— Прекрасная мысль, с удовольствием расскажу вам новости и про себя, и про двор. Может, завтра и устроим ужин?

— Завтра? Отлично, мне подходит. А сейчас хочу поговорить о делах.

— О чем же, друг мой? — интересовался канцлер.

И тогда барон рассказал канцлеру про свои пушки и лафеты. Про повеление герцога, которое не выполнили.

Фон Фезенклевер морщился и вздыхал.

— Двор даёт обещаний больше, чем в состоянии выполнить, — и тут он перешёл на тон ниже, почти на шёпот: — Правда, на подарки неким очаровательным особам мы деньги находим. Недавно одной такой особе был подарен замок Швангау на самом берегу Марты, новый, прекрасный замок в живописнейшем месте, а к нему шесть тысяч десятин отличной пахотной земли, и всё это поместье стоимостью будет не менее четырёхсот двадцати тысяч, — он развёл руками. — А семь-восемь тысяч талеров на пушечные лафеты для своего лучшего рыцаря герб найти не может.

Волкову было, конечно, приятно слышать, что он лучший рыцарь герба Ребенрее, но ещё приятнее ему было бы услышать что-то дельное по поводу лафетов.

— И что же мне, по-вашему, не стоит и думать о деньгах из казны?

Тут канцлер махнул рукой:

— Я займусь этим, поговорю с Нагелем, у этого жука всегда найдётся пара мешков серебра в самом тёмном углу казначейства. А если он заартачится, то схожу к самому принцу. Напомню ему, кто спас богатейший город севера его земли.

— Я был бы вам очень признателен, господин канцлер.

— Ах, оставьте, — отмахнулся Фезенклевер. — Надеюсь хоть чем-то помочь вам, пока меня не отправили в отставку. А пока давайте-ка напишем прошение, напомним Его Высочеству про его обещание, хотя он очень не любит, когда ему про них напоминают, — он взял колокольчик и позвонил в него, и когда из задней двери показался писарь канцлера, приказал: — Адольф, напишите прошение на высочайшее имя.

Волков подписал бумагу, канцлер её завизировал и договорившись о будущем ужине, они тепло попрощались; и генерал покинул приёмную фон Фезенклевера.

Дело шло к обеду, и на главной балюстраде замка было многолюдно. Вельможи, приехавшие из провинции сеньоры, чиновники, наконец блестящий выезд герцога — все эти люди толпились тут в надежде попасть на глаза курфюрсту, который пойдёт обедать, а может, и попасть к нему за стол. А вот генерал, напротив, пытался проскользнуть через собравшихся господ так, чтобы не угодить герцогу на глаза. Встретиться сейчас с Его Высочеством было бы… нехорошо. Ещё вчера он лежал в постели и даже не встал в присутствии курфюрста, а сегодня разгуливает по его дворцу как ни в чём не бывало.

Поэтому они с Хаазе быстро пробежали мимо столовой герцога и стали спускаться вниз, но этажом ниже им навстречу попалась стайка придворных красавиц. Их было четыре. Молодые, яркие, они шли генералу и его офицеру навстречу, и Волков увидал, как одна из них, ещё издали, стала махать ему рукой, пытаясь привлечь его внимание:

— Генерал! Генерал!

Он сразу узнал её, несмотря на то что никогда не видел эту женщину в таком наряде. Лиф голубого платья, расшитый жемчугом, с кружевным воротом «под горло», большой и прекрасный бархатный берет с белым пером цапли никак не утаивали великолепной фигуры и очаровательного лица юной женщины. Это была как раз та, кому Его Высочество жаловал роскошные замки на берегах рек и богатые пашни стоимостью в четыреста двадцать тысяч талеров.

София фон Аленберг быстрым шагом шла к нему. Волкову пришлось остановится и подождать её.

— Ах, как хорошо, что я вас встретила! — начала красавица, подходя к нему ближе. — Здравствуйте, я справлялась о вас, но мне сказали, что вы тяжко ранены и не поднимаетесь с постели. Как хорошо, что вы уже на ногах. Как вы себя чувствуете?

— Пытаюсь чувствовать себя хорошо, — улыбался генерал. — Уж и не знаю, получается ли.

Дамы засмеялись и одна из них произнесла:

— Но выглядите вы хорошо, генерал!

— Дамы! — Волков поклонился и сказал — На вас же невозможно смотреть… Вы лучезарны. Боюсь ослепнуть от такой красоты в таком количестве.

— Ах, не смущайте нас, генерал! — воскликнула София фон Аленберг. Женские сердца так уязвимы для комплиментов и лести, — и поглядела на молодого ротмистра. — Простите, что не представляю вам моих прекрасных спутниц, надеюсь, что сегодня мне ещё представится такая возможность. Но кто это с вами?

Хаазе стоял в нелепой позе, он застыл, выпучив глаза на прелестную женщину.

Волков взглянул на него.

— А это мой офицер-артиллерист, господин Хаазе.

— А он миленький! — произнесла одна из дам, улыбаясь.

От этой простой фразы по лицу и щекам ротмистра пошли алые пятна, словно ему надавали пощёчин. Он раскрыл рот, намереваясь что-то ответить, но, видно, не нашёл слов.

— Аделаида! — тут же воскликнула первая красавица дворца со смехом и упрёком. — Не смущайте этого юного рыцаря, — и тут же она снова заговорила с Волковым: — Господин генерал, если вы уже в силах ходить, я умоляю… — тут она обернулась к своим подругам, ища их поддержки, — мы все вас умоляем поужинать с нами. Нынче вечером.

— Поужинать? — с некоторой растерянностью переспросил барон.

— Да-да, поужинать и рассказать нам, как вам удалось перебить всех еретиков в Фёренбурге!

Волков смотрел на неё всё ещё с удивлением, а дамы стали дружно, как по команде, его уговаривать:

— Генерал, мы вас просим, просим…

И так они галдели и подпрыгивали возле него, что ему пришлось согласиться.

«Распутницы умирают со скуки? Или хитрая София осваивается в замке и уже ведёт какую-то свою игру? Скорее всего первое. Для политических игр она ещё слишком юна. Вечная проблема дворцов, где беспечная придворная знать ищет, чем себя развлечь. И выбор у бездельников небогатый: любовные интрижки, борьба за место рядом с сюзереном, пиры, балы и охоты. Так что будем надеяться, что её терзает скука».

Он вздохнул и произнёс:

— Дамы, обещаю, что я попытаюсь. Если здоровье позволит мне.

— Позволит, позволит… — хлопали в ладоши дамы. А сама София продолжала: —Мои покои в правом флигеле, сейчас же распоряжусь принести из погребов лучшего вина.

— Я постараюсь быть, — вынужденно, но в то же время со всей учтивостью обещал генерал.

— И захватите своего Хаазе, — со смехом сказала госпожа Аделаида, снова введя молодого офицера в ступор, от которого он только что стал избавляться.

И остальные дамы тоже стали смеяться.

— Ну, если вам кажется уместным присутствие этого молодого человека на ужине, разумеется, я возьму с собой ротмистра, — обещал женщинам генерал.

Когда они расстались и Волков с Хаазе стали спускаться по широкой лестнице во двор замка, генерал взглянул на молодого человека и сказал ему сурово:

— Господин ротмистр, подберите слюну.

— Что? — встрепенулся задумчивый офицер.

— Прекратите мечтать о придворных красотках. И не вздумайте заводить с ними шашни!

— Вот как? — немного растерянно спросил Хаазе.

— Именно так! Даже если они сами будут проявлять к вам интерес. И всячески подчёркивать это.

— Но почему? — искренне удивлялся ротмистр.

— Потому что ко двору собираются самые распутные и алчные женщины, что только есть в какой-либо земле. Как мошки летят на огонь в ночи, так и они слетаются на золото и власть предержащих мужчин.

— Но у меня нечего взять! Ни власти, ни золота. Что может привлечь таких красавиц ко мне? — не понимал Хаазе.

— Значит, их одолевает похоть… Похоть, которую я на вашем месте обходил бы стороной, — продолжал объяснения генерал.

— Так отчего же мне обходить стороной внимание таких красивых женщин, если они сами… мною интересуются.

— Я не удивлюсь, если эти дамы замужем. Вернее сказать, я почти уверен в этом. И мужья их, скорее всего, — влиятельные сановники или придворные. И они могут быть ревнивы.

— Замужем?! — продолжал удивляться ротмистр. — По-вашему, эти дамы могут быть замужем и так себя вести?

— Я же говорю вам, — не очень-то довольно бурчал генерал, дожидаясь у лестницы, пока ему подадут карету, — повторю, эти дамы алчны и распутны, они постоянно ищут подарков и новых связей. Так же, как и их мужья, которые не будут возражать, если их жены задирают подолы перед герцогом или перед… ну, например, перед обер-прокурором… Мужьям это даже будет полезно для их карьер, но когда под подол его жены полезет какой-нибудь наглец типа вас, у него вдруг может взыграть ревность.

— И что, меня эти мужья могут вызвать на поединок? — у Хаазе округлились глаза.

— Поединок? — Волков скривился. — Хаазе, вы болван! Какой ещё поединок? Такие господа пойдут на поединок только в крайнем случае, только если будут вынуждены, например, если будут оскорблены прилюдно. Такой ревнивый муж просто даст два десятка золотых какому-нибудь мерзавцу из выезда герцога, и вам проколют грудь где-нибудь в темном углу дворца. Возможно, на первый раз не убьют… Для острастки, например, разобьют вам лицо булавой. Выбьют глаз или зубы.

Тут карета была подана, и ротмистр, опять опережая Хенрика, поспешил откинуть ступеньку и открыть дверцу, и после сказал:

— Генерал, вы так рассказываете, словно такое уже было.