Любопытство обожгло душу таким сладостным трепетом, что Фандорин удивился. Оказывается, ему здесь, в этом раю, чего-то не хватает? Например, нежданных визитеров из большого мира с таинственными рекомендательными письмами?

Глупости. Застарелый рефлекс, не более.

— Вы зря ехали в такую даль, сэр. Я больше не занимаюсь расследованиями.

— Это мне известно, — кивнул старший инспектор. — Однако если уж я, как вы справедливо заметили, совершил столь неблизкий путь, может быть, вы по крайней мере выслушаете, что за дело я веду. Сэр Винсент говорил, что преступление такого сорта не оставит вас равнодушным. Это во-первых…

Поскольку гость сделал паузу, выжидательно посмотрев на Фандорина, тот наклонил голову: ну конечно, выслушаю, куда я денусь.

— А во-вторых, мне понадобятся не столько ваши детективные таланты… — Взгляд Торнтона задержался на погнутом кормовом винте от субмарины, которым Эраст Петрович украсил террасу в память о нападении гигантской акулы, принявшей «Лимон-1» за крупную добычу. — …Впрочем, сначала все-таки о преступлении. Взгляните, пожалуйста, на эти снимки.

Он достал из внутреннего кармана своей просторной визитки альбомчик, стал переворачивать страницы.

В первую минуту Фандорину показалось, что на фотографиях одно и то же: ванная, в ней неподвижная девочка-подросток неестественно белого цвета, с закрытыми глазами. Но присмотревшись, он увидел, что девочек три, просто они похожи: светловолосые и очень худенькие, с еще не развившейся грудью и проступающими сквозь кожу ребрами.

— Они спят или просто позируют? — спросил Эраст Петрович. — Кто и зачем покрыл тела белыми лилиями? Почему в ванне нет воды? Ее с-слили?

— Мертвы, — сурово ответил Торнтон. — Хоть и не похожи на покойниц. Воду мы не сливали. Именно в таком виде всех трех и находили. Первая — Эмма О'Лири, одиннадцати лет. Обнаружена 18 апреля 1901 года. Вторая — Сьюзан Найт, двенадцати лет. Умерла 14 ноября 1901 года. Третья — Люси Колл, тоже двенадцатилетняя. Дата смерти — 7 февраля 1902 года. Обстоятельства гибели идентичны. Сначала девочка пропадала. Потом ее находили в ванной комнате в гостиничном номере. Никаких следов насилия, в том числе полового. На левом запястье разрез. Причина смерти — обескровливание. Белые лилии. Вода, перемешанная с кровью, слита. Как видите, всё выглядит очень аккуратно, почти стерильно.

— Что рассказали в г-гостиницах? — быстро спросил Фандорин.

— Девочки приезжали в обществе мужчины маленького роста и субтильного сложения, немолодого. Детали внешности расходятся — преступник прибегал к маскировке.

Во всех случаях мужчина и его маленькая спутница очень мило между собою общались. Их принимали за отца с дочерью.

— Газеты должны были много об этом писать, — удивился Эраст Петрович. — Но я не припомню упоминаний о серии таких странных, ужасающих убийств.

— Было принято решение держать эти преступления в тайне от прессы. — Инспектор тронул себя за ус. — По двум причинам. Всем нам памятна истерика, охватившая общество во времена дела Джека-потрошителя… А кроме того, мы довольно быстро вышли на след «Лилиевого маньяка», круг поисков все время сужался, и мы боялись его спугнуть.

— Вы нашли убийцу?

— Да.

— Зачем же я вам п-понадобился?

— Мы его упустили. То есть…

Торнтон тронул себя и за второй ус, придя в затруднение.

— Знаете, сэр, — сказал ему Фандорин. — Или выкладывайте всю правду без утайки, или забирайте свой отвратительный альбом и уходите. Я ведь вижу, что вы не говорите мне г-главного.

Сконфуженно откашлявшись, инспектор развел руками:

— Да, вы правы… Я связан военной тайной, но, думаю, что в данном случае… В общем, проблема в том, что подозреваемый был важным сотрудником одной лаборатории Адмиралтейства. Засекреченным. Уж не знаю, над какой темой он работал, но если б вы видели, какие грозные грифы стоят на его личном досье… Собственно, поэтому газеты и остались в неведении… Скажите, вам доводилось вести подобные дела?

Эраст Петрович кивнул.

— Да. Причем один раз я тоже искал маньяка, не совершавшего никаких половых действий. Это самый причудливый и непредсказуемый вид преступников.

— Давно? — оживился Торнтон.

— Очень. В д-девятнадцатом веке, — кратко молвил Фандорин и поморщился. Он очень не любил вспоминать ту историю. — При таком расследовании главное — разгадать болезненную идею маньяка. Тогда задача становитсянесложной. Но если вы его арестовали, значит, действовали правильно.

— Я не говорил, что мы его арестовали, — вздохнул англичанин. -

У нас все же не было стопроцентной уверенности, а человек этот, как я уже говорил, находился под защитой своего особого статуса.

Мы установили за ним очень плотную слежку.

Я вел ее лично, а у меня, смею вас уверить, немалый опыт…

— И что же?

— В апреле прошлого года этот человек — его зовут Готлиб Кранк, он немец — отправился в путешествие. В Марселе сел на трансатлантический пароход. Я и мой лучший сотрудник, некто Финч, тоже. Мы ждали телеграммы из Скотленд-Ярда, чтобы произвести арест. Но близ одного из Канарских островов профессор ни с того ни с сего совершил самоубийство. Среди бела дня вдруг взял и прыгнул в море.

— Ни с того ни с сего? — переспросил Фандорин, взяв из коробки сигару и предложив сделать то же гостю (британец нервно качнул головой). — Вы уверены? Безо всякой п-провокации, без проявлений аномального поведения?

— Вы правы. — Торнтон досадливо покривился. — В плавании он вел себя странно. Всегда был тихоней, а тут без конца закатывал истерики, скандалил, рыдал. Мне следовало заподозрить неладное…

— Обычная история. У таких людей совершенно звериный нюх на опасность. Он что-то почуял, запаниковал, впал в исступление — и покончил с собой. — Эраст

Петрович чиркнул спичкой, пристально рассматривая инспектора. — Это-то ясно. Я не пойму вот что. Ваш «Лилиевый маньяк» утопился в апреле прошлого года, в трех тысячах миль отсюда. Что же вас привело на Арубу? И зачем вам понадобился я?

Оглянувшись на эспланаду и гуляющих, Торнтон наклонился к Фандорину и понизил голос:

— Видите ли, сэр, у нас есть основания полагать, что профессор Кранк жив…

* * *

Сигара так и осталась незажженной.

— П-постойте… Я думал, что вы видели собственными глазами, как он бросился в море.

— Да, я был в двадцати футах. А мой помощник прыгнул в воду следом. Но профессор камнем ушел на дно.

Эраст Петрович потряс головой.

— Ничего не понимаю…

— Я тоже. Это какая-то чертовщина! — Торнтон экспансивно, совсем не по-британски воздел руки. — До земли там несколько миль и сильное течение. Он никак не мог доплыть. Мы все решили, что Кранк погиб. Однако вот вам факты… Производя обыск в портсмутской квартире Кранка, мы нашли в мусоре обрывки почтовой квитанции. За день перед отъездом из Англии профессор отправил бандероль. Судя по описанию и весу — с бумагами. Знаете куда? На остров Тенерифе, расположенный всего в пятидесяти милях от того места, где произошло самоубийство. Посылка была адресована предъявителю банковского билета с указанным номером. Кто-то получил бандероль в почтовом отделении Пуэрто-де-ла-Круса на следующий день после предполагаемой смерти Кранка.

— Это очень интересно и опровергает версию о спонтанности самоубийства, — заметил Фандорин, — но не сам его факт. Профессор отправил бандероль человеку, у которого на руках имелся указанный банковский билет. С чего вы взяли, что именно Кранк явился на почту за п-посылкой?

— Явился не Кранк, а какой-то посыльный. Но билет с этим номером никак не мог попасть на Тенерифе. В тот самый день, когда была отправлена бандероль, профессор побывал в банке, снял со счета все деньги. Это почтенный, аккуратный банк. Он записывает номера всех крупных купюр, какие выдает. Та, о которой идет речь, была у Кранка при себе во время путешествия. Она никак не могла попасть на Канары прежде профессора.

Эраст Петрович отложил сигару. Встал. Прошелся по террасе. Пальцы зашевелились, словно перебирая любимые нефритовые четки, пощелкивание которых всегда помогало дедукции. Однако четки уже много месяцев лежали в ящике письменного стола. На Арубе они были Фандорину совершенно ни к чему.

— Он мог передать или переслать кому-то купюру прежде, чем сел на пароход. И она попала на Тенерифе с каким-то д-другим кораблем.

— Невозможно. Кранк отправился в Марсель экспрессом и едва успел к отплытию. Пароход, на который он сел, самый быстроходный на линии. Билет никак не мог оказаться в Пуэрто-де-ла-Крус 18 апреля. Только если его достали из кармана профессора, прыгнувшего в море.

— Так, может быть, кто-то выловил труп, взял купюру и явился с ней на п-почту? Может быть, у Кранка в блокноте или еще где-то было записано, как и где следует получить п-посылку.

— Согласитесь, что это весьма малоправдоподобное умопостроение, — пожал плечами инспектор.

— Во всяком случае более п-правдоподобное, чем утопленник, являющийся за своей бандеролью на следующий день после смерти, — уязвленно заметил Фандорин. — Впрочем, по вашему тону я догадываюсь, что У вас есть какая-то версия. Если так, не ходите вокруг да около. Выкладывайте.