Кроме Карла Баркса, Лукас обожал еще одного художника, который точно так же «рассказывал историю через иллюстрации», хоть и в немного другом формате. Лукас при первой возможности разыскивал новые номера журнала «Сатердей Ивнинг пост», только чтобы рассмотреть великолепно нарисованные фотореалистичные обложки иллюстратора Нормана Роквелла. Работы Роквелла для «Пост» были намеренно сентиментальными: на них мальчики и девочки радостно купались, катались на коньках, убирали листья, играли в мяч, лазали по деревьям, праздновали Рождество или День независимости. Даже если эти дети проказничали, их редко наказывали: вместо этого родители и другие взрослые глядели на них с добротой и пониманием. Лукас получал удовольствие от деталей на работах Роквелла: будто целый комикс умещался в одну картинку; попытки расплести целый сюжет истории, которую рассказывал Роквелл, превратились для Лукаса в своеобразную игру. «Каждая иллюстрация [показывает] либо середину, либо конец истории, и можно представить начало, даже если его там нет, — объяснял Лукас. — Можно вообразить все недостающие части… потому что одна картина рассказывает все, что нужно знать» [Virginia Mecklenberg and Todd McCarthy, Telling Stories: Norman Rockwell, from the Collections of George Lucas and Steven Spielberg (New York: Abrams, 2010), 20.].

Роквелл, как говорил Лукас, улавливал, «о чем размышляла Америка, какими были идеалы [американцев] и что таилось в их сердцах» [Ibid., 18.]. Не важно, что Лукас никогда не купался в глубокой речке, не видел блестящего белого снега на Рождество и едва ли умел играть в бейсбол; картины Роквелла показывали Жизнь, Какой Она Должна Быть. Лукас никогда не ностальгировал по детству, но становился очень сентиментальным, представляя по иллюстрациям Роквелла детство, которое могло бы быть у него. Десятилетия спустя Лукас начал коллекционировать картины Нормана Роквелла как нечто редкое и ценное — искусство, которое ему действительно близко.

В мае 1954 года Джорджу Лукасу-младшему исполнилось десять, и в то лето в доме появилось новое устройство, навсегда изменившее его жизнь, — телевизор.

Первые десять лет жизни Джордж, как и миллионы американцев в те времена, часто сидя прямо на полу, завороженно слушал радиоспектакли со сложными и очень жизненными звуковыми эффектами. «Радио всегда меня восхищало, — говорил Лукас позднее. — Я любил слушать и представлять, как бы все это выглядело вживую» [Marcus Hearn, The Cinema of George Lucas (New York: Abrams, 2005), 10–11 (далее COGL).]. Ему особенно нравились захватывающие триллеры вроде «Святая святых» и «Свистуна», а также приключения в духе «Одинокого рейнджера». «Радио сыграло значительную роль в моей жизни», — говорил он. Но все же с телевизором оно сравниться не могло [John Baxter, George Lucas: A Biography (London: HarperCollins Entertainment, 1999), 24–25.].

Вообще-то у Джона Пламмера телевизор появился раньше. В 1949 году отец Пламмера принес домой телевизионный приемник «Чэмпион» и поставил его в гараже, а потом построил маленькие трибуны, чтобы соседи могли собираться вместе и смотреть бокс. Отец Джорджа заинтересовался, но сомневался; он решил подождать несколько лет, чтобы технология усовершенствовалась, прежде чем вкладываться в такое дорогое устройство. И хотя Джордж-младший смотрел телевизор в доме Пламмеров столько, сколько хотел, ему пришлось ждать еще пять лет, пока у него появился свой.

Однако когда телевизор купили, он не знал, что с ним делать. Проблема, как вспоминал Лукас, заключалась в том, что «смотреть там было почти нечего» [Worrel, Icons, 286.]. Тем не менее «Модесто Би» каждый день послушно публиковала расписание телепередач, которые показывали на каналах вроде KJEO из Фресно и KOVR из Сакраменто — у обеих был слишком слабый сигнал, чтобы смотреть их в Модесто без помех. Потребовалось терпение и немного ловкости, чтобы настроить несколько каналов с сигналами посильнее: в основном KRON из Сан-Франциско и KTVU из Стоктона; но как только Лукас настроил их, он уже больше не хотел никуда переключаться. Вообще.

Как и следующие поколения детей, Лукас по субботам вставал рано, чтобы посмотреть мультфильмы, и садился прямо перед телевизором, скрестив ноги, вместе со своей кошкой Динки [Clarke, “I’ve Got to Get My Life Back Again”.]. Телевизор работал целыми днями, крутил викторины и прогноз погоды, бейсбольные матчи и комедии; Джордж-старший аккуратно установил его на вертящуюся тумбочку, чтобы поворачивать экраном к столовой и смотреть за ужином. По вечерам включали более серьезные передачи вроде детективов про Перри Мейсона или вестерна «Есть оружие — будут путешествия», которые Лукас никогда не пропускал [Лукас часто говорил, что единственным доступным каналом в Модесто был KRON, подразделение NBC из Сан-Франциско. Однако «Есть оружие — будут путешествия» шел по CBS, а не NBC. Чтобы посмотреть этот сериал — а Лукас помнит, что смотрел его, — у него должно было быть подключение к KPIX, подразделению CBS в Сан-Франциско.].

С особенной теплотой Лукас вспоминал передачи, которые показывали тридцатиминутными отрезками под вечер — это время телеканалы заполняли выпусками старых киносериалов [Хотя Лукас помнит, что смотрел «Флэша Гордона» в рамках передачи под названием «Театр приключений», которое, как сообщает он и множество других источников, выходило каждый день в шесть вечера на канале KRON, здесь может быть некоторое несоответствие. «Театр приключений» вышел в эфир на KRON только в 1960-м, и даже тогда он начинался в 14:30 (в 18:00 KRON показывал «Пожарника Фрэнка»). Лукас совершенно точно мог видеть «Флэша Гордона» в «Театре приключений» в 1960-м; однако если речь идет о 1955-м, то скорее всего он видел его по каналу KTVU из Стоктона, который показывал передачу под названием «Суперсериалы» каждый день в шесть вечера. Он также мог спутать «Театр приключений» с «Научно-фантастическим театром», который выходил на KRON каждый день в семь вечера в 1955-м. Еще один фактор возможной путаницы: в 1956-м NBC выпустил свой «Театр приключений», новую антологию с полицейскими сериалами. Как бы там ни было, сериал «Флэш Гордон» показывали по каналу, доступному в Модесто, и Лукас его смотрел.]. Показывали вестерны и приключения в джунглях, копов и конных канадских полицейских, шпионов и космооперы — и все это получасовыми эпизодами, специально созданными для показа по телевизору. Они всегда заканчивались клиффхэнгерами  [Клиффхэнгер (англ. Cliffhanger, от «Cliff» — «утес», «обрыв» и «hang» — «висеть», «подвешивать»; букв. — «подвешивающий над обрывом») — художественный прием в литературе и кино, который заключается в том, что повествование обрывается на поворотной точке сюжета, при этом намекая на продолжение («на самом интересном месте»). Наиболее часто используется в сериалах в конце эпизодов для того, чтобы подтолкнуть зрителя к просмотру следующей серии.] — это гарантировало возвращение зрителя к экрану следующим вечером. «Киносериалы были особым событием, — сказал Лукас. — Мне особенно нравилось смотреть Флэша Гордона».

Выпущенный студией «Юниверсал» в тридцатые годы сериал «Флэш Гордон», основанный на популярном комиксе Алекса Рэймонда, был сделан быстро и дешево: реквизит, декорации и костюмы позаимствовали из других фильмов ужасов и научно-фантастических лент студии. Это было безыскусное низкопробное зрелище с натяжками и перегибами, но при этом вполне искреннее; Флэш сражался с Мингом Беспощадным и по ходу спасал галактику. «Если задуматься о том, что именно я любил ребенком, то как раз сериалы, их чудной взгляд на жизнь, — говорил Лукас. — Не могу сказать, что вырос на них. Но я всегда буду их вспоминать, и не важно, что с технической точки зрения они сняты ужасно» [Arnold, Once Upon a Galaxy, 220.] [Ibid., 220–21.].

Лукас принадлежал к первому поколению американцев, выросших перед телевизором — феноменом поп-культуры, который навсегда изменил то, как аудитория относится к развлечениям и воспринимает их. Телепередачи были быстрые, удобные, одноразовые: нажми кнопку «ON», покрути ручку настройки — и они тут как тут. Историю следовало рассказать всего за полчаса или максимум за час, да еще и с рекламой, которая разбивала повествование, поэтому сюжеты телепрограмм должны были разворачиваться быстро и динамично, часто в ущерб логике характеров персонажей. Нужно было удерживать внимание: чуть притормозишь действие — и зритель переключится на другой канал в поисках чего-то лучшего. Телевидение становилось громче и быстрее, утонченность вышла из моды, или по крайней мере показывать ее стало сложнее. Это в корне изменило то, как Лукас и другие режиссеры его поколения рассказывали истории с помощью кинокамеры.

В первый раз человеку не нужно было идти за фильмами в кинотеатр; Джордж мог смотреть кино в собственной гостиной, а затем развернуть экран телевизора к столовой, чтобы не упустить и секунды. Лукас вспоминает, что смотрел «по телевизору целые прогоны вестернов, фильмов с Джоном Уэйном в главной роли, снятых Джоном Фордом  [Джон Форд (1894–1973) — американский кинорежиссер, единственный в истории обладатель четырех премий «Оскар» за лучшую режиссуру.] — еще до того, как я узнал, кто такой Джон Форд. Думаю, они сильно повлияли на то, что я люблю в фильмах».

Что касается походов в кино, они были редки. «У нас в Модесто была парочка кинотеатров. Там крутили фильмы вроде «Капли» и «Лоуренса Аравийского» [“GL: A Life Making Movies”.] [COGL, 61.]. Такое кино его не впечатляло. Даже в подростковом возрасте Лукаса больше интересовал сам кинотеатр, а не происходящее на экране. «В основном я ходил в кино… чтобы ухлестывать за девчонками», — признавался он [Worrell, Icons, 285.]. Лукас вспоминал несколько значимых для него фильмов, которые он видел либо по телевизору, либо в кинотеатрах Модесто — «Запретная планета», «Метрополис», «Мост через реку Квай», — но по большей части фильмы просто развлекали его, а не вдохновляли.

Возможно, юный Лукас был не в восторге от фильмов, но к одному развлечению он относился особенно страстно: «Я обожал Диснейленд». Видимо, в этом с ним был солидарен Джордж Лукас-старший: он даже купил билеты на самолет в Южную Калифорнию для всей семьи, чтобы посетить день открытия парка в июле 1955 года [COGL, 11.]. Лукасы провели в Анахайме целую неделю, жили в отеле «Диснейленд» и выезжали в парк каждый день — позже это стало семейной традицией. Парк развлечений произвел на одиннадцатилетнего Джорджа неизгладимое впечатление своими удивительными тематическими декорациями и аттракционами. «Я бродил повсюду. Ходил на аттракционы, на автодром и на стрельбища, лазил на пароходы, отправлялся в “поездку по джунглям”, — вспоминал он. — Словом, я очутился в раю [Pollock, Skywalking, 21.]».

Диснейленд пятидесятых годов разительно отличался от сегодняшнего, где во главу угла поставлены американские горки и прочие приспособления. Но никто — ни тогда, ни сейчас — не умел проектировать аттракционы так, как знаменитые воображинеры  [В оригинале — Imagineers, слово, составленное из «imagination» — «творческая фантазия», «воображение» и «engineer» — «инженер».] Диснея. Одним из самых хитрых изобретений был «Полет в ракете на Луну»: посетителей заманивали обещанием виртуального путешествия на Луну и обратно. Устройство было простым, но убедительным: посетители усаживались в маленьком круглом зале с огромными окнами (на самом деле экранами), вмонтированными в пол и потолок, которые производили такое впечатление, будто вы смотрите на открытое небо и Луну через окно наверху и на уменьшающуюся Землю через окно внизу, пока летите сквозь космическое пространство. Десятилетия спустя, когда у Лукаса появилась возможность создать аттракцион на тему «Звездных войн» для парков Диснея, он вдохновлялся именно «Полетом в ракете на Луну»: экраны выполняли роль окон в звездолете, а изображения на экранах были синхронизированы по новейшей технологии контроля движения, и благодаря этому посетители переживали еще более правдоподобное и волнующее ощущение путешествия сквозь космос. В те давние времена «Полет в ракете» казался необыкновенно захватывающим, и, вернувшись в Модесто, мальчик, который ненавидел писать, тут же возбужденно сел за работу и настрочил репортаж о своих приключениях в Диснейленде для новой местной газеты.