У Адер сжалось сердце. Она с усилием сохранила лицо неподвижным и не отрывала взгляд от лениво плескавшейся у ног волны, пока в памяти снова разыгрывались страшные сцены: Валин, словно с неба, сваливается на площадку андт-килского маяка; Валин убивает Фултона, ее последнего эдолийца; горячая кровь хлещет у Фултона из-под доспеха, неподъемная тяжесть его тела ложится на руки Адер, в ране застрял нож; Валин грозит ил Торнье, готовится убить полководца, единственную надежду Аннура; почти невесомый нож в руке Адер входит в бок брату; ее собственный крик, высокий, словно голос чайки…

Наверное, можно было поступить иначе, но тогда она не видела выбора. Без ил Торньи они бы погибли — ургулы еще много месяцев назад растоптали бы Аннур копытами своих коней. Валин был вне себя, почти безумен — стоило только заглянуть ему в глаза. В нем ничего не осталось от помнившегося Адер мальчугана: игривость, радость, озорство сменились ненавистью, ужасом и черной всепоглощающей яростью. И она сделала то, что должно, ради империи. С тех пор Адер десятки, сотни раз перепроверяла свое решение — с тех пор, как его бессильное тело рухнуло в воды под башней. Она не видела иного выбора — ни тогда, ни много месяцев спустя. Но это не спасало ее от ночных кошмаров.

— В последний раз, — ответила она, твердо встретив взгляд Кадена и следя, чтобы голос звучал ровно, почти равнодушно, — я видела его ребенком, на судне, уходящем к Киринским островам.

Она заставила себя вдохнуть и медленно выдохнуть. Ложь, как костер в день зимнего солнцеворота, складывают без спешки.

Каден, не отвечая, разглядывал ее своими пылающими глазами. Его лицо не выражало никаких чувств. Так же он смотрел бы на голую стену или на заросшую травой лужайку, но он все смотрел, смотрел и смотрел, пока на загривке у Адер не выступил пот.

«Он не может знать, — напомнила она себе. — Неоткуда ему знать».

Его глаза все жгли ее. Она ощутила себя зайцем, маленьким теплокровным зверьком, запутавшимся в охотничьих силках.

«А вдруг кто-то видел? — внутренний голос походил на голос Ниры. — Сколько бедолаг бились там внизу — кто-то мог заметить, как ты вгоняешь нож Валину меж ребер».

Адер много месяцев об этом думала. Что ни говори, трудно не заметить падающего с башни тела. С другой стороны, когда Валин в крови, в беспамятстве, с собственным ножом в ребрах шагнул с башни, он падал с южной стороны, к озеру, а оттуда смотреть было некому. А главное, на улицах тогда еще бушевало сражение. Все, кто мог бы что-то рассмотреть, были отчаянно заняты — били клинком или отражали удары. Им было не до разглядывания крыш Андт-Кила.

Во всяком случае, так говорила себе Адер, и каждый день, в который никто ее не спросил, не призвал к ответу, укреплял надежду, что смерть Валина осталась незамеченной и покрытой тайной. Такое долгое молчание должно было принести облегчение; ей меньше всего нужно было, чтобы над останками гибнущей империи разнеслась весть о братоубийстве в правящей семье. Отсутствие слухов должно было ощущаться милостью богов. Не ощущалось.

Жестокие факты истории — войны, голод, тиранию, истребление народов — разделяли миллионы. Правду об убийстве в башне маяка Адер несла в одиночку. Единственным свидетелем был ил Торнья — кшештрим, который, хоть и научился изображать добродушие и легкомыслие, по самой природе своей не способен был постичь, чего стоило Адер ударить ножом родного брата. Эта ее правда, ее молчание, и в иные дни тяжесть их казалась невыносимой.

Она покачала головой:

— Я хотела бы знать, где сейчас Валин. Половину Раалте бы уступила за верное крыло кеттрал. — Адер нацелила на Кадена колкий взгляд. — Мои агенты донесли, что тебе известно, где он. Что вы после его бегства с Островов пересекались.

— Агенты? — поднял бровь Каден.

— Да, — подтвердила Адер, — агенты. Люди, которые притворялись, что они на твоей стороне, но служили мне. Даже в вашей бездарной республике есть шпионы.

Он медленно кивнул:

— И что именно они тебе донесли?

— Что Валин с бесчестьем покинул Острова. Что отправился к тебе. Возможно, спас тебя. Это так?

Каден кивнул:

— Близко к истине. А наши шпионы донесли мне, что в сражении при Андт-Киле участвовало крыло кеттрал. Рассказывали, что оборону до подхода Северной армии возглавляла рыжеволосая женщина. Были взрывы — сработали боеприпасы кеттрал. Люди видели похожую на мальчика девушку в кеттральской черной форме. — Он ответил на ее напряженный взгляд. — Под описание подходят бойцы крыла Валина: Гвенна Шарп, Анник Френча.

Адер кивнула.

— Я видела их с башни, — сказала она, стараясь быть как можно ближе к правде. — Кто они, никто не знал.

— Даже ил Торнья? Он кенаранг. Кеттрал подчиняются ему.

— Это не значит, что он помнит в лицо каждого кадета. А в тот день, если твои шпионы забыли об этом упомянуть, шел бой. Ил Торнья пытался остановить Длинного Кулака, а не играл в «угадай кеттрал».

— Так, значит, Валина не было? Там, на севере.

— Если он там и был, я его не видела, — покачала головой Адер. — Конечно, когда сражаются десятки тысяч…

Каден помолчал, словно соображал, развивать ли тему, и нахмурился. Единственное проявление чувств, которое она заметила в нем при этом разговоре на причале.

— А что Длинный Кулак? — наконец спросил он. — Вождь ургулов участвовал в сражении?

Разговор свернул на другую дорогу — опасную, но не такую, как вопрос о Валине.

— Нет, — ответила Адер. — Ургулами командовал дезертир-кеттрал по имени Балендин. По всей видимости, лич. Он держал мосты.

— Балендина я знаю, — живо отозвался Каден. — Я чуть не убил его в Костистых горах. Он опасен.

Адер скрыла удивление. Она впервые слышала о связи лича с Каденом, но ведь в безумии месяцев, прошедших со смерти отца, ей было не до слухов. Она попробовала представить, как Каден кого-то убивает — тем более лича, прошедшего выучку кеттрал. Что брат не воин, видно было с первого взгляда, но его глаза… Она вздрогнула и отвернулась, разглядывая стоявшие на якоре суда. В такелаже собрались чайки. То и дело какая-нибудь срывалась в полет, с криком ныряла в волны и выхватывала мокрую извивающуюся рыбину.

— Мало сказать — опасен, — нарушила она молчание. — Он вытаскивал на видное место пленников и разрывал их лошадьми. Иногда только смотрел. Иногда помогал.

— У него такой колодец, — кивнул Каден. — Он питается ужасом, ненавистью и отвращением, использует их, чтобы делать… то, что делает.

— А что именно, я тебе расскажу!

И по прошествии месяцев Адер помнила весь ужас, будто это было вчера.

— Он поднимает рухнувшие мосты, чтобы переправить свое войско. Он рушит стены. — Она мотнула головой. — Он в ста шагах сводит два пальца, и у людей лопаются головы под шлемами.

— Дальше будет хуже, — сказал Каден. — Чем больше людей его боятся, тем он сильнее.

— Вот потому-то ил Торнья и пытается остановить мерзавца! Ты здесь играешь в картографа со своим идиотским советом, а все главное-то на севере происходит, Каден.

— Все ли? — тихо спросил он. — Про Балендина мне известно, но там ли Длинный Кулак?

Адер помолчала, перебирая в мыслях запутанную ткань истины. Все в ней переплеталось: природа ил Торньи, смерть Валина, правда о Длинном Кулаке и правда о Нире с Оши. Стоит выдать одну тайну, она потянет за собой другие. Нить за нитью, и скоро вся ткань расползется лохмотьями.

— Адер, — не отрывая от нее взгляда, проговорил Каден. — Мне нужно знать, что там происходит. Если мы ошибемся, последствия будут ужасны.

— Они и так ужасны! Для меня, для тебя, для Аннура! — Она неопределенно махнула рукой на север. — Там такое творится, Каден! Ты на севере не был. Не видел трупов, с которых ургулы содрали кожу. Обугленных детских тел. Медленно, по кусочку разрубленных женщин. Ты хоть раз после возвращения выезжал за стены столицы, поцелуй ее Кент?

— Здесь столько дел… — покачал он головой.

— Везде столько дел! Разбойники перекрыли дороги. Рыбаки смекнули, что мелким пиратством заработают больше монет. Торговля глохнет, разбой растет. Ты, если слухи не лгут, отдал половину Ганно и Ченнери племенам Поясницы. Манджари высовывает нос из-за Анказа. Фрипорт и Объединенные Города душат нас пошлинами. Все расползается по швам. Ты счел безрассудством мой въезд в Аннур — в одиночку, без объявления? Осуждаешь за пожар в вашей палате дураков? — Адер ткнула в брата пальцем. — А ты сам? Ты со своей республикой выверяешь каждый шажок, вы по десять дней обсуждаете, можно ли водрузить лишний флаг на красной стене, а тем временем вас убивают.

Она тяжело перевела дыхание и поправилась:

— Нет, убивают не вас. Других людей, других аннурцев. Тех, кому не укрыться за красными стенами, — вот кого убивают за ваши решения. Или за ваши ошибки…

Может, он и был сражен ее тирадой, но вида не подал. Смотрел все так же ровно.

— Я понимаю твое нетерпение, — спокойно кивнул Каден. — Но метания из стороны в сторону никого не спасут.

Адер, еще не дослушав, покачала головой:

— Так мог бы сказать наш отец. Он все продумывал, куда лучше тебя продумывал, — старался рассмотреть все точки зрения, действовать всегда по плану, Кент его побери, и что за это получил? Нож под ребра.