Ясно было, что они не настроены убивать, но закаленная сталь тяжелого клинка и плоской стороной могла прикончить человека. Адер задохнулась, когда боевой конь, вздыбившись, копытом раздробил голову какой-то женщине. Мужчина рядом пронзительно завопил в горе и ужасе, пытаясь закрыть жену собой, защитить ту, которая уже не нуждалась ни в какой защите. Дубинка ударила его в затылок, и он упал, все еще обнимая женщину, и тяжелые сапоги и беспощадные конские копыта скрыли обоих.

— Стойте! — выкрикнула Адер. — Прекратите!

Рвота подступила к горлу, в ужасе она забыла о боли.

— Перестаньте!

Бесполезно. Толпа, мгновения назад готовая убивать, смешалась, начисто забыв об Адер. Сейчас люди думали только о бегстве. Мужчины и женщины в смятении натыкались на ее коня, цеплялись за ее колени, повисали на стременах и седле, лишь бы выбраться из давки. Кто-то ухватил ее за ногу, с бранью отбросив назад мальчишку лет десяти. Адер дернулась, вырвала ногу и пнула мужчину в лицо. Тот заорал, захлебнулся кровью из носа и упал под ноги другим. Еще не мертвый, но обреченный.

Люди рвались к уходящим от дороги Богов улицам, ныряли в подворотни и вламывались в лавки, карабкались на подножия статуй, выбираясь из безумной, убийственной давки, а солдаты все продвигались вперед, блестя оружием и начищенными доспехами, и в косых лучах вечернего солнца их мечи поднимались и опускались вновь и вновь.

Наконец один солдат, меньше других ростом, зато оказавшийся к ней ближе всех, поднял дубинку, указывая на Адер.

— Сюда! — рявкнул он через плечо. — Малкениан здесь!

Едва ли была нужда так орать.

«Все кончено, — поняла Адер, — вот так».

Оглушительно шумная дорога Богов стала ужасающе тихой. Солдаты смыкались вокруг Адер, но та их почти не замечала. Она смотрела на мертвецов.

Десятки скорчившихся на земле тел. Иные еще шевелились, стонали или тягостно всхлипывали. Но больше было неподвижных. Вот мертвый мальчик с вывернутой, как сломанное крыло, рукой. Вот растоптанная женщина — сквозь кожу и одежду непристойно белеют сломанные ребра. На плитах мостовой лужами растекалась кровь.

Маленький солдат послал коня прямо по трупам, по обнявшимся в смерти мужчине и женщине, и натянул поводья рядом с Адер. У той мелькнула мысль о бегстве, но бежать было некуда. И тогда она повернулась к нему.

Он, пыхтя, стянул шлем, открыл потное лицо. На виске под волосами была ссадина — он ее как будто не замечал. Его загоревшиеся от закатного солнца глаза были устремлены на нее.

— Неужто вы так спешили меня убить, — удивляясь своему недрогнувшему голосу, заговорила Адер, — что понадобилось топтать своих?

Солдат замялся, дубинка повисла в его руке. Он скользнул взглядом по трупам и снова обратился к Адер:

— Убить вас?

— Или пленить, — холодно ответила она. — Заковать в цепи.

Солдат покачал головой — сперва медленно, потом горячо протестуя:

— Нет же, ваше сияние! Вы не поняли! Нас послал совет.

— Знаю, что совет, — давясь тошным ужасом, ответила Адер (кто еще мог их послать?).

— Нас отправили сразу, как узнали, собрали в спешке. Как только услышали, сразу послали нас.

Адер уставилась на него.

«Я дура».

Холодная мысль оплеухой хлестнула ее по лицу. По залитому кровью, горящему и липкому лицу. Она провела ладонью по лбу. Ладонь стала мокрой.

— Вы тяжело ранены, ваше сияние? — спросил всадник (спросил встревоженно, если не испуганно).

Адер разглядывала яркую кровь на смуглой ладони. Посмотрела, потом опустила взгляд на мостовую, на десятки растоптанных насмерть, скорчившихся в панике тел с выкаченными глазами.

«Я дура, и убила их своей дуростью».

Правда, они готовы были убить ее. Возможно, и убили бы, не подоспей солдаты. Все равно. Это были ее люди. Аннурцы. Мужчины и женщины, которых она, про себя и прилюдно, клялась защищать, а они погибли, потому что она безрассудно решила с триумфом въехать в родной город. Воображала, что рискует только собой.

Глупо, глупо, глупо.

— Теперь вы в безопасности, ваше сияние, — говорил всадник.

Он повесил дубинку на пояс и низко склонился перед ней в седле. Остальные окружили ее заслоном в десять рядов. Адер не знала, какого врага они готовились встретить.

— С нами вы в безопасности, — повторил солдат.

Адер покачала головой, не сводя глаз с одного из трупов. Это была женщина — та самая, которую Адер выделила из толпы и с которой заговорила. Карие глаза бессмысленно смотрели в небо.

— В безопасности… — повторила Адер; она захлебывалась рвотой и слезами, но императоры Аннура не блюют и не рыдают. — В безопасности.

Второй раз слова прозвучали тише и оставили на языке едкий привкус.

8

Стоя на носу «Вдовьей мечты», Гвенна щурилась на горизонт. Над головой было чисто, но уходящий шторм и грядущая ночь превратили восточное небо в багровый синяк темнее самого моря. За мелкой бегучей рябью она не различала земли, хотя примостившиеся на такелаже чайки знаменовали близость суши.

— Отсюда пойдем на шлюпке, — сказала Гвенна, повернувшись к капитану.

Квен Руан поднял косматую бровь:

— Не советовал бы.

— Я не спрашиваю совета.

Гвенна ничего не имела против Руана. Двенадцать дней плавания она и ее крыло видели с его стороны только уважение и даже почтение. Он благополучно провел судно через налетевший с востока Разбитой бухты шквал, людей держал в строгости и не задавал вопросов. Однажды под вечер Гвенна видела, как он, обвязавшись веревкой, нырнул в тихую воду за плывущим по волнам пером альбатроса. «Это для дочки, — пояснил он, когда матросы вытащили его на борт. — Она никогда таких не видела». Руан был хороший моряк. Возможно, и человек хороший. Тем больше причин не вести его на погибель.

— Не знаю, что вам сказали насчет этого рейса… — заговорила Гвенна.

Руан остановил ее, подняв руку:

— Я иду, куда велено. И все. В этот раз мне было велено доставить вас на Кирины, а Кирины еще в тридцати-сорока милях к востоку — смотря сколько мы прошли за сегодня. Увидим после заката, когда звезды выйдут. Так или иначе, для шлюпки слишком далеко.

Гвенна фыркнула:

— Мы с Гентом как-то прошли на веслах сто миль, а мне тогда и тринадцати не исполнилось. Нам того и надо, чтобы далеко, капитан. Те, кто подходил к Островам слишком близко, не возвращались.

— Я сознаю риск, — ответил Руан, подтянувшись и озирая волны так, словно ожидал увидеть поднимающиеся над волнами верхушки парусов.

— Ну а нам рисковать ни к чему. Вами, во всяком случае. Спускайте шлюпку на воду, и мы оставим вас в покое.

Руан колебался. Гвенна видела в его сомнениях гордость, нежелание оставлять недоделанной честную работу и бежать от невидимой угрозы. Храбрый человек, но к такому его не готовили.

— Это не просьба, капитан, — сурово добавила Гвенна.

Он встретил ее взгляд, отрывисто кивнул и развернулся, чтобы отдать короткий приказ полудюжине палубных матросов. У него была хорошая команда, и солнце не слишком приблизилось к западному горизонту, когда шлюпка закачалась под бортом, притираясь к большому судну, как утенок к матери. Два бочонка — большей частью еда, вода — и еще запасное оружие упаковали за неделю до того, и Талал мигом закрепил их под шлюпочными банками.

— Лучше вам идти под парусом, — сказал Руан. — Хотя бы часть пути.

— Нет, — покачала головой Гвенна.

Она было отвернулась, но капитан придержал ее за плечо. Девушка успела дотянуться и наполовину вытащить из ножен нож, прежде чем разум остановил вбитый в тело рефлекс. Руан посмотрел на нее, пожевал губами и убрал руку.

— Мир и впрямь перевернулся вверх дном, — проговорил он. — И все же не каждый норовит вас убить.

— У меня другой опыт, — с усилием пожала плечами Гвенна.

Он долго разглядывал ее.

— Сколько вам лет?

— Какая разница? — не отводя глаз, спросила Гвенна.

Моряк медленно покачал головой:

— Пожалуй, что никакой. — Он взглянул на восток, туда, где за горизонтом лежали Острова. — Что вы надеетесь там найти?

— На третью неделю вы вздумали задавать вопросы? — удивилась Гвенна. — Осведомленность убивает не хуже ножа.

Он не смутился:

— Просто хотел знать, много ли шансов.

— Смотря о чьих шансах речь.

— У нас, — серьезно ответил он.

— У вас и у меня?

— У Аннура.

Гвенна готова была отделаться шуткой, но остановила себя. Он задал честный вопрос и заслужил честного ответа. Она перевела взгляд на шлюпку. Талал с Анник уже спустились. Лич сел на весла, снайпер устроилась на носу, небрежно держа в одной руке лук. Свет быстро гас, низкое солнце зажгло гребешки волн на востоке, а темные ложбины между ними казались царапинами на лице моря. Где-то за волнами ждали Острова — возвышения кораллового рифа, на которых едва-едва уместилось человеческое поселение, а за ними снова равнодушный океан.

Гвенна взглянула на Руана:

— Хреновые у нас шансы.

— Вас это как будто не волнует, — покачал головой моряк.

— Меня-то? — отозвалась Гвенна. — Меня все волнует.

— Трудно вам живется, — пробормотал Руан.

Гвенна оглядела его — мужчину, подбирающего перышки для далекой дочки, страшащегося, что его мир рухнет. И грубовато похлопала его по плечу: