— К какому балу? — интересуется Волков.
— Ну как же… — теперь Кёршнер удивлён. — А разве вы не к балу сюда приехали нынче? К весеннему балу. Старый граф, покойник, всегда давал в городе бал к первым дням апреля. В честь фамилии.
— Так старый граф уже умер давно, после него ещё два графа были, и кто же теперь даёт бал? — не понимает барон.
И тут купец удивляется ещё больше:
— Так как же… — недоумевает родственник. — Графиня устраивает этот бал.
Теперь пришла очередь удивляться генералу, и он, не осознав до конца услышанного, спрашивает у хозяина дома:
— Какая ещё графиня?
И тут повисла в спальных покоях богатого купца нелепая пауза, которая так и подразумевала смысл: что значит — какая? Генерал и купец смотрят друг на друга, и, не выдержав взгляда военного, торговый человек говорит ему мягко:
— Та графиня, что сестрица ваша.
Волков чувствовал что-то неприятное сердцем, сам в глубине души сие понимал, только вот поверить в это никак не мог, и потому ещё раз уточнил:
— Сестрица моя… бал даёт, дура?
— Намеревается, — как можно более сдержанно подтвердил Кёршнер.
Волков стал бел лицом, что-то кольнуло у него под левой ключицей и, проскользнув по руке в локоть, а оттуда — в кисть до самого мизинца, в безымянном пальце остановилось неприятным ощущением, словно он пальцы отлежал ночью. И тогда генерал постучал по подлокотнику кресла, на котором сидел, ногтем указательного пальца и произнёс тоном очень нехорошим:
— Кто бы на дурость сию денег ей ни одолжил, какие бы бумаги ни дал ей подписать… пусть даже и не думает получить серебро своё обратно! Пусть считает, что в реку его бросил!
— Я ей ничего не давал! — поняв, что дела денежные меж сестрой и братом нехорошие, открестился купец. — Ни крейцера.
— А кто же давал? — почти с угрозой выпытывал генерал.
— Друг мой, — тут Кёршнер даже руку к груди приложил. — Ни сном, ни духом. Только знаю, что деньги у неё есть. Обедала у нас третьего дня с молодым графом, на ней были новые украшения.
«Новые украшения — новые долги! Балы даёт! Дура! Наверное, уже все доходы с Грюнефельде на годы вперёд заложила, а может, и само имение продала! Да нет… Продать она его не может».
И опять боль прострелила его от левой ключицы до пальцев. Давно она его не донимала. Позабыл он про эту «радость» уже. Он стал сжимать и разжимать кулак. Архитектор безмозглый, сбежавший подлец, огромные траты, последние войны с еретиками и осада у реки, тяжкие схватки и сложные, опасные дела в Фёренбурге до этой боли его не доводили, а эта… курица… довела.
«В могилу меня сведёт! И ведь вроде и в уме ей иной раз не откажешь, и хитра бывает, и изворотлива, а уж как умеет мужам головы вскружить… Но как дело доходит до денег, так словно нет у неё ума более… Всё-таки, как ни крути, а дура и потаскуха, в хлеву рождённая, так дурой и будет до конца дней. Хоть титул ей дай, хоть в парчу золотую наряди! — он тяжело вздохнул. — Ну, если опять это проделки хахаля её…».
Генерал со всё ещё бледным лицом сжимал и разжимал кулаки, а толстый купец из огромной кровати своей смотрел на него. Смотрел с большою опаской.
— И где же она сейчас? — спрашивает наконец барон, чуть отдышавшись и дождавшись, пока сердце хоть немного успокоится. — Раз приходила к вам на обед, значит, живёт она не у вас. Или, может, в графском доме остановилась?
— Нет, не в графском, — отвечает ему Кёршнер. И то верно, ведь в графский дом, на который она имела полное право, родственнички мужа графиню с юным графом не пускали. — Сказала, что Фейлинги… Новый глава дома Фейлингов, Хуго, просил её быть его гостьей и передал ей под жильё всё правое крыло дома.
После смерти старшего Фейлинга, что отдал Богу душу два года назад от неожиданного удара в купальне, теперь влиятельную семью возглавлял Хуго Фейлинг по прозвищу Чёрный — из-за цвета его бороды, — с которым генерал был знаком шапочно. Зато пару других Фейлингов знал отлично.
— А чем та фамилия промышляет? — интересуется барон, чтобы не пришлось потом удивляться. — Ну, разумеется, кроме того, что деньги дают в рост?
— Так всем. Говорят, что начинали они с каменоломен в округе, а потом стали улицы тут мостить, до сих пор на тех подрядах сидят, так и не сдвинуть их, а ещё у них две из четырёх мельниц в городе, а ещё домов… восемнадцать, по-моему, — вспоминал купец. — Ещё лавки, уборка города, очистка рва под стенами, склады… В банках партнёрами состоят. Ничем не брезгуют, они уже лет шестьдесят в городском совете сидят. Пару раз и в городские консулы избирались.
— И с чего же это они стали так радушны к сестрице? — не понимал Волков. Он ещё с прошлых лет не очень-то жаловал эту семейку. Ну, кроме Курта Фейлинга, храброго молодого человека, служившего у него оруженосцем за учёбу.
— Уж и выдумать не могу, — признавался Кёршнер. — Но Фейлинги обо всём в городе первыми узнают. Видно, узнали, что вы у нашего курфюрста в почёте, вот и усердствуют в дружбе.
Это было похоже на правду. И тогда Волков наконец встал.
— Ладно, друг мой, не буду вам более докучать, выздоравливайте.
Под левой ключицей ещё покалывало. Нужно было бы прилечь, но его уже разжигал огонь раздражения. Он поставил пустой стакан из-под вина на красивый комод и покинул спальню купца.
Когда он уже спешил к большой лестнице, что вела к выходу из дома и конюшням, его встретила Клара Кёршнер.
— Барон, ванна уже готова.
— Ах, дорогая моя родственница, — отвечал ей генерал, — жаль, что побеспокоил вас этим, но неотложные дела вдруг появились. Надобно отъехать мне. А ванну после приму.
— Но как же…? — немного растерялась хозяйка дома.
— Уж извините.
— Но к ужину-то вы хоть вернётесь?
— Даже и не знаю, госпожа моя, садитесь ужинать без меня.
Хенрик даже загрустил немного, когда узнал, что вместо отдыха ему снова надобно седлать лошадей. А их седлать было нужно, так как его начальник решил ехать верхом.
Глава 9
Генерал прекрасно знал, где находится дом Фейлингов, и добрался до него достаточно быстро. Оставив коней у коновязи на большом дворе, они с Хенриком и фон Флюгеном вошли в дом. Привратник, узнав, как его представить, сразу скрылся, и тут же после этого появился сам Хуго Фейлинг по прозвищу Чёрный. Был он в домашней, простой одежде, видно не ждал гостей, а увидав их, сразу пошёл к генералу, улыбаясь и расставляя руки для объятий так, как будто были они старинными знакомыми.
— Господин барон, а мне сон нынче снился, что белый голубь прилетел ко мне на крышу. И вот же… Сон в руку… Какая честь для нас видеть у себя усмирителя еретиков.
И генерал не счёл нужным быть с ним холодным или чопорным, всё-таки он приютил его «сестру» и «племянника». Тем более, что совладельцем одной из контор, где он занимал деньги, был и дом Фейлингов.
— Здравствуйте, дорогой друг, — они обнялись как знакомцы, хотя до этого едва ли здоровались больше трёх раз, да и то лишь где-нибудь на балах или обедах.
— Думаю, вы хотите навестить графиню? — сразу догадался хозяин дома. — Так она как раз недавно вернулась с прогулки.
— Да, хотел бы её повидать, — отвечал генерал, — и сразу хочу вам выразить свою признательность за то, что вы предоставили кров ей и моему племяннику.
— Признательность? — Фейлинг развёл руками, как будто удивлялся. — О чём вы, дорогой господин барон? То большая честь приютить графиню и юного графа у себя под крышей. Тут едва свары не вышло среди местных нобилей, всё спорили, кому выпадет сия удача. На меня так многие злятся, что не их дом, а мой выбрала графиня.
«Он! Он ей денег дал на бал! — тут же подумал генерал. — Прослышал про мои удачи и про милость герцога, и теперь думает, что я все её долги выплачивать буду!».
— Я провожу вас, господин барон, — продолжал гостеприимный хозяин, — сюда, прошу вас.
— Благодарю, — Волков пошёл за ним.
А Фейлинг, как только их никто не мог уже слышать, вдруг, понизив голос, заговорил:
— Уж и сами вы, господин барон, видите, что ситуация эта абсурдна.
— О чём вы, дорогой Хуго? — не понимал Волков.
— О доме, господин барон, — всё так же негромко продолжал Фейлинг. — О том, что юный граф имеет тут огромный дом, то есть дом, в котором должен жить, но по неправедной воле в свой дом попасть не может.
Теперь генерал понял, к чему клонит радушный хозяин. А тот продолжал:
— Я справлялся недавно, в реестрах владения города Малена дом с мезонином, что находится на площади святого Фомы, возле церкви того же имени, принадлежит гербу графов Маленов, а именно графу лично, лично. То есть вашему племяннику и никому другому. И принадлежит навечно!
«К чему это такие речи? Уж не в друзья ли набивается? Хотя, конечно, набивается. Наверное, жалеет, что бывший глава фамилии не согласился женить своего сына на моей племяннице. Теперь завидует Кёршнерам, поэтому и привечает Брунхильду с «племянником», печётся о них».
— И я в том справедливости не вижу! — соглашался с Фейлингом генерал. — Племянник не должен ютиться по добрым людям, когда у него свой дом имеется.
— И я же к тому веду. Но не в том смысле, что не рад я графу в своём доме, я-то как раз рад, — продолжал хозяин дома, — но я предложил графине подать прошение в городской совет. Так как простой городской юрист такой серьёзный вопрос не решит. И если совет примет решение, то консул может силою закона вернуть недвижимость графу, племяннику вашему.