Он ставит баночки перед детьми, и те, даже не ответив на его приветствие, хватают гостинцы, начинают рассматривать красивые этикетки, и девочка сразу спрашивает у него:

— А это что?

— Яблочный мармелад, — отвечает уполномоченный.

— А это что? — продолжает интересоваться ребёнок.

— Это такая вкусная вещь, сладкая. Его мажут на хлеб, когда пьют чай.

— Я знаю, — тут же заговорил паренёк, — яблоки растут на деревьях. Там, на севере, у моря. Это такие персики.

— Ну, что-то типа, — соглашается Андрей Николаевич.

Родители стоят рядом и слушают, как он общается с их детьми. Они всё ещё настороже. Ничего, он знает, что они успокоятся, а когда успокоятся, он заговорит с ними, пока же ему лучше разговорить мальчишку.

— Мама, я хочу чай, — сразу сообщает девочка, пытаясь распечатать баночку.

— Стоп, стоп, — останавливает её уполномоченный, посмеиваясь. — Чай с мармеладом пьют только после каши, — девочка смотрит на него с недоверием, но он настаивает: — Только после каши.

И пока она нехотя брала ложку, уполномоченный переключился на мальчика:

— Слушай, Коля, я хотел, чтобы ты вспомнил тот случай.

— Это когда в меня стрельнули? — догадался паренёк.

— Да. Расскажи мне, как это произошло.

— Да я уже сто раз рассказывал, — Коля крутит коробочку с мармеладом в руках; ему, кажется, лень, но этот незнакомый дядька принёс такую интересную и, наверное, вкусную вещь, что он соглашается.

Глава 6

— Ну, мы с ребятами там, на барханах, за опреснилкой, собирали клещей, — начал мальчишка.

— На козодоев хотели поохотиться? Хотели силки поставить? — догадался уполномоченный.

— Ага, — кивнул Николай. — Ну, и тут это… Проезжали мимо двое…

— На чём?

— На мотоцикле.

— Степные? Городские? — уточнил Андрей Николаевич.

Мальчик пожал плечами:

— Да обычные такие… В пыльниках, в масках. Я уж и не помню.

— Коль, ты вспомни, человек не зазря сюда пришёл, — просит ребёнка мать. А тот только морщит лоб: показывает, как вспоминает изо всех силёнок. Горохов же продолжает:

— Мотоцикл какой был, не помнишь?

— Да нет… Черный, что ли…

«Чёрный! Никто не красит транспорт в чёрный, на солнце в полдень до ста градусов бывает, пластик и резина — всё раскаляется, теряет структуру, становится мягким, иной раз и бак, если плотно закрыт, может распереть. Чёрный! Парень ни черта не помнит!».

— Хорошо, и что дальше было?

— Ну, один такой слез и кричит: Рябых, Рябых… Ну, я подошёл, говорю: чего? А он говорит: ты Коля Рябых? Я говорю: ну, я. А он достаёт пистолет Галанина и стреляет мне в руку ни с того ни с сего. И всё, и уходит… Ничего даже не сказал. Садится на мотоцикл… И они уезжают.

— А ты всё помнишь…? Ну, как он на мотоцикл сел, как уехал?

— Ну, так… Плохо…

— Больно было? — сочувствует уполномоченный.

— Да не особо, — удивляет его мальчишка. — Как будто сильно ударили по руке, а потом как будто её отлежал, а так и не больно поначалу… Потом больно было… Когда по докторам ездили, — и добавляет гордо: — Но я терпел…

— Ты молодец, — хвалит его Андрей Николаевич. А сам берёт руку мальчишки и рассматривает её.

Рука ребёнка. Десятимиллиметровая пуля из пистолета системы Галанина могла эту руку просто оторвать. Три-четыре таких пули хватает крупной сколопендре.

Рука ниже локтя чуть белее всей остальной, кости в руке немного искривлены. Но на вид она вполне здорова, крепка и работоспособна. Так же, как и левая рука самого уполномоченного, которую так же восстанавливал заика Генетик. И Андрей Николаевич продолжает свой допрос:

— Слушай, Коль… А может, ты тех мужиков разозлил как-то?

— Да как? — вспыхивает паренёк. — Мы на барханах сидели, песок просеивали. Колючку осматривали. Клешей собирали.

— Может, ты обзывал их когда-то, может, мотоцикл хотел украсть, а может, кто из твоих друзей хотел угнать у них мотоцикл и мог назваться твоим именем. Ты знаешь, в степи с теми, кто пытался украсть мотоцикл или ещё какой транспорт… с ними не церемонятся. Бывает, что отрубают руки.

— Вы знаете…, — начала было мать мальчишки, но Горохов остановил её жестом: помолчите. Пусть он говорит.

— Нет! — возмутился парень. — Я ничего такого… Я ни у кого мотоциклы не воровал…

Впрочем, Горохову это и так было понятно, увести степной мотоцикл Коля не смог бы, у него просто ни веса, ни силы не хватило бы, чтобы с ним справиться. Но весь этот разговор с мальчишкой не имел особой цели, он был нужен скорее как подготовка главного разговора, разговора с его родителями. И он, потрепав парня по вихрам, повернулся к ним:

— А вы его сразу повезли к доктору Вайману?

— Мужа дома не было, — заговорила женщина, — а я с работы уже пришла — и тут такое… Ой, у меня чуть сердце не оторвалось…

— Я вас прекрасно понимаю, — кивал уполномоченный.

— Да погоди ты, — прервал её супруг, — человек пришёл сюда не про твоё сердце слушать. Ты по делу говори…

— А, ну вот… Я, как мать меня учила, сразу ему перетянула руку выше раны, дала таблетки, воды немного дала и повезла его в медпункт. Оттуда и мужу позвонила на работу. Доктор нас без очереди принял, укол сделал, руку осмотрел, сразу скобы поставил от кровотечения, шину примотал, в общем, хороший врач.

— Да, хороший, — согласился Андрей Николаевич. — Но, как я понимаю, денег у вас на клинику не было, но руку парню не ампутировали. Как же вы разрешили этот вопрос?

— Так муж в тот же день сообщил отцу Марку о нашей беде. А у нас община очень дружная, сразу нашлись люди, которые взялись помочь, — сообщила женщина.

— Отец Марк нам из казны общины выделил немного денег на обезболивающие, — заговорил отец ребёнка. — Кольке же нужны были обезболивающие всё время. Два часа проходит — укол, два часа — ещё укол. Ну вот община и дала денег.

— Хорошая община, — похвалил Горохов, — а вы к какому приходу принадлежите?

Тут муж с женою переглянулись, и, видно, женщина оказалась порешительнее, она и ответила:

— Мы братия и сестры Светлой Обители.

— Братия и сестры… Угу… Ясно…

Уполномоченный по роду своей деятельности должен был знать о всех существующих культах — кроме обычных религий, на всех территориях степи распространялись ещё несколько видов верований шаманизма и поклонения Небу, в общем-то ничего необычного, — но об этом культе он слышал впервые. Ему не нужно было акцентировать внимание на том, что для него это направление было незнакомо, и он понимающе кивнул: а, ну да, Светлая Обитель… Слышал, конечно. И спросил:

— Так как вы вылечили вашего парня?

— У нас в общине есть сестра Мария, — продолжала рассказ женщина, — она и взялась за это. Сама вызвалась.

— Да, как увидала руку Кольки, так и говорит: я его вылечу, доверьтесь мне, и денег не возьму, — рассказывал отец ребёнка. — Я бы ещё подумал, но отец Марк сказал: доверьтесь, доверьтесь, она сердцем чиста. Ну, мы и согласились.

— И она ж вылечила и ни копейки не взяла с нас. Удивительная женщина, — произнесла мать Николая назидательно, как будто Горохов это пытался оспаривать.

— Удивительная, удивительная, — соглашался уполномоченный; он-то как раз в этом не сомневался. Но ему нужны были кое-какие уточнения. — То есть отец Марк благословил её поступок? А можно с нею познакомиться? Она ещё ходит на ваши… ну, встречи?

— Нет, — сказал мужчина, — она тут пробыла недолго, пару месяцев назад уехала к себе.

— Угу, угу…, — картинка вырисовывалась всё отчётливее, оставалось только уточнить, о той ли женщине они говорят. — А эта сестра Мария… Она какая из себя была?

— О, — тут уже мужчина опередил свою жену, которая хотела что-то сказать по этому поводу. — Она женщина видная.

— Видная? — Горохову нужны были подробности.

— Ну, вся из себя, — тут отец Николая даже улыбнулся. И изобразил руками, как должна выглядеть женщина «вся из себя».

— А волосы у неё?

— Беленькая, — сообщил мужчина. — Кудрявая.

Но его жене такое описание явно было не по душе, и она опровергла эту информацию:

— Никакая она не беленькая, крашеная она, и кудри у неё от перманента. Но женщина она хорошая. Коле руку восстановил какой-то её знакомый врач, за неделю восстановил, и мы ни копейки никому не заплатили, — для матери это был самый весомый аргумент того, что сестра Мария хороший человек. И за это она готова была простить красотке крашеные кудри.

— Да, — соглашался уполномоченный, — встречаются ещё хорошие люди. Встречаются.

— А вы, наверное, теперь адрес этого врача хотите узнать? — предположил отец Коли.

— Да нет… Слава Богу, врач мне пока не нужен, — покачал головой уполномоченный. — А вот адрес вашего дома, Светлой Обители, я бы взял.

— Адрес нашего дома? — переспросил мужчина. И в нём, и в его жене проснулся насторожённый оптимизм. Горохов это сразу заметил. — А зачем вам наш адрес?

— Ну, знаете, хочется с кем-то поговорить иногда, — отвечал ему уполномоченный. И продолжил, вкладывая в слова всю свою убедительность: — Последнее время что-то не могу найти себе места, успокоения не могу найти, хороших людей вокруг почти не вижу, нечисть одна. А хотелось бы хоть иногда разговаривать с людьми, которые никого не грабили, никого не убивали. Ну или с людьми, готовыми помогать другим, с такими, как ваша сестра Мария.