— Кладут плотно так, навскидку… Они нам за пятнадцать минут штук семьдесят уже накидали.

— Да, — подтверждает его слова приказной Величко, — прилетает с юга, по вспышкам засекал, километров, может, десять отсюда… И они точно семьдесят штук уже кинули.

— Семьдесят? — переспрашивает Аким. — Значит, работают три орудия минимум, — а потом интересуется. — А потери?

— У меня один, — отвечает Самохин. — Контузия. Ничего… Отдышится.

— У меня тоже один, — говорит Величко.

— Тяжёлый?

— Да нет… Помяло, когда блиндаж обвалился. А он был без брони. Сейчас её откапывает… Жить будет…

Снова прилетают снаряды. Два разрыва, один за другим, где-то в районе второго узла. Саблин не успел задать следующий вопрос, а Величко ему и говорит:

— Узел РЭБ завалило. Я отправил казаков раскапывать.

— РЭБ? — Аким напрягся. Эта новость пока что была самой неприятной.

— Ну да, они по нему сразу накидали штук десять, или больше.

— Вычислили, значит, наш РЭБ, — говорит Самохин.

— Они тут всё вычислили, — холодно говорит Саблин, вспомнив, как точно артиллеристы противника укладывали снаряды в его КП.

И теперь главным для них для всех был вопрос: работают ли узлы РЭБ на позициях или нет?

— Величко, — Саблин принимает решение, — давай разберись с РЭБом, работает он, нет? Откопай их блиндаж… Короче, выясни всё.

— Есть.

— Самохин, — продолжает Аким, — возьми казаков и добеги до шестого узла. Узнай, отчего Клюев на связь не выходит.

— Понял.

«Есть»… «Понял»… Если поначалу, когда он вывалился из своего блиндажа в центре позиции, Саблин немного волновался от непонимания того, что происходит, то теперь эти обычные слова от проверенных и закалённых бойцов вернули Акима в его обычное боевое состояние, состояние холодного напряжения. И сейчас к нему начало приходить понимание того, что происходит вокруг.

И на разорвавшийся совсем недалеко снаряд он уже не обратил внимания.

— Радист!

— Я! — отвечал ему второй связист Милевич.

— Ты в «сотню» что-нибудь писал?

— Писал, что по нашей позиции ведут огонь.

— Что ответили?

— Спросили, где урядник.

— Пиши, — приказывает Саблин. — «По позиции «десять шестьдесят один» противник ведёт интенсивный огонь, выпущено около ста снарядов, плотность огня высокая, огонь ведут три орудия, их дислокация, ориентировочно: десять километров, юг — ровно. Мною уничтожен дрон противника. Потери: двое легко раненых, потери оборудования — выясняю, — и теперь он решил написать главное: — Ожидаю атаки. И подпись: Начальник оборонительного узла «десять шестьдесят один». Позывной «Тридцать первый».

Он только закончил диктовать, а связист уже протягивает ему планшет: подписывай. Саблин, стянув перчатку, быстро набирает свой персональный командирский код. И сообщение тут же уходит, а он уже снова просит связиста:

— «Девятку» вызывай.

— Есть, — отвечает казак Милевич. И пока он копается в настройках, у всех казаков в наушниках слышится сиплый и злой голос:

— Казак Сапожников, четвёртый узел… Атака! «Крабы»! Повторяю, четвёртый — «крабы».

Молодой казак Милевич, по сути ещё не бывавший в серьёзных делах, до этого выполнял все команды Саблина быстро и с толком, а тут вдруг завис, замер. Урядник, конечно, его лица не видит, но знает, что на экране связиста, там, под забралом, — грубые формы шлема командира, ночь, насыщенный после разрывов пылью воздух, от которого быстро загрязняются камеры, а в голове у этого парня звенят произнесённые в эфир его однополчанином последние слова: «четвёртый узел атакован». Саблин несильно толкает его в локоть:

— Ну, заснул, что ли?

— А, нет, — сразу встрепенулся радист. — Просто «атака», я думал…

— Не думай, это не для тебя, для тебя — выйти на связь с «девяткой». Понял? Давай!

— Есть связь с «девяткой», — через несколько секунд сообщает радист. — Что писать?

— Пиши. «Я веду бой под плотным огнём, есть раненые, кажется, разбили РЭБ, пошли «крабы». Поддержи огнём. Подпись: «Тридцать первый».

Радист протягивает ему планшет, и сообщение уходит. И чтобы не ждать, он приказывает дальше:

— Выходи на волну степняков, — позывной подсотенного Ефрема, подразделения которого должны были прикрывать Акиму правый фланг, был номер «семь». — Давай седьмого.

— Сообщение от соседей, с «девятки», — произносит радист.

Теперь здесь, у третьего узла, становятся слышны выстрелы. Пока винтовочный стрёкот, значит, «крабы» ещё не подошли на выстрел дробовика. Но урядник на это внимания не обращает.

— Что там с «девятки» пришло? Читай.

— «Вижу, слышу, — зачитывает радист, — поддержу огнём, готовлю группу для помощи. Сообщи, если понадобится. В случае необходимости переходи на открытый канал. Жду. Шестнадцатый».

«Ну вот, от такого сообщения стало полегче».

А радист снова говорит:

— Сообщение от «седьмого».

— Давай.

— «Про вас знаю, веду бой с превосходящими силами, обходитесь пока без меня. «Седьмой». Китайцы степняков промять пытаются? — догадывается радист.

Хорошо, что он не говорит о том, что, промяв степных, НОАКовцы по барханам могут выйти во фланг и тыл их десятому узлу. Там, справа, самые плотные минные поля, но часть мин засыпана песком. А ещё самый крайний узел его обороны, шестой, не отвечает, не выходит на связь. Аким очень хочет знать, что там у Клюева, что со старым казаком, но торопить Самохина не желает. В общем, на данный момент степняки связаны боем, Клюев не отвечает, что с правым флангом — непонятно, и нужно ждать рапорта от Самохина.

— Держись в десяти шагах позади меня, — приказывает Аким молодому радисту, — подготовь открытый канал.

И тут до него доносится неприятный, почти звенящий хлопок.

Таннн…

И свист, а или жужжание осколков. Некоторые большие осколки летят с неприятным, басовитым, рвущим воздух звуком:

Выжжж…

А сам хлопок резкий, очень звонкий. Наушники берегут его уши, автоматически уменьшают звук, но всё равно выходит звонко. Мина сто двадцать миллиметров. Конечно, это не 210-миллиметровый «чемодан», блиндаж, к примеру, минами не разобрать, но их будут сыпать без перерыва. И они тоже опасны. Эти штуки сделаны из самого плохого железа, хрупкого и ломкого, и шрапнель в них увесистая. Если мина бьёт рядом, осколки ломают броню, а человек даже в доспехе запросто получает контузию. И вот ими будут теперь засыпать его позиции как песком. Без конца. Мины дешёвые. И сразу прилетает вторая мина, с небольшим перелётом.

— Радист, уходим, — командует урядник, — быстрее…

Он задирает камеры вверх, шарит в ночной темноте, но не находит дрон. Пыль стоит над позицией. А ещё темно. А эта хрень почти не оставляет теплового следа, тем более она может висеть в паре километров прямо над самой головой. Там её и без пыли ночью не увидать.

А это значит… А значит, РЭБ станция её не глушит.

— Радист, — командует Саблин, не останавливаясь. — Вызывай «сотню». Сотнику пиши.

— Готово!

— Пиши от себя, — уряднику некогда подтверждать сообщение своей подписью, — пиши, что китайцы подтащили миномёты. Бьют по позиции. Мин не жалеют.

— Есть!

— Отправляй и догоняй, — Саблин идёт на четвёртый узел.

[1] Связь прямой видимости.