Бершад вздохнул:

— По его словам, та же сила, что долгие годы сохраняла мне жизнь, в конце концов меня погубит. Не знаю как. Знаю только, что это неизбежно. И очень болезненно. И когда это случится, тебе лучше держаться подальше от меня.

Эшлин заморгала. Отвела глаза. Кашлянула. Потом сказала напряженным голосом:

— Продолжай.

— А продолжать-то и нечего. После этого Озирис Вард начал отрубать мне всякие части тела и делать какие-то записи.

— Это очень полезные сведения. Для меня очень важно, как твое тело реагирует на боль.

— Ага. И в конце концов оно меня и убьет.

— Ох, Сайлас! — Она шагнула к нему.

— Не надо, — сказал он. — Если ты расчувствуешься до розовых соплей, я сразу пойму, что мне хана.

— Ничего подобного.

— Откуда ты знаешь? Ты же не догадываешься, что со мной происходит!

— Потому что в Альмире, когда я только начала изучать драконью нить, то чувствовала себя девчонкой, которая забрела в мелкий пруд и притворяется, что понимает океан. Тогда я остро ощущала свою неадекватность, но теперь все изменилось. Может, я и не выяснила, как действуют и как взаимосвязаны между собой все системы этого мира, но научилась распутывать их секреты, постепенно, раз за разом. — Она помолчала. — Я найду способ тебе помочь, Сайлас. Обещаю.

Инстинктивно Бершад хотел ответить, что все это не важно и что он готов отправиться в последний путь по реке, как только его подхватит течение. Именно так он начал относиться к жизни с тех пор, как много лет назад получил свой первый смертный приговор. Но, по правде говоря, теперь, когда он снова был с Эшлин, выяснилось, что совсем неплохо было бы провести еще несколько лет на Терре. Поэтому вместо ответа Бершад поцеловал Эшлин — нежно, ласково, чувствуя у нее на губах вкус рисового вина и морской воды.

— Я тебе верю, — сказал он. Он и впрямь ей верил. Он погладил ей плечи, обхватил ладонями ее бедра. — Но прежде, чем разбираться с моей проклятой кровью и с моей проклятой участью, хорошо бы разобраться с этими неболётами.

Она придержала его руки, не давая им двинуться ниже.

— Говорю же, все это взаимосвязано.

4

Вира

Балария, Бурз-аль-дун, императорский дворец

— Ганон, ты жив? — ласково спросила Каира.

Вместо ответа баларский император блеванул в фарфоровый унитаз — третий раз за утро.

— Похоже, он там еще задержится. — Каира отошла от двери в уборную, уселась в мягкое кресло у окна и опустила ложечку из драконьей кости в чашку чая. Отпила глоток и снова принялась читать какие-то бумаги.

Пока они дожидались появления императора, Вира беспрерывно скользила взглядом по дверям и альковам королевских покоев, в такт часам, подрагивавшим на внутренней стороне запястья. Вообще-то, Вире не нравились всевозможные баларские изобретения: по большей части они были шумные, изрыгали пар и пахли горящим драконьим маслом. Но синхронизированные часы на наручах воинов баларской армии были очень полезны, позволяя сотням и тысячам солдат организованно осуществлять совместные действия как в городе, так и во всей империи.

Единственной проблемой было громкое тиканье. Вира его не выносила, потому что звук с легкостью выдавал врагу твое местоположение. Она пожаловалась на это Озирису Варду, и через неделю тот вручил ей особые беззвучные часы — они отмечали время едва заметной пульсацией, легко ощутимой кожей запястья.

Хотя Виру и учили ни в коем случае не полагаться на какое-нибудь одно орудие или оружие, ей неохотно пришлось признать, что часы все-таки приносят пользу.

— Ты когда-нибудь прекратишь озираться? — спросила Каира, перевернув страницу.

— Нет, императрица.

— Но ведь здесь нет никого, кроме нас.

— Ты просто думаешь, что здесь нет никого, кроме нас, хотя полностью в этом не уверена, — сказала Вира.

Она поправила меч за спиной — старый клинок Бершада. Не самое удобное оружие для боя в узких коридорах и дворцовых покоях, но меч нравился Вире куда больше, чем пульсирующий наруч. Папирийский клинок напоминал ей о доме.

Вдобавок для ближнего боя и узких коридоров Вире вполне подходили ее верные кинжалы — Овару и Кайса.

Ганон еще раз блеванул, выругался, сплюнул, дернул цепочку механического слива и немного погодя вышел из уборной.

У императора были воспаленные глаза, бледная, покрытая испариной кожа и встрепанные, слипшиеся от пота волосы. Однако же, несмотря на все признаки тяжелого похмелья, невозможно было отрицать, что Ганон Домициан — невероятно привлекательный мужчина. Орлиный нос и светлые глаза вкупе создавали отточенную симметрию, в сравнении с которой обычные лица выглядели перекошенными.

Впрочем, проведя всего несколько месяцев в Баларии, Вира уяснила, что за потрясающей красотой императора скрывается характер, который оставляет желать лучшего.

— Я еще посплю. — Ганон улегся на громадную кровать посреди комнаты и накрылся толстыми одеялами.

— Вот-вот начнется военный совет, — напомнила ему Каира. — Получены известия о боевых действиях армады за рубежом.

— А еще один военный совет соберется на следующей неделе. И вообще, военные советы проводятся один за другим, с тем же постоянством, с каким Этернита передвигает по небосводу солнце и луну.

Каира отпила чаю, поджала губы.

— Ганон, я так надеялась, что именно на сегодняшнем совете ты задашь несколько важных вопросов.

Предыдущим вечером Каира пила наравне с Ганоном, а под конец даже подзадоривала его пропустить еще по рюмочке, но в отличие от супруга лицо императрицы было свежим, а глаза — ясными. Даже после самой разгульной пирушки она обходилась лишь парой часов сна, а наутро подбадривала себя чашкой крепкого чая. Вот и сегодня она проснулась на заре и уже три часа изучала документы, доставленные вместе с завтраком.

— Я не намерен задавать какие-либо вопросы. Пусть Актус разбирается со всей этой хренью. Ради этого я и назначил его главнокомандующим. — Ганон приоткрыл налитый кровью глаз и растянул губы в похотливой ухмылочке. — А почему бы тебе тоже не прилечь? Ты же знаешь, какой я с похмелья?

— Знаю, — ответила Каира. — Ты заботишься только о своем удовольствии, а о моем забываешь.

Ухмылочка исчезла.

— Так что давай я схожу на совет вместо тебя, — предложила Каира.

Ганон задумался. Вот уже несколько недель она отправляла его на заседания правительственного совета со списком всевозможных вопросов, пытаясь разобраться в работе баларского бюрократического аппарата. Как правило, император возвращался без ответов или, в лучших случаях, с обрывочными объяснениями, но Каире было довольно и этого. Вдобавок она никогда прежде не выражала желания лично побывать на совете.

— Актусу это не понравится, — сказал Ганон.

— Актус Шип служит тебе, а не ты ему, — напомнила Каира и встала. — Кстати, не понимаю, зачем ты дал ему такую власть. Если лишить его поста, то можно…

— Еще раз начнешь нудить, что Актуса надо снять с поста, отправлю тебя в клоаку.

Услышав угрозу, Каира надменно выпрямилась, но больше ничем не выказала своего раздражения.

— Я все поняла, мой дражайший супруг. И все же кто из нас пойдет на совет?

Ганон со вздохом зарылся поглубже под одеяла.

Каира скрестила руки на груди:

— Ну, что скажешь?

— Ладно. Ступай, поиграешь в императрицу. Только без эксцессов. Кстати, прикажи слугам, чтобы принесли мне чего-нибудь тонизирующего. С имбирем, — заявил он и добавил: — А еще можжевеловой водки.

— Может, хватит уже ходить за мной тенью? — сказала Каира Вире, идя по дворцовому коридору. — Иди рядом, как обычные люди.

— Я — не обычный человек, — ответила Вира. — Я твоя вдова.

— За всю великую и славную историю твоего ордена сколько вдов, кроме тебя, побывало в Бурз-аль-дуне?

— Ни одной.

— В таком случае, раз уж мы с тобой первые и единственные в своем роде, можно и не соблюдать освященную веками традицию церемонного шествования по дворцовым коридорам.

Вира неохотно зашагала рядом со своей подопечной. Мимо пронесся сухопарый инженер с пальцами в чернильных пятнах, а за ним семенил помощник с кипой документов в руках. В одной из ниш перешептывались министры в роскошных одеяниях. Два хореллианских стража из личной гвардии императора Баларии патрулировали периметр дворца, вооруженные мечами и копьями. Оба с неодобрением покосились на Виру, очевидно опасаясь конкуренции.

— Ты слишком явно выказываешь Ганону свое презрение, — укоризненно заметила Каира.

— Вот уже в третий раз за неделю он с перепою отлеживается в постели.

— По-твоему, я выбрала себе недостойного супруга?

— По-моему, ты заслуживаешь спутника жизни, способного держать себя в руках.

— Это скучно. А когда Ганон в хорошем настроении, он просто прелесть. Только он знает, как меня рассмешить.

Вира промолчала, хотя и считала, что чувство юмора не затмевает многочисленные недостатки Ганона.

— Зато если бы Ганон был таким же суровым и рассудительным, как его старший брат, то мы с тобой сейчас не шли бы на совет, — продолжила Каира. — И у нас не было бы поводов для веселья.