Она еще раз по очереди указала на соответствующие места на цветовой шкале.

— «Но почему? — могут спросить более сообразительные из моих слушателей. — Почему именно эти цвета?»

Магистр Кадах неприязненно улыбнулась. Она часто это делала. Любят же некоторые люди выставлять других дураками…

Кип заметил, что расстояния между цветами не были равными. Некоторые представляли собой широкие полосы — например, синий занимал большую часть спектра, а также красный, а вот желтая и оранжевая полоски были совсем узкими.

— Почему синий занимает так много места? Мы можем посмотреть вот сюда. — Магистр передвинула указку глубже к темно-синему, — и с нашей человеческой точки зрения этот цвет будет называться фиолетовым. Почему мы не извлекаем фиолетовый? Ну-ка, кто скажет?

Ей никто не ответил. Даже Кип.

— Это очень просто, и в то же время это великая тайна. Потому что люксин в этой точке не резонирует. Из фиолетового цвета нельзя получить устойчивого люксина. Это попросту не работает! Семь — священное число. Семь точек, семь цветов, семь сатрапий. Вместо того чтобы требовать от божественной тайны, чтобы она подчинилась ударам кувалды нашего разума, мы пытаемся сами соответствовать этой тайне; и когда мы приходим в точное соответствие с этим дарованным нам кусочком Орхоламова творения, наше цветоизвлечение становится совершенным. Вот к чему мы стремимся. Когда вы не находитесь точно в центре его воли, ваш синий рассыпается в пыль, ваш красный тает, ваш желтый вспыхивает и обращается в ничто! Такой резонанс, такая точность, такое соответствие воле Орхолама — вот за что мы боремся каждый раз, когда принимаемся извлекать. И когда у нас получается делать это безупречно, мы становимся проводниками его воли. Вот что делает нас лучше, чем все эти тупицы, мунды, нормалы — все эти не-извлекатели, которые способны лишь поглощать свет, но не отражать его. Вот почему к бихромам относятся с большим почтением, нежели к тем, кто может извлекать лишь один цвет: бихромы ближе к Орхоламу, им доступна большая часть его святого творения. Каждый из цветов чему-то нас учит — учит, что значит быть людьми, а также что значит быть подобным Орхоламу.

И разумеется, именно это делает Призму таким особенным: он единственный из всех людей способен общаться с Орхоламом во всей полноте. Он единственный, кто видит мир таким, каков он есть. Он единственный, кто абсолютно чист. Именно поэтому, — продолжала магистр Кадах, устремив пронзительный взгляд на Кипа и направляясь к его столу, — нам ненавистны те, кто затемняет сияние Священной Призмы, кто умаляет его славу и навлекает на него позор!

У Кипа перехватило дыхание. Она что, ненавидит его из-за того, что почитает его отца, а Кип, по ее мнению, его позорит?..

Хуже всего то, что в этом был какой-то смысл. Это было несправедливо — он ведь не выбирал быть бастардом, — но в чем-то это было верно.

— Помни, Кип, — сказала ему магистр Кадах вполголоса, — ты теперь больше не неприкосновенное лицо.

«Что?!»

Бен-хадад поднял руку, спасая Кипа от продолжения разговора. Магистр Кадах кивнула ему.

— Вам не кажется, что это немного догматично? — спросил Бен-хадад. — Учитывая, что весь цветовой спектр так удивительно неравномерен, несистематичен, не расположен в точности вокруг этих семи цветов — разве это не предполагает, что здесь есть место и для более широкого понимания? Я имею в виду, существуют ведь и другие резонансы?

«Другие резонансы? О чем это он?»

— Я уже сказала, что о под-красном и сверхфиолетовом мы поговорим позже.

Короткая безобразная гримаса, пробежавшая по ее лицу, говорила о том, что в ней вполне хватало ненависти и на Бен-хадада. А Кип-то уже вообразил, что он такой особенный!

— Прошу прощения, магистр, но я имел в виду не их, — не отставал Бен-хадад. — Я говорил о тайных цветах.

Тея закрыла лицо руками.

— Ты ведь друг Кипа, не так ли? — спросила магистр Кадах.

— Что? Нет! В смысле, не особенно… — Бен-хадад нахмурился, поняв, что его слова получились более резкими, чем предполагалось. — То есть мы ведь почти не знаем друг друга…

— Вот как, — протянула магистр Кадах. — Что ж, мы еще в самом начале вашего обучения и пока что касаемся только самых основных тем. Да, существуют и другие, более слабые резонансы. Кое-кто, и я в их числе, считает, что использование этих резонансов — пример того, как человек принуждает природу к тому, что никогда не входило в намерения Орхолама. Некоторые даже называют тех, кто использует эти неестественные цвета, еретиками!

Кип помимо воли бросил взгляд на Тею. Девушка была бледна, но сидела, упрямо выпятив подбородок.

— Семь цветов, — продолжала магистр Кадах, — были даны нам волей Орхолама. Они обладают силой. Это все, что нам известно. Если вы хотите присоединиться к дебатам, которые ведут пятикурсники, вам придется сперва доучиться до пятого курса.

Глава 25

Кип нагнал Тею по пути к тренировочному залу Черной гвардии.

— Что это было? — спросил он.

Сперва она не хотела отвечать, пряча глаза. Они подошли к лифту и остановились. Сперва Кип решил, что она не собирается ему отвечать, что он, сам того не желая, допустил какую-то грубость по отношению к ней. Теперь он предпочел бы заговорить о чем-нибудь другом, но никак не мог придумать о чем.

— Вот ты суперхромат, верно? — наконец тихо произнесла она.

— Ну да. Извращенец.

Впрочем, помимо того, что эта особенность делала его не таким, как другие, он не видел в ней никаких недостатков, одни преимущества.

— А ты-то откуда знаешь? — добавил он. Вроде бы Теи не было на лекции магистра Хены, когда это выяснилось.

— Здесь все про всех все знают, Кип, в особенности про новичков. Тем более если дед новичка — один из Основных Цветов… а отец — Призма.

«А-а…»

— В общем, как бы там ни было, — продолжала она, подвязывая волосы шарфом и по-прежнему не глядя на него, — ты суперхромат, а я субхромат. У меня цветовая слепота. Среди девочек это встречается так же редко, как суперхроматизм среди мальчиков, так что я, можно сказать, тоже извращенка, как и ты. Только без бонусов.

— Но… но что это вообще такое?

— Красные и зеленые цвета выглядят для меня одинаково. Иногда я напрягаюсь и пытаюсь убедить себя, что вижу разницу… Но на самом деле я ее не вижу.

Тея порозовела, словно сказала ему больше, чем собиралась.

— Наш лифт, — указала она.

— Но какое это имеет отношение к тайным цветам?

— Никакого.

— Что это вообще такое — тайные цвета?

Она выразительно поглядела на него:

— Кип, наш лифт приехал.

— Ты что, извлекаешь один из…

— Кип!

Они вошли в лифт. Противовесами управлял студент-старшекурсник — первогодкам эту работу не доверяли. Говорили, слишком много несчастных случаев.

«Звучит не слишком вдохновляюще».

— Итак, чем занимаются все остальные, пока мы пытаемся поступить в Черную гвардию? — спросил Кип.

— Работают, — ответила Тея. — И у нас, когда мы закончим, до обеда будет практикум. И потом другие рабочие периоды, день через день, и так всю неделю. А в промежуточные дни — лекции: теория цвета, механика, рисование, религия, арифметика, жития святых, политика, биографии сатрапов и все такое прочее. Управлять Хромерией — непростая работа, и считается, что нам следует знать заранее, в чем она состоит, чтобы потом, когда мы заступим на свои места, мы уже представляли, что нам делать.

— А рабочие периоды? Что в них входит?

— Для «тускликов» — в основном уборка. Мы моем все полы, окна, зеркала в каждом кабинете. Если тебя за что-то наказали или просто не повезло — будешь убираться в сортирах, на конюшне или на кухне. Когда старшие студенты заняты, мы иногда получаем задания, которые требуют больше сноровки или физической подготовки, — работаем на противовесах, таскаем воду, поворачиваем большие зеркала, возвращаем взятые магистрами книги обратно в библиотеку. Немного позже те студенты, у кого есть средства или хорошие спонсоры, смогут посылать вместо себя рабов. Или нанимать слуг или бедных студентов.

«Таких, как ты, — подумал Кип. — Но не таких, как я. Теперь я уже не в этой категории. Носящий фамилию Гайл по определению принадлежит к разряду богатых».

— Скоро тебе начнут предлагать спонсорство, Кип. Постарайся только, чтобы тебя не купили слишком задешево. Они будут прикидываться твоими друзьями, но в конечном счете им на тебя плевать. Это просто вербовщики, они получают разницу между тем, сколько спонсор готов заплатить, и тем, сколько извлекатель хочет получить.

Они вышли из Башни Призмы на солнечный свет. Кип сказал:

— Но мне-то нет нужды искать спонсоров, верно? В смысле, мне казалось, что мой отец собирается платить за все.

Тея встала как вкопанная.

— О чем ты говоришь?

Кип приподнял бровь, в недоумении развел руками:

— Я же тебе уже говорил: я Гайл. То есть я, конечно, бастард, но ведь отец меня признал…

— Ты что, ничего не знаешь? — Она смотрела на него, разинув рот. — Я думала, ты именно поэтому сегодня подошел к нам и сел среди Отверженных!