II

— И когда вы отбываете? — спросила Нина. Дима залюбовался женой — такая соблазнительная та была в своём лёгком халатике и со слегка растрёпанными со сна волосами. Отправляясь на работу, она обычно собирала их в «конский хвост», а то и вовсе прятала под косынку — в камбузе второго жилого блока, где проходил её рабочий день, распущенные волосы были под запретом.

— Пока ещё рано думать об отбытии. — ответил он, поднимаясь с койки — двуспальной, как и положено в каюте первых «орбитальных» молодожёнов. — «Николу Теслу» только готовят к переброске на орбиту. Вчера с мыса Канаверал сообщили, что доставленный из СССР реакторный блок смонтировали в подготовленном для него отсеке. Думаю, неделя, максимум две, больше не затянется.

Он встал, потянулся — суставы хрустнули. Надо бы сегодня побольше времени уделить тренажёрам, подумал он, иначе по возвращении на Землю придётся заплатить дорогую цену за лень. Впрочем, когда оно ещё, это возвращение? Командировка грозила затянуться не меньше, чем на полгода, а значит, ровно столько он не увидит молодую супругу. Впрочем, Нине бездельничать не придётся — инженер-кулинар второго блока загружена работой выше головы «Блоками» на «Гагарине» назывались отделённые один от другого жилые комплексы — несколько десятков кают, столовая, тренажёрные, спортивные и рекреационные залы, комнаты отдыха, кают-компании, медотсек и прочие необходимые для нормальной жизни службы. Вместимость каждого блока составляла около сотни мест, всего таких блоков было пять — и все эти четыре с лишним сотни людей всё время почему-то хотят кушать…

— Вы будете жить на «Тесле»? — спросила Нина. Она уселась перед зеркалом и принялась расчёсывать свои густые тёмно-каштановые волосы. Они медленно колыхались, подчиняясь половинной силе тяжести, установленной на «Гагарине».

— Вслед за нами в точку Лагранжа отправятся первые три отсека «жилого» кольца будущей станции. Они специально изготовлены так, чтобы служить своего рода вагончиками-бытовками, я в таких немало пожил в стройотрядах. Там не слишком просторно, да и тяготения нет, но всё же удобнее, чем на «Тесле». Видел я его каюты — честное слово, в лифте и то больше места!

Сказал — и привычно, вспомнил своих любимых «Стажёров», главу «Эйномия. Смерть-планетчики». Эта книга у него с собой, упакована в рюкзак, чтобы сопровождать его в точку Лагранжа. Дима ещё на Земле дал себе слово, что по возвращении из «командировки» найдёт способ получить авторские автографы на этом экземпляре. Как сказал Лёшка Монахов, узнав о его задумке: когда-нибудь будет библиографическая редкость, раритет, покруче прижизненного издания Шекспира…

Но дело, конечно, не в том. Просто Дима усматривал в сюжете братьев Стругацких удивительное сходство со стремительным развитием его собственной «внеземной» карьеры. Конечно, точка Лагранжа не система Сатурна, но всё же и не геостационарная, и даже не лунная орбиты, триста миллионов километров — это вам не жук чихнул. Правда, они будут там не первыми, на неделю раньше к точке земной орбиты, где будет висеть станция «Лагранж», отправится прыжковый корабль «Эндевор» с экипажем из трёх человек: командира Владимира Джанибекова [В. А. советский лётчик-космонавт, дважды герой Советского Союза. В реальной истории (р. и.) первый полёт совершил в 1788 г. Г в качестве командира корабля «Союз-27».], второго пилота американца Уильяма Поуга [Астронавт НАСА. В 1974 г. В р. и. совершил полёт на корабле «Скайлэб-4» в качестве 2-го пилота.] и французского космонавта Жана-Лу Кретьена [В р. и. — первый французский космонавт, Герой Советского Союза. Первый полёт совершил в 1982 г. На корабле Союз ТМ-7.], недавно прошедшего полный курс подготовки в калининградском Центре.

Термин «прыжковый корабль» вошёл в употребление недавно с лёгкой руки американцев — они, как давно уже заметил Дима, вообще были склонны изобретать эффектные термины для всего подряд, начиная от какого-нибудь хитрого броска в своём любимом бейсболе, и заканчивая типами межпланетных кораблей. Термин пришёлся ко двору — его употребляли в отношении космических аппаратов, предназначенных как для перемещений через «космические батуты» так и для самостоятельных перелётов на сравнительно небольшие расстояния — например, между лунной и земной орбитами.

А через несколько недель вслед за «Эндевором» отправится и он сам, на борту другого прыжкового корабля, «Никола Тесла». Конечно, на Земле рассчитывают прежде получить сообщение от разведчиков, для этого их, собственно, и посылают — но не исключают и того варианта, что связь установить не получится. Но «Тесла» всё равно уйдёт в прыжок, а когда прибудет на место — экипаж «Эндевора» присоединится к Диме и его спутникам на строительстве станции. Обратно на Землю троица первопроходцев попадёт не раньше, чем будет смонтирован и запущен «космический батут» — то есть примерно через полгода.

Браслет на левом запястье — плоское кольцо из серого металла со вставками из синего полупрозрачного пластика и крошечным экранчиком электронных часов, на котором перемигивались зелёные светящиеся цифры, — коротко пискнул. До назначенного брифинга (вот ещё одно заморское слово, с некоторых пор вошедшее в употребление на «Гагарине») осталось десять минут. Следовало поторопиться. Дима чмокнул жену в плечо, с которого сползла ткань халата, подхватил полотенце и скрылся в санитарном отсеке.

Места здесь было ещё меньше, чем в пресловутом лифте: раковина, унитаз с толстым пневмошлангом для принудительного удаления отходов, полочка, в гнёздах которой держались пузырьки с шампунями и жидким мылом и ещё какими-то пахучими жидкостями — почти всё принадлежит Нине. Над раковиной имел место встроенный в стену шкафчик, где хранятся зубные щётки, расчёски и его, Димы, электробритва — дверки шкафчика зеркальные, в точности как в общежитии на Земле, в подмосковном Калининграде, где он прожил последние полтора года. Дима стащил с запястья браслет и положил на полку — браслет при этом протестующе пискнул, напоминая, что у владельца есть десять минут, чтобы надеть его снова, после чего аксессуар сначала предупредительно заверещит, замигает, а ещё через пять минут подаст сигнал тревоги в диспетчерскую станции, и тогда у растяпы будут неприятности. Ничего не поделать, таков порядок: браслет требовалось носить постоянно, кроме данных о состоянии здоровья владельца, он непрерывно транслировал сигнал, по которому можно было определить местоположение владельца.

Справа от раковины и шкафчика располагался совсем уж узкий пенал душа. Дима скинул одежду, задвинул за собой шторки из полупрозрачного матового пластика и включил воду. При этом заработала вытяжка под ногами — поток воздуха, уносящей капли использованной воды, приятно холодил ступни и щекотал ноги. Вытяжка была установлена на случай ослабления или даже полного исчезновения гравитации — нельзя же позволить воде разлететься мелкими и крупными, порой размером с яблоко, каплями по всей каюте? Дима как-то раз видел нечто подобное — год назад, когда вращение станции ещё не было запущено и им, группе стажёров, обучающихся на орбите премудростям вакуум-сварки приходилось работать, жить и, в том числе принимать душ, в невесомости. Сейчас в такой мере предосторожности нужды не было, на станции стабильно царили 0,5 земной силы тяготения — но отключать систему никто не собирался. Пусть себе работает, выполняя функции слива и, заодно сушки.

На душ, бритьё и прочие гигиенические процедуры ушло минут семь. Дима выбрался из санузла (часы на браслете уже попискивали, напоминая о скором брифинге), натянул станционный комбинезон с табличкой на правой стороне груди, на которой значилось его имя и личный номер. Выше таблички поблёскивал значок в виде крошечной серебряной кометы, залитой синей эмалью, и с золотой звёздочкой. «Знак Звездопроходца» — отличие, которого молодой человек был удостоен за действия при прошлогодней аварии на орбите. К комете прилагалась ещё медаль, но она хранилась вместе с документами в особом ящичке. Значок же полагалось носить всё время, даже на рабочей одежде — увидев её, даже космонавты первого «гагаринского» отряда и астронавты легендарных лунных миссий «Аполлонов» почтительно кивали, признавая во владельце знака равного.

Ну что, вроде, всё? Дима чмокнул жену в тёплый пробор и выбрался из каюты, прикидывая, успеет ли он по пути завернуть в столовую и прихватить с собой ватрушку с кофе.

Напиток разливал по высоким картонным, с пластиковыми крышками стаканчикам особый кофейный автомат — ещё одно американское нововведение, как объяснила Нина. На панели автомата были кнопки, с помощью которых можно выбирать — чёрный кофе, со сливками, с сахаром или без, погорячее или наоборот, и даже покрепче или послабее. Поговаривали, что скоро установят и другие автоматы, которые будут выдавать чай, какао, горячий шоколад и даже куриный бульон.

С тех пор, как подобные устройства появились на станции, сотрудники приучились брать их утром с собой, торопясь на рабочее место, и теперь половина мусорных корзин любого неизменно оказывались забитыми смятыми стаканчиками из-под кофе и обёртками от булочек и бутербродов — их выдавал другой кухонный автомат. Начальство смотрело на подобные вольности без восторга, но терпело, хотя медики время от времени заводили разговор о том, что новинки сбивают строго рассчитанный график питания и, следовательно, должны быть немедленно удалены, желательно, навсегда. Но автоматы пока держались — возможно, потому что на совещаниях, где звучали подобные предостережения, перед половиной участников стояли знакомые картонные стаканчики.