— Ой! Предложение? Мне? Порядочной женщине? — синьора Джульетта засмеялась. — Хлипкий ты какой-то, предложения мне делать. Мне бы кого покрепче, чтобы в плечах пошире, — она мечтательно улыбнулась, — чтобы обхватил и аж дух перехватило.

Буратино вовсе не имел ничего такого в виду, но он был мальчиком сообразительным и, чувствуя, что задел женщину за живое, продолжал с долей разочарования:

— А жаль, синьора, вы такая аппетитная женщина.

Эти слова опять польстили торговке, тем более что такого ей никто в жизни не говорил. И, расчувствовавшись, она была уже готова согласиться с предложением мальчика, но, видя это, Пиноккио её опередил:

— Нет, так нет, забудем это. Тогда я предлагаю начать со мной бизнес.

— Какой ещё бизнес? — спросила Джульетта, и всё её романтическое настроение тут же улетучилось.

— Общее дело.

— Какое ещё дело?

— Дело простое, будем вместе производить выпивку, вместе её продавать, а денежки делить поровну, — объяснил Пиноккио.

— Какие ещё денежки мы будем делить поровну? — от лирических настроений Джульетты не осталось ни следа, её лицо стало каменным и холодным, в глазах мелькнула ненависть. — А, ну, иди отсюда, хулиган.

— Синьора, Джульетта, я берусь наладить серьёзное производство выпивки и организовать сбыт. Для этого я приглашаю вас в свои компаньоны, вы известный мастер своего дела, поэтому предлагаю вам пост главного технолога. У нас будет много денег. Что вы на это скажете? — Пиноккио улыбнулся, чувствуя лёгкую победу.

— Что скажу? — задумчиво произнесла Джульетта. — А я скажу я тебе вот что: мурло ты деревянное, паразит ты последний, скотина носатая, свинья и хулиган. Вот что я тебе скажу.

— Синьора, — удивился Буратино, — я же предлагаю вам серьёзное дело и приличные деньги, вы будете получать двадцать процентов прибыли. Это же выгодная сделка.

— Выгодная? — неожиданно миролюбиво переспросила Джульетта, и тут же, перегнувшись через забор, попыталась схватить Буратино за волосы. — Убью, морда носатая! — завизжала она, когда Пиноккио умудрился отскочить.

— Да что вы, в самом деле, так волнуетесь? Да что я вам такого обидного сказал? — искренне удивился Пиноккио.

— Подлец ты, ой, подлец, у бедной вдовы и сирот последний кусок хлеба отнять хочешь, ни стыда у тебя, ни совести.

— Да наоборот же, я вам…

— Серджо, Фернандо, — заорала Джульетта, — где вы, лоботрясы, лазите, когда вашу мать лишают дела всей жизни, а вас куска хлеба?

Не дожидаясь появления братьев, Буратино ушёл. Раздосадованный, он прошёл под любопытными взглядами опохмеляющихся забулдыг. Он был в недоумении: «Почему? Почему эта тупая баба отказалась? — спрашивал он сам себя. — Неужели она не видит всех перспектив нашего сотрудничества? Ну, чёрт с ней. Не боги горшки обжигают, научимся и сами, эка невидаль. Обойдёмся и без семейных секретов тётки Джульетты. Да и не нужны нам эти реликвии, уверен, что там кустарщина сплошная, а нам нужны новые технологии».

За этими мыслями он не заметил, как добрался до рынка, где его ожидали остальные члены банды, чтобы начать игру. И они её начали. После игры, не очень-то удачной по сравнению с предыдущим днём, мальчишки разбежались по домам, где Буратино сразу начал:

— Синьор Говорящий Сверчок, у меня ничего не вышло.

— А чего ты такой радостный? — спросил Говорящий Сверчок.

— Да не радостный я никакой, просто возбуждённый, — объяснил Пиноккио, усаживаясь на кровать, — даже злой. Так бы и врезал по её бестолковой тыкве палкой, чтобы бородавки поотваливались.

— Значит, Джульетта тебе отказала? — задумчиво произнесло насекомое.

— В бизнесе отказала, дура старая, зато глазки строила.

— Наверное, обзывалась по-всякому, — предположил Говорящий Сверчок.

— Это уж как водится.

— А говорила что-нибудь о вдовстве своём печальном?

— Говорила.

— А о деле всей жизни, а о куске хлеба, а о бедных сиротах?

— Ну, да, куда же без её сирот, — усмехнулся Буратино.

— А схему аппарата ты хоть срисовал?

— Какой там, даже за забор не перелез, но я попрошу Фернандо, он посмышлёней, чем Серджо, он мне её срисует.

— Фернандо? — переспросил Говорящий Сверчок. — Ну, да, конечно. Возьмёт ватман, положит его на кульман и при помощи циркуля и транспортира начертит тебе чертёж с расчётом, с масштабами и проекциями. У него же образование инженерное, — насекомое засмеялось.

— Ну, тогда я попытаюсь пробраться в дом, — предложил Буратино.

— Знаешь, что я подумал? — вдруг оживился Говорящий Сверчок. — А что это мы огороды городим с этой дурой. Иди-ка ты лучше к синьору Фарелли.

— А кто это? — спросил Пиноккио.

— А это наш деревенский дурачок, он же наш городской учёный, никем не признанный гений. Кстати, справедливо непризнанный. Кличут его Дуремаром, хотя многим умникам есть чему у него поучиться.

— Какая забавная кличка, — усмехнулся Буратино.

— Эту забавную кличку дали ему наши городские ослы, которые сами ни в чём не смыслят и даже свою фамилию не в состоянии написать.

— Как бы там ни было, — сказал мальчик, — но мне кажется, что зря такие клички не дают, повод, очевидно, есть.

— Много ты понимаешь в кличках, — произнёс Говорящий Сверчок, — он, между прочим, очень талантливый, у него полсотни публикаций в серьёзных научных журналах. И по биологии есть публикации, и по химии, и даже по этой новомодной науке, по генетике.

— А за что его так прозвали? — не унимался Буратино.

— Всё из-за жажды познания, он весь наш городской пруд через свой сачок пропустил, лазил там с утра до вечера, весь в грязи и тине, пиявок ловил да мелких мух всяких и прочих водяных червяков. Человек пытался создать серьёзную научную концепцию о пользе водной фауны для здоровья людей. А когда его дура-служанка перебила ему каких-то мух, он её чуть не убил, сидел и плакал потом: «Дрозофилы, дрозофилы мои, дрозофилы». Из-за этих самых мух к нему даже какой-то иностранец приезжал по фамилии Вейсман. А один раз он спалил свой дом, к нему пожарные приехали, вытащили из огня и спрашивают: «Синьор учёный, что же вы делаете? У вас дом полыхнул, словно из керосина». А он им отвечает: «При чём здесь керосин, я просто вычислял молекулярную массу водорода». А пожарные ему и говорят: «Чокнутый вы какой-то, синьор учёный. Мы вам про пожар, а вы нам про какой-то водород-бутерброд». «Сами вы дурероды, — говорит им синьор Фарелли, — вы хоть знаете, что такое валентность?» «Вот и поговори с ним», — говорили пожарные, поудивлялись и уехали.

— А может, он интеллигент? — спросил Пиноккио.

— Нет, он человек очень достойный, никогда не якает и образованность свою не показывает, тихий и скромный. А главное — очень деятельный, хотя и не без завихрений. В общем, иди к нему и поговори с ним. Если будешь тонок, тактичен и дипломатичен, я уверен, что у тебя всё получился. Он сделает нам чертежи.

— А вдруг он меня прогонит?

— Попытаться надо. Главное в этом деле — преподнести ему нашу проблему как проблему научную, тогда он не устоит.

— Хорошо, — сказал Буратино и, запомнив адрес учёного, пошёл к нему.

Он нашёл уютный новенький дом с крыльцом и загадочной кнопкой у двери. Надпись под кнопкой гласила: «Кнопка электрического звонка. Не звонить — убьёт». И ниже пририсован череп с костями, очень выразительный череп, страшный. Буратино даже расхотелось знакомиться с человеком, у которого на двери висят всякие черепа, но он взял себя в руки и всё-таки решился нажать на кнопку, готовясь если не к смерти, то уж к неприятностям наверняка. Но не успел он поднести к смертельной штучке палец, как его напугал окрик:

— Ты что, негодяй, читать не умеешь? Что в школе не учишься что ли?

— В школе учусь, — заявил Буратино, ища глазами источник звука, — и читать умею.

— А что же в таком случае пальцы свои дурацкие тянешь? Или не для тебя черепа нарисованы и надписи написаны?

Буратино, наконец, увидел говорящего, тот стоял на подоконнике, высунув голову в форточку, на голове у него был ночной колпак, а на теле дорогой восточный, прожжённый в некоторых местах, халат. Под мышкой он сжимал книгу и неодобрительно смотрел на Пиноккио.

— Я свои пальцы тяну из экспериментального любопытства, — заявил наш герой, — интересно мне знать убьёт меня током или нет? А ещё мне интересно знать, как он бьёт, этот ток: больно или не больно.

— Хи, — хмыкнул тип в ночном колпаке, — а вы, я вижу, друг мой любезный, экспериментатор, — тон синьора стал заметно мягче, — а ток бьёт хорошо, вот вчера одного из ваших дружков так током дёрнуло, что волосы у него на голове встали дыбом и, кроме как слова «А-а-а», он ничего сказать не мог долгое время.

— Он был тоже экспериментатор? — поинтересовался Пиноккио.

— Нет, он был просто дурак, целыми днями звонил в звонок. То ли меня позлить хотел, то ли звук ему нравился. В общем, с тех пор, как у него поменялась причёска, я его больше не видел.

— Видимо, это самое электричество — вещь полезная, — задумчиво произнёс Буратино.

— А вы проницательный, мой друг. За электричеством будущее. И не слушайте тупиц, которые говорят, что это всего-навсего развлечение. Электричество пробьёт себе дорогу, помяните мои слова.