайрус окунул палец в пятно, и чернила мгновенно ожили, заплетаясь изящным курсивом. Краситель заполнял контур, созданный иерофантскими чарами, выводя на шелке черным по белому: «Я всю ночь думал, как с тобой поговорить».

Франческа подняла глаза на Сайруса.

– Прости, что ушла.

Он кивнул на чернила, которые уже складывались в новую фразу: «Пиши, ты тоже можешь».

Франческа робко прикоснулась к чернилам. Вокруг пальца тут же собралась черная лужица. Франческа вывела букву «я» – мазки выходили толстые, некрасивые, однако стоило ей отнять палец, и каракули превратились в изящную летящую «я». Сайрус создал настоящий шедевр. «Я ходила переписываться с Никодимусом на нуминусе», – объяснила Франческа.

«Он тебе помог?»

Франческа закусила губу. «Он понимает, что со мной творится. Это сложно объяснить».

«То есть я не пойму?» – Рука Сайруса дрогнула.

«Я попытаюсь объяснить, но, наверное, не сейчас. Я чувствую… – Франческа оторвала палец от ткани, прислушиваясь к своим ощущениям. – Опустошение».

«Прости, Фран. Чем я могу помочь?»

«Пойми. Этого будет достаточно. И прости, что я ушла ночью разговаривать с Нико».

Сайрус помедлил. «Ты ему доверяешь?» Пауза. «Он к тебе неровно дышит».

«Не ревнуй, Сайрус. Я до него даже дотронуться не могу. Никто никогда не сможет. Бедняга. Честно, он всего лишь строил мне глазки, а я, каюсь, слегка переусердствовала с подначиванием. Я просто… – Пауза. – …Мне нужно было поговорить с кем-нибудь об увечье. – Еще пауза, дольше. – Теперь мне совестно».

«Тебе нечего стыдиться. Я все понимаю. – Сайрус придвинулся ближе. – А сейчас как ты себя чувствуешь?»

«Лучше. Уставшей. Я слегка… ошарашена этой внезапной глухотой».

«Ты не глухая».

Франческа посмотрела на него. Шутит? Не похоже, на лице нет и тени иронии. Опустив вуаль, Сайрус явил на свет узкую черную бородку и сжатые в упрямую полоску губы. Чернила под его пальцами ожили вновь. «Мы придумаем, как вернуть тебе слух».

«Ты думаешь?»

Сайрус кивнул, выдержав ее взгляд. «Если Никодимус может вернуть способность к чарописанию, значит, и слух можно вернуть».

«А если не получится?»

Сайрус взял ее за руку. После того, как Франческа всю ночь избегала соприкосновения с Никодимусом, теплая мозолистая ладонь почти обжигала. Второй рукой Сайрус провел по чернилам, и они заструились по шелку, выводя: «Мы найдем способ. Все будет хорошо».

У Франчески словно ослаб тугой узел внутри: исчез и страх, и непонятное хмельное чувство, толкнувшее ее к Никодимусу. Вчерашние заигрывания показались теперь чем-то вроде пьяной выходки. Однако Никодимус не делал вид, будто ничего не случилось, всецело принимая ее увечье и вынуждая ее саму точно так же взглянуть фактам в лицо, пусть через боль и отчаяние. Сайрус же доказывал, что она не оглохла – или оглохла временно, – тем самым толкая ее назад к отрицанию, но и даря хоть какую-то надежду.

Франческа опустила голову и ссутулилась. Плакать уже не хотелось, хотелось лечь и забыться вечным сном.

Сайрус, наклонившись ближе, погладил ее по щеке. Франческа безвольно привалилась к нему. Он поцеловал ее в лоб, и она, обмякая, прильнула к его плечу. Она не знала, кому из них, Никодимусу или Сайрусу, поверить и точку зрения на свое увечье принять. Но когда Сайрус притянул ее к себе, его поцелуй словно придал ей сил.

Тугой узел внутри лопнул окончательно. Слез не было. Слез больше не будет. Однако на душе теперь лежал тяжеленный камень, и Франческа, словно боясь, что он утянет ее ко дну, ухватилась за Сайруса, как утопающий за соломинку. Утонуть в этом глубоком отчаянии можно было в два счета.

Никодимус и думать не думал, что способен заснуть на гигантском пропитанном чарами крыле, несущем его по небу. Но когда кто-то потряс его за плечо, он проснулся, моргая, в миле от земли, обтекаемый струями ветра. Под ним раскинулся незнакомый город.

Такой же песчаник и красные черепичные крыши, как в Авиле, однако, в отличие от Авила, не стиснутые со всех сторон кольцом толстых крепостных стен. К защитным бастионам с проездными воротами лепились с наружной стороны небольшие посады, но даже без них город был больше Авила раза в два. Святилище с сияющим белоснежным куполом тоже превышало размерами авильское. То была обитель канониста Зайда, чья божественная сила обеспечивала приток талых вод с гор к западу от Круглой башни через сеть прорезавших город каналов к загородным полям. Над святилищем Зайда парила разноцветная стая воздушных змеев, на западе голубела гавань с белыми треугольниками парусов, окрест стелилось лоскутное одеяло пшеничных и гороховых полей. Таков был Дар, многовековая столица Западного Остроземья.

Никодимуса вновь потрясли за плечо. Оглянувшись, он увидел перевернутое лицо Сайруса, висящего на мантии под корабельным крылом, словно в люльке.

– Дар! – прокричал иерофант. – Обидно было бы пропускать такое зрелище.

Никодимус кивнул. В начале перелета у них с Сайрусом завязалась беседа: оба стремились наладить худой мир после давешнего обмена ледяными репликами, и Никодимус почти перестал грызть себя за ночной тет-а-тет с Франческой.

В основном разговор вертелся вокруг разных типов воздушных судов. Никодимус, очарованный могучими конструктами, расспрашивал о моделях, маневрах и великих сражениях. Но Сайрус, даже оседлав любимого конька, не собирался сокращать дистанцию больше необходимого. Никодимус тоже вздохнул с облегчением, когда Сайруса позвали дела.

Теперь же Сайрус показывал на север.

– Держим курс вон туда, на садовую башню. Отсюда, кстати, можно разглядеть Острую гору.

Прищурившись, Никодимус действительно различил едва заметно синеющий на горизонте островерхий силуэт. А потом Сайрус развернулся и двинулся по крылу к Франческе.

Изем разместил целительницу и Никодимуса на порядочном расстоянии друг от друга, не позволявшем обмениваться посланиями: из рук в руки не передашь, а переброшенное унесет ветром. Иначе, по словам капитана, не удалось бы сбалансировать сложенный узким клином корабль.

У Никодимуса екнуло сердце, когда он увидел, как Сайрус берет Франческу за руку. Иерофант показал вниз, на землю. Франческа, кивнув, что-то ответила жестами. Он поцеловал ее ладонь. Она не отняла руку и не смотрела по сторонам, пока Сайрус не вернулся к обязанностям пилота.

Никодимус, отвернувшись, впился взглядом в город.

Может, Скиталец прав, и какография поможет ему в борьбе с Разобщением? Но заполучи он изумруд – хотя бы на час! – и ему будет дана возможность коснуться другого человека без боязни ему навредить. И если когда-нибудь этот светлый час настанет, этим человеком будет кто угодно, но не магистра де Вега.

Несмотря на ночной визит – мысли о котором не отпускали Никодимуса до самого подъема в воздух, – она вела себя с Сайрусом по-прежнему, не приближая, но и не отталкивая.