Борис Громов

Коп из захолустья

Планетоид LV-918 Булыжник, час «Ч» минус 89 часов [Час «Ч» (в англоязычных странах — Hour «H») — время начала боевой операции. От часа «Ч», как нулевого значения времени, ведется планирование и подготовка действий, когда истинное время их начала ещё не установлено или не разглашается в целях секретности. Час «Ч», как правило, заранее не известен. Время начала сообщается в день наступления. В документах при планировании действий время рассчитывается примерно следующим образом: время подготовки к операции — "Ч" минус XX часов XX минут, а все последующие действия — "Ч" плюс XX часов XX минут.]


Так, а вот это я не понял! Что за непорядок? Или у меня часы вперед убежали? А, нет, нормально все. Где-то высоко в небе над крышей моей мансарды оглушительно грохнуло, а потом уже значительно тише монотонно «забулькало». Мелко задрожали толстые поликарбонатные панели в оконном переплете, жалобно забренчала в давненько уже не мытой кофе-машине дешевая пластиковая, но весьма успешно пытающаяся изобразить фарфор, кофейная чашка, закачалась бежевая пенка только что сваренного эспрессо. Все четко по графику. Семь пятнадцать утра — идет на посадку грузопассажирский челнок «Дельта Майнинг групп». У шахтеров пересменка. Сегодня в барах и борделях в районе грузового порта и общежитий «Дельты» будет весело. Суббота, чтоб ее… Впрочем, вряд ли патрульные увидят хоть что-то принципиально новое. Пьяные драки, разбитые носы и выбитые зубы, кого-то однозначно увезет с ножевым «неотложка»… «Культурный досуг» господ шахтеров успел стать рутиной еще до того, как я пришел на службу. Управятся. В самом крайнем случае — подтянут дежурную смену Мобильного взвода. У Команданте парни серьезные, живо разъяснят дебоширам, что такое любовь и как с нею бороться. Тут особо переживать не о чем. Но вот чертов челнок…

А он, меж тем, закончил торможение и начал посадку. «Бульканье» сильно поменяло тональность. С одной стороны: вроде как почти бесшумно, но при этом — в ультразвуковом спектре. Ушами и не слышно, но на мозги давит страшно. И хорошо еще, что в инфразвуковой спектр не зашкалило, а то бы тут во всей округе народ в тоске на стены лез и от страха в штаны гадил. Шутка! Не «вещают» корабельные движки в инфразвуке. Зато в остальном жизнь портят — только держись. Пол под ногами ощутимо заходил ходуном. Теперь забренчала не только чашка, но и вся посуда на кухонной полке. Благо, я — холостяк, и посуды и у меня немного. Одним словом, леди и джентльмены, доброго утра и добро пожаловать на Булыжник! Самую глухую захолустную дыру из всех, что только есть в обитаемой Вселенной. И, как это ни странно, одновременно едва ли не самый яркий драгоценный камень в ее же короне… Ага, вот так оно порою и бывает…

Впрочем, будем откровенны, все не так уж плохо. По крайней мере, у меня и сегодня. Я уже встал, принял душ, соскоблил с физиономии щетину и даже кофе себе сварить успел. Ну, как сварить… Скорее — капсулу в кофе-машину зарядить, воды налить и на кнопку нажать. Это, конечно, не молотый земной мокко в бронзовой джезве на раскаленном песке. Ага, с корицей и чем-то там еще, в таких случаях положенным. Но аппарат у меня стоит дорогой, хороший, да и на капсулах я не экономлю. Так что кофе у меня более чем приличный. Собственно, в первую очередь благодаря ему утро можно считать вполне приемлемым. Вторая причина — день недели. По вторникам все гораздо хуже: приходит чисто грузовой рудовоз, доставляющий сырье на обогатительный комплекс. И прибывает он, зараза, без двадцати шесть. Тоже утра. Из-за этого в понедельник вечером я будильник традиционно не завожу — незачем. Побудочка и без него выходит что надо. Скорость у рудовоза меньше, а вот тоннаж — гораздо больше, чем у челнока с шахтерами. Ну, соответственно, и гремит он куда дольше и серьезнее. Спать под такой аккомпанемент не вышло бы даже у Туми, а я — далеко не он, я всего-навсего изнеженный благами цивилизации конфедерат сомнительного ирландского происхождения. Хотя, где он сейчас, Туми? И где я…

В очередной раз мысленно, про себя, горько вздохнул, мол, сколько ж можно, дружище? Все эти утренние принудительные побудки, ночной гвалт, доносящийся от баров Син стрит [Син стрит — Улица греха, припортовый район увеселительных заведений в Старом Городе планетоида LV-918 Булыжник], прочие-разные неудобства, мелкие и не очень … На кой оно тебе нужно?! Правда потом (и опять же — бог знает, в который раз) вспомнил о ценах на аренду жилой недвижимости в приличных районах Нового Города, прикрытых шумопоглощающими экранами, и только рукой махнул (опять же — мысленно). Тут, в Городе Старом, неподалеку от порта, и ценник более чем гуманный, и до родной «управы» — несколько минут быстрым шагом. Опять же, всегда можно выпятить грудь колесом, бухнуть в нее могучим кулачищем и заявить: мол, я — патриот. В Старом Городе родился и возмужал, тут и буду жить. Ну, и Вики, конечно…

Ладно, довольно лирики! Этак можно даже до совсем рядом расположенного места службы опоздать. Как любил говаривать Влад: «Durnoe delo — ne hitroe». Нет, положительно, в изобретении коротких, но емких афоризмов на все случаи жизни круче русских были, пожалуй, разве что только древние римляне. Большими глотками допиваю, пока не остыл, кофе. Повязываю галстук (знаю, в «управе» многие носят фальшивые, на резинке, вроде форменных у патрульных, но сам предпочитаю собственноручно затянутый аккуратный «виндзорский» узел), надеваю пиджак. На брючной ремень слева от пряжки — полицейский жетон, табельный «Кольт Скат», плоский и компактный, но мощный восьмизарядный пистолет в открытой оперативной кобуре — на правый бок. Перед экраном коммуникатора, который в «спящем режиме» исполняет у меня обязанности зеркала в прихожей, привычным движением поправляю шляпу. Несколько секунд разглядываю свое отражение. Вроде, все в норме. Вот и хорошо, значит — пора на службу.

Уйти от дома не успеваю: на углу меня буквально за рукав ловит хозяин небольшого ателье, расположенного тут же, на первом этаже дома, стоящего точно напротив моего. Мастер он, конечно, от бога, все мои костюмы им пошиты, но до чего же он иногда бывает нудным!

— Добгое утго, детектив!

Вообще-то — старший детектив. Но разве его волнуют подобные мелочи? Кстати, вот честное слово, кажется мне порой, что этот седой тощий старикан натуральным образом комедию ломает, изображая не просто еврея, которым он, собственно, и является, а натурального старого еврея из анекдотов. Зачем? Да кто ж его знает! Для собственного удовольствия, быть может? У стариков не так уж много развлечений.

— И вам доброго утра, мистер Коэн…

— И чего добгого ви таки увидели в этом утге? — тут же переменил пластинку портной. — Ви таки взгляните, как этот молодой шлемазл испоганил опять мое заведение!

«Молодой шлемазл» — это семнадцатилетний лоботряс Стивен Ричардс, сын соседей старого Коэна. Неплохой, в целом, паренек, но с конкретной подростковой придурью в молодой и потому бестолковой голове. Именно сейчас у него, похоже, приключился «заскок» на сопротивлении «жестокости полиции» и мелком бытовом вандализме.

Ох, елки! Вот ведь все-таки талантище у парня! Его бы энергию — да в мирных целях! Морда жирного хряка в форменной полицейской фуражке, нарисованная краской из баллончиков на «слепой» торцевой стене ателье старика Коэна, была настолько неприятна, что аж самому захотелось в нее смачно харкнуть. Ну, и надпись «А.С.А.В.» [А.С.А.В. — аббревиатура, расшифровывающаяся как «All cops are bastards» — «Все полицейские — ублюдки»], разумеется, куда ж без нее? Хотя, вот это — откровенно скажем, зря. Лучше б ты, малыш, опять полуобнаженных длинноногих красоток в чисто символического размера доспехах намалевал. Тех добрая половина патрульных с явным интересом разглядывала, а кое-кто даже на камеру портативного коммуникатора фотографировал. «На долгую и вечную память». За пубертатные фантазии тогда пришлось только из кармана родителей перекраску стены оплатить, а вот такой «гражданский протест» — это уже хулиганство. Влепит тебе судья Хендерсон часов этак сорок исправительных работ, и будешь в компании похмельных шахтеров, карманников и мелких кабацких аферистов мусорные баки на окраинах Старого Города чистить. Ну, и краску, плюс малярные работы твой отец, понятное дело, снова оплатит, не без этого. И штраф.

— Ужасно, мистер Коэн, просто ужасно, — фальшиво посочувствовал я портному. — Поверьте, займусь этим вопросом сразу же по прибытии на службу. Незамедлительно.

— Не забудете? — с подозрением косит на мою каменную рожу старый еврей. Видать, чувствует глубоко скрытую иронию.

— Ну что вы, мистер Коэн, как можно? Первым делом, еще до просмотра оперативной сводки!

— Хогошо, — отпускает меня с миром портной.

С противоположной стороны улицы довольно скалится со здоровенного рекламного щита во все тридцать два фарфоровых зуба Джонас Чейни — самый титулованный игрок в гольф в обитаемой части Галактики. «Минеральная вода «Фурье» — выбор успешных!» Ага, и расценки настолько «конские», что я ту воду, в комплекте с господином Фурье лично, видал в гробу и в белых тапках! Моего месячного жалования, дай бог, чтобы на ящик из двадцати бутылок хватило. И для кого, спрашивается, они этот плакат в нашем районе повесили? Или целенаправленно пролетариат злят и классовую ненависть в нем вызывают? Тогда — не с той стороны зашли: местный пролетариат все больше виски да бурбоном интересуется, самые продвинутые — русской водкой. А минералка «Фурье» им глубоко безразлична.

— Доброе утро сержант! — вежливо прикасаюсь я к шляпе, подходя к стойке дежурного на входе в участок.

Сержант Энгус О’Хара, служивший в полиции вместе с моим отцом еще тогда, когда я в колыбели пытался научиться самостоятельно садиться, приветливо кивнул.

— Приветствую, Нэйтан. Как дела?