Волков встал.

— Вы свободны, Александр.

Кавалер накинул шубу и решил пройтись перед обедом по лагерю, подойти к реке. Настроение у него было дурным, но его скрашивало то, что нога при ходьбе почти не болела. «Как хорошо это и удивительно, когда у тебя ничего не болит», — в который уже раз думал он.

Волков остановился у реки, поглядел, как по ледяной воде тянутся один за другим четыре плота по течению на запад. А плоты те все из хорошего леса, на плотах по щиколотку в ледяной зимней воде стоят сплавщики, и ничего, не холодно им, все краснощеки так, что с его берега видно. Он проводил плоты взглядом: война войной, а плоты плывут. Ничего, пусть пока плывут, раз деньги платят. Пусть плывут и догоняют мертвяков, что сегодня он покидал в эту реку.

Плоты исчезли из вида, а кавалер уставился на неказистую заставу, что построил сержант Жанзуан на возвышенности за заброшенной деревней. Тут к нему подошел Рене, что-то хотел сказать про дележ добычи, но кавалер его опередил:

— Как вам эта застава, ротмистр?

— Шалаш, — ответил Рене.

— Шалаш? — Волков засмеялся и вдруг стал строг. — Именно шалаш. А шалаши мне тут не нужны. Из того серебра, что привезли сегодня горцы, возьмите денег, сколько потребуется, и купите леса, покупайте те плоты, что тут проплывают. Поставьте на месте шалаша форт, и чтобы в три человеческих роста, чтобы был вал и ров хороший, башни по углам для арбалетчиков и мост. Ров копайте до тех пор, пока вода не появится — река близко, долго копать не придется. Форт пусть будет на тридцать человек — двадцать солдат и десять арбалетчиков. Завтра я сниму лагерь и пойду в Эшбахт, а вы, родственник, останьтесь здесь со своими людьми и вернетесь, как закончите.

Рене стоял чуть растерянный, он уже и забыл, что хотел сказать кавалеру. Видя это, Волков едва заметно усмехнулся.

— За старшего в форте оставите сержанта Жанзуана. Он тут уже прижился.

— Как пожелаете, — только и ответил Рене.

Кавалер повернулся и направился к себе в шатер, время было уже обедать.

Глава 7

Утром стали снимать лагерь, собираться в Эшбахт. Пока запрягали первые телеги и собирали палатки, вернулись Брюнхвальд и Гренер, которые отвезли безголовое тело кавалера Рёдля в замок барона фон Деница. Волков сидел на раскладном стуле рядом с бочкой, на которой лежали списки трофеев и стояла кружка с пивом. Списки он давно изучил и теперь смотрел, как четверо солдат под руководством Максимилиана снимали его драгоценный шатер.

Как только кавалер взглянул на приближающихся офицеров, так сразу понял, что у них для него что-то есть. Да, они знают что-то такое, чем хотят немедленно поделиться с ним. Карл Брюнхвальд, да и Гренер тоже — оба ему нравились как офицеры и как люди, но их обоих Волков считал простаками. У них что на уме, то и на языке, то и на лице. И сейчас они шли к нему с лицами весьма озабоченными. «Ну, что еще мне опять ждать плохого?»

Офицеры поклонились, и после обычного приветствия Карл Брюнхвальд сразу начал:

— Рад сообщить вам, кавалер, что барон Адольф Фридрих Баль фон Дениц жив.

Волков смотрел на него из-под бровей взглядом нехорошим: «Шутит ротмистр? Да нет, он и шутить-то не умеет, сколько его знаю, от него шуток не слыхал, да и старый кавалерист Гренер взволнован и серьезен».

— И что же, вы его сами видели, господа?

— Нет, — отвечал Брюнхвальд, — нас до него не пустили.

— Привратник был больно строг, — вставил Гренер.

— Что? Как так, почему? — Кавалер все больше удивлялся.

— Это не привратник, больно важен он был для привратника, — рассуждал Карл Брюнхвальд. — Видно, родственник барона какой-то.

— Может, и так, — согласился Гренер.

— И что же вам сказал этот родственник-привратник?

— Сказал, что барон будет благодарен за то, что привезли тело Рёдля, так как барон имел сильную привязанность к этому рыцарю.

Это Волков и сам замечал, он видел, что отношения барона и кавалера вовсе не походили на отношения сеньора и вассала. Не знай Волков о любовных похождениях барона, так подумал бы, что у этих двух достойных господ противоестественная связь. Уж больно они были близки, словно братья. Как-то, когда барон со своими людьми приехал только к нему в лагерь, еще на пиру до сражения, кавалер заметил, что барон, допив вино из своего бокала, стал отнимать бокал у Рёдля, а тот свой бокал не отдавал, пока вино не расплескалось, и тогда Рёдль просто выплеснул остатки вина в лицо барону. И тот всего-навсего засмеялся и, вытерев лицо, назвал кавалера свиньей, а тот в ответ обозвал барона дураком, на этом все и закончилось. Такое поведение было присуще мальчишкам, но никак не взрослым господам, коих считали лучшими турнирными мастерами и гордостью графства. Да, не знай Волков, что барон был любителем женщин, он так и подумал бы, что у барона и кавалера Рёдля своеобразные отношения. Но еще с первой встречи на балу в дворце Маленов кавалер заметил, что у его жены Элеоноры Августы и у барона отношения намного свободнее, чем предполагает этикет. Они вели себя так, как ведут себя бывшие любовники. Он с ней шутил, а она смеялась его шуткам и держалась к нему весьма благосклонно. Может, поэтому Волков не очень жаловал барона. Кроме того, тот еще был злым на язык.

Сейчас же он сидел и ковырял ногтем ржавый обруч бочки и, вспомнив все, что мог, про барона, наконец, спросил:

— Так вы не видели барона, господа?

— Нет, — ответил Брюнхвальд. — Тот господин сказал, что барон тяжко болен после ранения и Господь еще не определился с будущим барона.

— Он так и сказал: «Господь еще не определился с будущим барона»?

— Именно так и сказал, — кивали головами господа офицеры.

Так обычно говорили врачи, когда жизнь пациента висела на волоске и еще нельзя было понять, выживет больной или нет.

— Ну хорошо, господа, — наконец произнес Волков, — спасибо, что избавили меня от скорбной обязанности.

— Рады были послужить, кавалер, — отвечал за двоих Карл Брюнхвальд.

Лагерь снимался. Волков не стал по военному обычаю собирать весь обоз в единое целое, авось уже не война. Он велел тем телегам, что уже готовы, ехать в Эшбахт и не ждать других. Так будет меньше толчеи в кустах, глине и на подъемах у холмов.

Он увидал среди других молодых людей, что уже седлали своих коней, Увальня и подошел к нему.

— Александр, дорога для вас знакома, прошу вас, скачите в Мален, к епископу, к жене, передайте ей, что дело сделано, война закончена, я возвращаюсь домой и прошу ее возвращаться.

По лицу Увальня кавалер понял, что тому уже не очень-то хочется снова провести день в седле, а потом еще полдня на обратном пути, но это кавалера заботило мало, он усмехнулся и пошел искать своего коня, которого Максимилиан уже оседлал.

* * *

А в Эшбахте началась пьянка. Офицеры раздали серебро, что получено было за пленных. Кое-что забрал Рене на постройку заставы. Много забрали офицеры, еще часть взяли сержанты. Но даже так выходило, что каждому простому причитается по талеру. Это не считая оружия, доспехов, лодок, телег и провианта, что еще не были проданы. Так что солдаты, особенно те, что не успели жениться, шли в кабак. А куда же еще идти солдату? В кабаке его всегда встретит добрый кабатчик да покладистые бабы, все будут ему рады за самую мелкую серебряную монету. И ничего, что у тех баб не все зубы на месте или морды биты. Солдаты — люди неприхотливые, им и такие нравятся. А тем, кто с претензией, кому подавай дам мытых и приятного вида, так свое тоже получали. Сразу, как только слухи дошли, что войско с победой идет домой, так из города Малена, из Лейденица и даже из Эвельрата приехали в повозках вездесущих торговцев дамы самые разнообразные, на все вкусы и все кошельки. Находились среди них и такие, что просили за благосклонность и полталера, и были они так пригожи и опрятны, что ими и офицеры не побрезговали бы.

В общем, в кабаке было не протолкнуться, даже порой и не войти. Люди пили прямо на дороге перед кабаком, тут же ели, а за воняющими мочой углами кабака, на радость местной детворе, ушлые дамы одаривали ласками пьяных солдат.

Дело было веселое, и к вечеру Волков послал Максимилиана к Брюнхвальду, чтобы тот выставил на ночь своих сержантов, что были трезвы, дабы не случилось чего нехорошего. Как иначе: пьяные солдаты злы бывают, когда у них кончаются деньги, а выпивку или женщин еще хочется. А талер кончается быстро. Два дня — и нет монеты, теперь она у кабатчика да у ловких баб.

* * *

К вечеру во двор въехала карета. Было в доме тихо. Дворовых Волков почти и не видел, как приехал, только Мария суетилась у плиты да по дому. Она и сапоги ему снять помогала.

А тут, только карета во двор въехала, и жизнь в Эшбахт вернулась.

Бригитт первая в дом взбежала, яркая, простоволосая, хоть и немолодая уже, но ей можно волосами хвалиться, так как незамужняя она, а волосы у нее красоты необычайной. Волков встал с кресла, а она села пред ним в книксен, голову склонила и, не скрывая, что рада его видеть, схватила его руку и поцеловала, так долго держала руку его, что Мария это заметила. Девка эта все замечала, что в доме происходило.