— Или, может, оставить их в Фёренбурге? Они надёжны, и полагаю, что легко справятся с гарнизонной службой, — интересовался Карл Оттон Четвёртый. — Как вы считаете, генерал?

— Ну, если казна сможет платить моим мушкетёрам по четырнадцать талеров в месяц… — произнёс Волков. Он как раз совсем не хотел, чтобы добрые люди из Эшбахта торчали где-то вдали от дома и от него. И барон продолжал: — Вы же знаете, Ваше Высочество, мои солдаты и вправду надёжны, они и вправду хороши, но боюсь, что они очень дороги для гарнизонного сидения.

Деньги. Это был как раз тот самый аргумент, который герцог никогда не оспаривал. Курфюрст внимательно посмотрел на своего генерала и, покивав головой, произнёс:

— Да, пожалуй, вы правы, четырнадцать талеров в месяц на одного мушкетёра для моей казны многовато, — он протянул Волкову руку для рукопожатия. — Благодарю вас, генерал. Больше не буду злоупотреблять вашей любезностью, ступайте, развлекайтесь, — и после добавил с намёком: — Надеюсь, собравшееся общество вам небезынтересно.

— Я нахожу его весьма привлекательным, — ответил Волков.

На том разговор был закончен, и место Волкова у окна рядом с герцогом заняла красавица София. А сам генерал вернулся на свой стул. Волков, конечно, мог дождаться третьей смены блюд, птицы, фруктов и сладких вин, но после того, как он сказал герцогу, что ему уже пора отдохнуть, оставаться на ужине было бы неправильно. И, усевшись, он допил вино, склонился к ушку Амалии и спросил:

— Мне пора уходить, дорогая, не хотите ли присоединиться ко мне?

— С удовольствием присоединюсь, барон, — отвечала дама, поднимая стакан и тем самым давая знать лакею, что хочет ещё выпить.

— Тогда я пойду первым и подожду вас у лестницы, — предложил ей барон.

— Нет, — Амалия не согласилась; она, дождавшись, пока лакей нальёт ей вина, выпила весь стакан и встала. — Всё, я готова, пойдёмте, господин барон.

Волков тоже поднялся; он искал глазами своего молодого ротмистра, но его в зале уже не было, как не было там и баронессы Хольске.

«Вот болван! Да и чёрт с ним! Я его предупреждал».

А Амалия повисла у него на локте, весёлая и пьяная. Она стала со всеми прощаться. Волков думал уйти с нею тихонько, чтобы не давать поводов для злословия, но эта женщина словно хотела, чтобы о ней говорили, чтобы видели, что она уходит с бароном.

«Стеснению тут точно места нет».

Ну а раз она не стеснялась, ему стесняться причин было ещё меньше. И вскоре он уже садился в свою карету, говоря ей:

— Хочу сказать вам, моя дорогая, что сейчас живу я в поганой дыре. Так как нет в моём новом доме мебели.

— Да хоть на конюшню везите! — с пьяной весёлостью сообщила женщина. Она плюхнулась на диван рядом с генералом, положила свои стройные ножки ему на колени и подобрала юбки. — Лишь бы там тепло было. У вас там в вашей дыре тепло, барон?

— Тепло, тепло, — смеялся он, гладя её ноги выше чулок.

* * *

Он уже знал, что даст ей золотой в подарок. Уж больно ласкова была эта молодая женщина прошлой ночью. Ласкова, неутомима и умела. И теперь она сидела на кровати абсолютно нагая, внимания не обращая на его слуг, которые выносили ночную вазу, подавали на стол еду и воду для мытья, приносили новую одежду для генерала. Слуги же, и умный Гюнтер, и даже молодой Томас, подчёркнуто не глядели на неё, даже в её сторону, просто делали своё дело. А вот их господин, стоя у окошка и поглядывая на показавшееся из-за домов солнце, не стесняясь любовался молодой женщиной, которая, сидя на перинах, расчёсывала свои волосы его щеткой и говорила:

— И что же, вы возьмёте меня с собой смотреть новую мебель для вашего дома?

— Та мебель не новая, — поправил её генерал, — ну и коли у вас нет иных дел, так поедемте.

— Да какие же у меня могут быть дела? — Амалия даже перестала чесать волосы и засмеялась. — С вами поеду. А может быть, заедем во дворец, по делу? Я быстро.

Волков подумал, что даме нужно переодеться или надеть что-то потеплее, так как уехала она с ним в одном платье, и тогда он предложил ей:

— Я могу отправить вас с каретой.

— Нет, — вдруг сказала женщина. — Я хочу с вами туда приехать. А без вас мне и не надо.

— Со мной? — не понял барон. — Почему со мной?

Она увязала волосы в большой узел, встала и, как была, голая подошла к столу, пальцами схватила со сковороды кусочек горячей колбасы, с удовольствием отправила его в рот и потом сказала:

— Ежели утром увидят меня с вами во дворце, то решат, что теперь я ваша любовница.

— Так то и вчера вечером всем было ясно, когда вы со мною ушли, — возразил барон.

— Нет, — она потрясла своей красивой головкой и отломила себе кусочек сдобной булки, — мало ли кто с кем вечером ушёл, главное — кто с кем утром появился. Уйти вы и с прачкой какой-нибудь могли, или с горничной, то дело обычное, а вот с прачкой вы поутру уже на балюстрадах замка пройтись не пожелаете. А с милой пожелаете. И когда меня с вами увидят, сразу всем ясно станет, что я ваша любовница.

— И это вам нужно? — Волков усмехался.

— Конечно! — воскликнула Амалия. — Меч герба, любимец герцога — и выбрал меня! И мне уже не придётся никого упрашивать, чтобы попадать на званые ужины во дворце. Меня первой звать будут. Ну, пока вы не заведёте себе новую любовницу.

— Так вы и на этот ужин просились? — интересуется Волков.

— Конечно, как узнала, что София собирается вас пригласить на ужин, так пошла к ней проситься; она и звать меня не хотела, знала, что я с графиней, с сестрою вашей, была в ладах, а она её не любит, но когда я сказала, что и с вами уже знакома, так тогда она и согласилась.

— А что же, все во дворце знали, что София пригласила меня на ужин? — спросил тут барон с некоторым удивлением.

— Конечно! — отвечала распутная красотка, усаживаясь за стол голой и принимаясь за завтрак. — Такие слухи по замку быстро расходится. Кто через поваров узнает, кто через винных слуг, что за погребами смотрят. Я узнала через горничных, которым было велено залу прибирать.

Какое-то подозрение, смутное и нечёткое, зародилось в душе у генерала. Этот ужин… Такой неожиданный, а к нему вдруг у фаворитки герцога уже готов для него подарок.

Шарфы!

Эти шарфы из его цветов, что подарила София, за половину дня не сшить. Купить, конечно, можно, если знать, где они уже есть. Волков взглянул на молодую голую женщину, что сидела у него за столом, ела варёное яйцо с булкой и маслом, болтала о чём-то несущественном, и подумал о том, что вчерашний ужин был не таким уж случайным. И богатый подарок, и «неожиданное» появление герцога, и его прилюдная благосклонность.

Что-то во всём этом не нравилось генералу, уж больно ласков был к нему курфюрст, уж больно приветлив его двор, был в этой ласке какой-то подвох.

И он, размышляя обо всём случившемся, стал умываться, поглядывая иной раз на бёдра и живот молодой женщины, что с аппетитом завтракала в паре шагов от него.

Глава 7

После завтрака Амалия Цельвиг всё-таки решила одеться, и тогда, при свете дня, генерал разглядел её чулки. И были они штопаны, а её нижняя рубаха тоже была не нова, да и рукава, манжеты платья были потёрты. Молодая привлекательная придворная женщина вовсе не была богатой, едва ли она выглядела богаче средней горожанки. И тогда, усевшись в карету, генерал достал из кошеля новенький флорин. Толстый папский золотой флорин, который был процентов на двадцать дороже обычного гульдена. И эту монету, добытую среди других в Фёренбурге, он протянул женщине. Она тут же, без всяких долгих разговоров, попыталась её схватить, но он убрал от неё золото, словно играя с ней, и сказал улыбаясь:

— Мне нужны от вас будут услуги.

— Так каких же услуг вы от меня ещё хотите? — с удивлением спросила Амалия. — Всё, что могла, я уже для вас нынче сделала.

А Волков, покивав — мол, ну да, это так, — тут же продолжал:

— Графиня, сестра моя, от двора отбыла, а мне хотелось бы, чтобы кто-то мне о том, что при дворе происходит, писал.

Она так и сидела, протягивая руку за флорином, но он не спешил ей отдавать золото.

— Вы умеете писать?

— Писать? Конечно, умею, только вы уж скажите, что надобно.

— Всё, что при дворе болтают, — он наконец протянул ей монету. — Будете получать по золотому каждый месяц.

И Амалия, схватив наконец деньги и засунув их за лиф платья, сказала:

— Что ж, буду писать вам. Куда прикажете?

— В Эшбахт. Мне. И что бы вы сейчас мне написали?

Молодая женщина поглядела на него, подумала несколько мгновений и сказала:

— Про то, что герцог будет канцлера менять? Писать?

— Обязательно. И писать, на кого и кто за новым стоит. Кто его друзья. А ещё что бы вы написали?

— Если вдруг новая любовница будет у герцога, писать?

— Обязательно. И писать, из какой она фамилии, кто её курфюрсту подсунул. А ещё пишите, о чём все нынче болтают. Вот о чём сейчас всё больше говорят при дворе?

— О том, что герцог с императором ссору затевает из-за маркграфства. Про то, что он племянника своего молодого, графа Сигизмунда, хочет на маркграфине Оливии женить.

— И что же, будет война? — Волков уже не смеётся.