Скрипачка несмело улыбнулась и шагнула назад, спрятавшись за спину своего спутника. Юрка, наоборот, независимо вздёрнул подбородок.

— А что тут такого? Слетает с нами, я ей «Зарю» покажу, а с обратным рейсом вернётся на «Звезду КЭЦ»! Следующий концерт у них только через два дня, успеет.

— Ну, раз успеет, то это, конечно, меняет дело… — я и не думал скрывать яд в голосе. — А у капитана «Тихо Браге спросить не пробовал»?

— У второго пилота, он не против. С условием, что Мира даст концерт для экипажа.

— Я согласна! — пискнула из-за Юркиной спины скрипачка.

— У меня и сольная программа есть, я с ней на «Гагарине выступала!

— И вообще, чего ты взъелся? — Юрка, почувствовавший поддержку, приободрился. — Подумаешь, слетает с нами! Никто и не заметит.

— Никто говоришь? А как насчёт Валерия Фёдоровича? Не уверен, что начальник станции одобрит эту экскурсию!

— Ну, не знаю… — от такого аргумента отмахиваться не стоило. — Быковский на станции главный, а мы же собираемся на «Зарю»! Можно и не докладывать, никто ничего не узнает!

— А твои, Мира, коллеги-музыканты? Они что, так и не проболтаются?

— Я предупредила девчонок, они никому не скажут! — Голос Миры дрожал, глаза — огромные, чёрные, словно итальянские маслины — подозрительно увлажнились.

…Как мне удалось не расхохотаться, представив, как девушки-консерваторки два дня кряду будут делать вид, что их подруга где-то тут, только вышла ненадолго…

— А про это забыли? — я кивнул на запястье скрипачки, украшенное стандартным индивидуальным браслетом. Так это зря… стоит Мире покинет станцию, не сообщив диспетчеру — через пять минут сигнал тревоги, и все тут на уши встанут!

— Действительно. — Юрка сразу сник. — Об этом я не подумал.

— Перечислить ещё десяток пунктов, о которых ты тоже не подумал?

На Юрку было жалко смотреть. Мира откровенно хлюпала носом и тёрла глаза.

Детский сад, да и только! Я вспомнил миниатюру Михаила Задорнова — о полёте на пассажирском АН-2 где-то то ли в Коми. В самолёт набилось народу на треть больше положенного, а на вопрос — как им продали билеты? — неучтённые пассажиры отвечали: «Какие ещё билеты? С мужиками договорились, чтобы подбросили.» Тогда, в девяностых это звучало, как анекдот — но мог ли я представить себе, что стану свидетелем чего-то похожего, только на космическом корабле? Задорнов наверняка пришёл бы от такой истории в восторге — впрочем, сейчас он ещё не всенародно любимый сатирик, а рядовой инженер одной из кафедр Московского Авиационного Института — хотя, вроде, уже пробует свои силы в студенческом театре миниатюр.

— Ладно, что с вами поделать… — я сменил гнев на милость. — Мира, давай сюда браслет, и ступайте оба на корабль, я скоро. Да, и шмотки мои прихватите, вместе с котом.


Вернулся я спустя полчаса. У шлюза меня встретил второй пилот «Тихо Браге» (должность значилась на нашивке на груди вместе с фамилией — «Ж. Гуррагча»). Мы обменялись рукопожатиями; наружность у второго пилота была ярко выражено азиатской, ближе к бурятской или монгольской — и я принялся гадать, как звучит его полное имя. Продолжалось это недолго — встречающий улыбнулся и сказал, что обращаться к нему можно «Сансар», что на его родном языке это означает «космос». Прозвище ему дали в лётном училище, а когда он попал во Внеземелье, оно стало позывным.

Знакомство, таким образом, состоялось и Сансар предложил мне следовать за ним. Я послушно поплыл за ним, хватаясь за поручни, привинченные к стенам (в отсеках «Тихо Браге» царила постоянно невесомость), прикидывая, как бы поделикатнее выяснить, откуда он всё-таки родом — но тут он провожатый остановился возле каюты с большой блестящей цифрой «4» на люке.

— Вам сюда. Устраивайтесь пока, о времени старта предупредят по корабельному вещанию.

— А что, какая-то задержка? — осведомился я.

— Да, у нас небольшое ЧП. Серёга Ползунов, водитель буксировщика, получил травму.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — спросил я. С Ползуновым мы познакомились во время первой нашей орбитальной практики на «Гагарине», тогда он учил «юниоров» управлять «крабами».

— Нет, всего лишь вывих плеча. Плечо-то ему уже вправили, но врач потребовал оставить его на станции. Теперь срочно ищем замену.

— Да, в коконе омара с больным плечом делать нечего… — согласился я. — Но зачем вам буксировщики? В штатном оборудовании «Тихо Браге» они, вроде, не значатся…

— Это для работы с «обручем». — сообщил второй пилот. — Корабль — штука неуклюжая, к тонким маневрам мало приспособленная. А без них — как ловить «обруч», да ещё и пристыковывать к кронштейнам на корпусе?

— Ясно. — Я кивнул. — Капитан у вас тот же?

— Да, Юджин Сернан, американец. Вы его знаете?

— Можно на «ты». — предложил я. На глаз, Сансар был старше меня лет на пятнадцать — хотя, кто его знает, с азиатами далеко не всегда можно угадать возраст. — А с капитаном вашим мне приходилось встречаться — на Луне, примерно года назад.

— Это, наверное, ещё без меня было… — сказал Сансар. — Я недавно на «Тихо Браге», всего три месяца.

— Тогда, если не затруднит, передай капитану, что я готов заменить Ползунова. Может, и задержка тогда не понадобится, а то сколько ж можно копаться.


На борту «Тихо Браге» не оказалось тех удобств, которыми пользовались обитатели «Гагарина» и «звезды КЭЦ». А ещё тут было тесно: экипаж корабля состоял из трёх человек — командира, второго пилота и бортинженера, — к которым в пассажирских рейсах присоединялись врач и техник систем жизнеобеспечения, выполнявший, заодно, обязанности кока. Они размещались в трёх каютах — капитан, согласно древней, уходящей корнями в эпоху парусников, традиции, в одноместной, остальные — в двухместных. Ещё четыре двухместные каюты предназначались для пассажиров. При необходимости в них могли поместиться по четыре человека, но только в «сидячем» варианте. «Тихо Браге» не рассчитан на длительные перелёты, его дело — прыжки от «батута» к «батуту» да короткие, продолжительностью, максимум, в сутки, рейсы между орбитами. Соответственно, и системы обеспечения, хоть и имели положенный запас, но изначально проектировались с расчётом на подобный режим. Что до жилых помещений — то в сравнении с этими узкими пеналами каюта на орбитальной станции казались ВИП-апартаментами в одном из орбитальных «Хилтонов». Кают-компания, она же столовая, вмещала не больше пяти человек; принимать пищу приходилось в две смены, да и то люди цеплялись друг за друга локтями и передавали тубы с напитками и едой через головы, что в невесомости не было такой уж большой проблемой.

Отсутствие тяготения было вторым и, пожалуй, главным неудобством. Команде и пассажирам «Тихо Браге» приходилось мириться с этим почти всё время, за исключением редких посадок на Луну. Невесомость радует только космических туристов и новичков, да спортсменов, упражняющихся в сайберфайтинге или «нуль-гимнастике» — ещё один «орбитальный вид спорта, появившийся совсем недавно и заключающийся в проделывании акробатических трюков в условиях отсутствия тяготения. В остальном же, невесомость — постоянный источник мучительных неудобств, в которые превращаются любые бытовые мелочи, вроде гигиенических процедур, приёма пищи и… обратного процесса.

Сейчас на «Тихо Браге» кроме пяти членов экипажа размещалось ещё семеро — сотрудники группы Гарнье, включая самого француза, и мы трое. Нам с Юркой отвели двухместный «пенал»; Миру же подселили к девушке-астрофизику по имени. Туда отправился и Дася; скрипачка, как и её соседка пришли в негодование, стоило Юрке заявил, что не собирается выпускать кота переноски во время перелёта — и спасли пушистого члена «Зари» от такого тиранства. Он, впрочем, спорить не стал — предупредил только, что пользоваться лотком и даже миской с водой в невесомости кот не сможет — а значит, помогать ему в этих жизненно необходимых процедурах придётся сердобольным обитательницам каюты. На том мы и расстались; Наташа (так звали девушку-астрофизика) осталась сюсюкаться с новым соседом, Юрка потащил Миру в обсервационный отсек, любоваться видами Луны (как будто не «звезде КЭЦ» не успели насмотреться!); я же, вернувшись в нашу каюту, включил извлечённый из чемодана компьютер и достал коробку с гибкими дисками. Стоило, пока есть время, зафиксировать в дневнике события прошедших дней — с некоторых пор я старался делать это регулярно, с интервалом, самое большее, в двое-трое суток. Дискета же с «секретным дневником» осталась в контейнере — до неё очередь дойдёт на «Заре», когда я, устроившись в отдельной каюте, смогу вволю предаться воспоминаниям и размышлениям.


Поработать не удалось. Не успел я настучать на клавиатуре хотя бы строку, как браслет негромко пискнул, и тут же ему ответила никелированная сетка интеркома.

— Алекса Монахова вызывает капитан корабля… — сообщил мужественный голос с сильным американским акцентов. — Жду вас в кают-компании через десять минут.

И Ага, сообразил я, значит, второй пилот успел сообщить капитану о моём предложении касательно образовавшейся борту вакансии. Я закрыл крышку компьютера, проверил, надёжно ли фиксируют его на столе эластичные ремни, и выплыл из каюты, не забыв тщательно задраить за собой люк.