Прожить целую жизнь как чье-то имущество и тренироваться ради вот этого?
— То есть ты хочешь сказать, что я не должен сильно расстраиваться, что меня побила девчонка.
— Поосторожнее, толстячок!
Кип ухмыльнулся на мгновение позже, чем следовало, не сразу осознав, что она поддразнивает его.
Адрастея поникла лицом.
— Прости, я не хотела… я не знала, что ты так чувст… Мне не следовало… Прости меня.
Воцарилось вязкое молчание.
— Я слышала, ты чуть не прошел «трепалку»?
— Почти прошел, да.
Еще одно напоминание о неудаче. Кип «Почти» Гайл, вот как его следовало бы называть… Впрочем, она явно не хотела его обидеть.
— Вообще-то, — сообщил он, — у меня есть один особый талант.
— Какой?
Кип понизил голос:
— Это секрет. Не рассказывай никому. Он мне очень дорог.
— Хорошо, — отозвалась девушка, наклоняясь к нему.
Кип глянул вправо, влево, изображая нервозность.
— Зачищать тарелки, — прошептал он.
Вид абсолютного недоумения. Он буквально видел ее мысли: «Что? Может быть, я не так расслышала?»
Кип указал на свою пустую тарелку. Адрастея рассмеялась:
— Вот это я и расскажу моей спонсорше!
А она милая… Черт подери, какая она милая! Ее улыбка пробила Кипу грудную клетку и попала прямиком в то дурацкое, ужасное, нелепое место, которое прежде занимала Лив. Кип вздохнул:
— Я знаю, что ты относишься ко мне так хорошо только потому, что тебе приказали, но все равно — ты мне нравишься!
В ее глазах что-то погасло. Она отвела взгляд. Кип увидел, как волна подавленных эмоций достигла ее губ, которые за секунду приняли около четырех различных выражений. Девушка часто заморгала, потом встала и вышла, так ничего и не сказав.
«Ну что, Кип, детка, как прошел твой первый день? — Я вызвал ненависть у своей учительницы, получил оплеуху от старика, а потом взбучку от маленькой девочки, рассказал всему классу, что ты была шлюхой, разрушил чью-то мечту вступить в Черную гвардию и под конец заставил хорошую девушку расплакаться. В целом — замечательно! Вдобавок у меня ужасно болит рука».
Кип надавил ладонью на стол, пытаясь ее распрямить, — вообще-то это следовало делать постоянно… У него перехватило дыхание. Он тотчас же остановился, тяжело дыша и пытаясь сосредоточиться, чтобы не дать просочиться слезам.
Справившись с этим, он встал и пошел прочь из столовой. Приставленный к нему гвардеец двинулся за ним. Это был высокий худощавый человек в красных очках с квадратными линзами, за которыми виднелись глаза с радужками, окруженными красным ореолом. За его спиной был заткнут пистолет, у бедра болтался атаган, у другого был прикреплен катар. Он был не из тех гвардейцев, которых Кип видел в Тирее.
Когда Кип вернулся в казарму, еще не стемнело, но ему было наплевать. Он рухнул на свою постель, даже не позаботившись накрыться одеялом. Он на сегодня закончил.
Однако сегодняшний день, похоже, еще не закончил с ним.
Кто-то ткнул его в бок.
— Эй! Что ты делаешь на моей постели? — послышался требовательный голос.
«Ну что там еще?»
— Пускаю шептуна под одеяло, чтобы ты мог лечь в тепленькое, — отозвался Кип, даже не размыкая глаз.
— Убирайся!
На этот раз владелец голоса ткнул его кулаком в плечо. Кипу не было особенно больно: он смотрел через щелочки в веках и увидел движение, так что успел подготовиться.
— Я сегодня хочу спать в этой кровати! — настаивал незнакомец.
— Она малость узковата, но я думаю, в обнимку мы уместимся, — согласился Кип, садясь на постели.
Задира был крупным, но довольно рыхлым — из тех мальчиков, которые рано набирают рост и вес, а потом не замечают, что другие их уже догнали.
— Пошел вон из моей кровати, жирдяй!
Кип протер глаза. Другие обитатели казармы исподволь наблюдали за ними, делая вид, будто поправляют постели или не спеша раздеваются.
— Вот в чем проблема всех задавал, — проговорил Кип. — Никогда не знаешь заранее, насколько он крутой, этот новичок. Вообще-то это даже немного пугает, правда?
— Что?! Я сказал — пошел вон, жирдяй!
Кип устало слез с кровати. Задира был коротко стриженный, с тяжелой челюстью и крупным носом, полный, но ширококостный.
— Думаешь, я впервые вижу такого, как ты? Думаешь, на меня никогда не наезжали? Мы оба знаем, что должно быть дальше: я должен буду провести границу, типа «Не бей меня», а потом ты — поскольку ты ко мне завелся — уже должен будешь меня ударить. А потом…
«Да ну его! Пожалуй, можно пропустить всю эту белиберду».
Кип изо всей силы врезал забияке по носу — и даже попал туда, куда целился. Послышался весьма удовлетворительный хруст. Его противник, ошеломленный, рухнул на пол; струйки крови нарисовали на его лице недостающие усы и бороду.
— Как тебя зовут? — спросил Кип валяющегося у его ног паренька.
— Элио, — проговорил тот, зажимая себе нос, все еще оглушенный. Он поднялся на четвереньки — а точнее, на три конечности, поскольку четвертая была занята.
— Как-как? Эннио?
— Я щас тебя порешу, ты, маленький…
Элио начал вставать. Законы поединка требовали, чтобы Кип позволил ему подняться, прежде чем продолжать схватку. Но Кип не стал дожидаться и врезал ему еще раз, и тот снова распластался на полу. Кип прыгнул ему на спину, выбив остатки воздуха, и скрутил его запястье замковым захватом. В это мгновение, сидя сверху, он был хладнокровен, он контролировал ситуацию.
— Я тебе пасть порву, говнюк, — пробубнил Элио, по-видимому, оправившийся от потрясения. — Ты еще пожалеешь, что родился на свет! Отпусти мою руку!
Он принялся дергаться и ворочаться, пытаясь стряхнуть с себя Кипа, но тот просто прижимал его к полу, пока парень не вскрикнул и не перестал сопротивляться. Кип хорошо знал замковые захваты — правда, в основном их применяли к нему самому. Дома Рамир частенько прижимал Кипа лицом к земле, пока тот не начинал плакать от ярости и унижения. Заставлял его целовать грязь и говорить всякие гадости для собственного развлечения и лишь после этого позволял ему встать.
Забияка не унимался:
— Я убью тебя, жирный подонок! Рано или поздно ты меня отпустишь, и когда я встану, лучше как следует следи за собой! Я тебя достану! В следующий раз ты синяками не отделаешься!
Кип вдруг понял, что оседлал тигра. У него не было возможности победить. Он находился в выигрышном положении, но если он использует его к своей выгоде, то будет выглядеть мерзавцем. Обычное продолжение подобной ситуации должно было быть примерно таким: он предъявит Элио какой-нибудь ультиматум, типа «Возьми свои слова обратно!» или еще что-нибудь настолько же идиотское; Элио откажется, и это будет безвыходная ситуация. Если Кип позволит ему подняться, Элио вернется к нему завтра — и, скорее всего, изобьет до полусмерти. Если он начнет сейчас мучить Элио, выворачивая ему руку, большого урона тому это не нанесет — но для большинства ребят это будет не очевидно, и даже если Элио сдастся, Кип получит в казарме репутацию жестокого ублюдка. Или еще хуже: кто-нибудь вмешается до того, как Элио сдастся, и тогда Кип будет выглядеть к тому же еще и слабым.
Пытаясь выиграть время, Кип сказал:
— Слушай, Элио, может быть, с виду это и незаметно, но я сильнее тебя, умнее и злее и всегда готов пойти дальше, чем ты когда-нибудь осмелишься.
— Заткни глотку, дерьмоед! — отозвался тот, почуяв слабость в его колебаниях. — Тоже мне! Давай-ка проси прощения, пока не поздно, маленький говнюк.
Внезапно Кип ощутил ужасную усталость от всего этого. Как там сказал Железный Кулак? «Победа — это только начало»?
— Элио, я хотел дать тебе шанс взять свои слова обратно. Но ты не собираешься идти ни на какие уступки, для этого ты слишком глуп. А я со своей стороны слишком устал от этой игры. Я хочу только, чтобы ты помнил одно, когда ты возвратишься из лазарета: то, что я делаю, — это на самом деле милосердие с моей стороны.
По-прежнему держа кисть Элио в захвате, Кип резко опустил левое предплечье, навалившись на него всем весом.
Рука Элио с хрустом переломилась. Послышались возгласы. Кусок окровавленной кости проткнул кожу и вылез наружу. Элио завопил. Это был пронзительный, вибрирующий звук — совсем не такой, какого можно ожидать от мальчика его возраста.
Кип слез с него. Сорок ребят широкими глазами смотрели, как Элио отползает в сторону, окровавленный, обливающийся слезами. Нетвердо встав на ноги, мальчик пошел к двери, прижимая к себе сломанную руку. Никто не вызвался ему помочь. Никто из взрослых так и не появился.
Глядя, как Элио, пошатываясь, выходит из казармы, Кип внезапно заметил своего телохранителя. Стройный, высокий молодой гвардеец стоял в темном углу, прислонясь к стене, и наблюдал за происходящим — без сомнения, готовый ринуться к Кипу, если его жизнь будет в опасности, но помимо этого явно не собираясь вмешиваться. Он просто смотрел, поблескивая глазами, с бесстрастным лицом.
С притворной небрежностью Кип снова улегся на свою кровать и сделал вид, будто сразу же заснул. «Пусть меня просто оставят в покое!» Он повернулся спиной к другим мальчикам, которые потрясенно перешептывались, пересказывая друг другу историю, не нуждавшуюся в пересказе — ведь все и так все видели.