Пройдя мимо рабочих, разбиравших завалы мусора, загромождавшего улицу, они наконец добрались до небольшого магазинчика, чудом оставшегося неповрежденным во время сражения. Их приветствовала пожилая хозяйка:

— Как хорошо, у меня опять есть покупатели! Спасибо вам, спасибо! О, и посмотреть только, какая вы хорошенькая! Я сделаю из вас просто чудо! Вы заказывали мне три платья, верно? — спросила она Зимуна.

— Их заказал лорд Омнихром, — отозвался тот.

— Ну хорошо, раздевайтесь, — велела она Лив.

Лив поглядела на нее, потом перевела взгляд на Зимуна: тот не выказывал никакого намерения отойти.

— Ты не хочешь хотя бы отвернуться? — возмущенно спросила она.

Зимун с проказливой усмешкой оглядел ее с ног до головы:

— Не хочу, но так уж и быть. Я должен был попытаться.

Он вышел наружу, оставив Лив в опытных руках портнихи. Та быстро ее обмерила, заставила несколько раз повернуться, после чего позволила ей снова одеться. Она быстро набросала три эскиза и показала их Лив:

— Для вас, госпожа, все будет наивысшего качества! Это первое платье — шерстяное, но из шерсти горных аборнейских коз, она теплая, но такая тонкая, что вы не поверите.

— Кажется, оно будет… — «чудесным? восхитительным?» — довольно дорогим.

Лив тут же выругала себя за эту реплику, но она не могла удержаться: ей слишком долгое время пришлось жить в бедности.

— Ха! Вы еще не слышали всего! Кайму и вставки вашего шелкового платья я собираюсь окрасить пурпуром из настоящих мурексов. Шелк, понятное дело, будет самый лучший — кто будет тратить настоящий пурпур на плохой шелк? Десять тысяч мурексовых раковин были собраны исключительно для вас!

Лив ощутила легкую тошноту. «Шелковое платье? Настоящий пурпур?»

— Я хотела… Я очень извиняюсь… В смысле, я хотела сказать — у меня совсем нет денег. Может быть, лучше просто шерстяное платье? И только одно?

По правде говоря, у нее и за такое-то платье нечем было заплатить, но гордость не позволяла ей признаться в полной нищете.

— Ах вы моя милашка, вам вовсе не нужно ни за что платить! Лорд Омнихром уже обо всем позаботился. Одно платье теплое, одно для повседневной носки — это будет из горноаташийского хлопка — и одно такое, чтобы все ахнули. И сдается мне, вам не помешало бы еще несколько новых сорочек и смен нижнего белья заодно?

— Да, прошу вас! Вообще-то я обычно… война, вы же понимаете…

— Конечно, конечно! А тем временем мы сообразим вам просто какое-нибудь чистое платье, пока эти не готовы.

К этому предложению затем добавилась еще горячая ванна — якобы потому, что старая портниха не хотела, чтобы чистое платье сразу испачкалось, но Лив показалось, что та просто была счастлива иметь рядом с собой кого-то, кого можно баловать; с кем можно просто поговорить.

Отскребая себя губкой и позволяя горячей воде расслабить свои мускулы, Лив боролась со слезами, готовыми вот-вот прорваться наружу. Она с силой выдохнула воздух, чувствуя, что если сейчас расплачется, то ей станет легче, однако не желая, чтобы у нее пошло пятнами лицо и распухли глаза. Конечно, пожилая портниха наверняка ее поймет — у нее был вид человека понимающего, — но потом придет Зимун, чтобы забрать ее, и, конечно же, спросит, в чем дело. А как можно ответить, почему ты плакала, если для этого понадобится либо целый час объяснений, либо всего лишь одно слово — но он не поймет ни того ни другого? Она просто будет выглядеть слабой девчонкой.

Лив испустила еще один глубокий вздох.

— Что-то многовато ты вздыхаешь, милочка, — сказала портниха. Лив и не заметила, как она вошла.

— У вас когда-нибудь бывало так, что все, во что вы верили, оказывалось ложью?

— Прямо все-все? Что, неужто небо теперь зеленое?

— Я не имела в виду…

— Шучу, дитятко, шучу. — Пожилая женщина задумалась, потом тоже тихо вздохнула. — Когда-то я верила, что мой муж мне верен. Когда это рухнуло, мне казалось, будто весь мир рухнул заодно.

Лив нерешительно открыла рот.

— Нет-нет, деточка, не надо мне ничего говорить. Ты меня не знаешь. Я была к тебе добра, но не стоит так легко доверяться первому встречному. Ты красивая молодая женщина, попавшая в опасное место, тебе нужно научиться надевать броню. Только не забывай, где броня, а где ты, чтобы потом можно было ее снять, когда придет время.

Портниха снова вышла. Лив поняла, что женщина проявила к ней больше доброты, чем если бы просто выслушала поток ее бессвязных мыслей.

Лив перешла на сторону врага. Она могла оправдываться, говоря себе, что сделала это для того, чтобы Цветной Владыка спас Кипа и Каррис — и он действительно их спас, — однако если быть откровенной, она попросту потеряла веру во все, чему ее учили в Хромерии. Если плоды ядовиты, зачем продолжать чтить древо?

Однако же если сама Хромерия оказалась порочной, то насколько далеко проникла эта порча? Если они солгали в одном, то сколько еще лжи скрывалось в их учениях? От этой мысли Лив почувствовала легкую тошноту, словно заглянула в пропасть. Если Хромерия порочна — при том, что Хромерия считается основным источником Орхоламовой воли, — то что это говорит о самом Орхоламе? Как он мог такое позволить? Это значит, что либо ему наплевать, либо у него нет силы что-то с этим поделать, либо его вообще не существует! Лив чувствовала озноб, несмотря на горячую воду. Однажды допустив такую мысль, ее было уже не вернуть обратно.

Но ответа не было. Не заботится, бессилен или не существует — в любом случае это было не то, во что верила Лив до сих пор. Как будто с ее плеч сорвали красивый теплый плащ утешительных верований.

Хорошо же, пусть будет так. Значит, вот что такое быть взрослой, быть сильной женщиной. Отец воспитал ее в вере в определенные вещи — но ее отец не всеведущий. Он мог ошибаться. И если он был неправ, Лив не станет прятать голову в песок. Она примет мир таким, каков он есть.

Однажды на одной из лекций кто-то процитировал слова старого философа: «Истина настолько мне дорога, что, если бы сам Орхолам стоял на одной стороне, а истина — на другой, я повернулся бы к Создателю спиной».

Пусть будет так. «Верность Одному» — таков девиз Данависов. Для Лив этим «Одним» будет истина.

Даже думать об этом было страшно: сколько решений, принятых ею за все это время, было основано на том, что она считала правдой — на том, что было для нее святым, — на том, что Хромерия учила считать святым, — на представлениях Хромерии касательно Орхолама. Но если вытащить эту опору?

Она закончила мытье, забыв о том, что собиралась плакать, чувствуя внутри себя стальной стержень. Потом съела то, что принесла ей старая хозяйка, несмотря на то что это был всего лишь жидкий бульон, в котором плавали несколько картофелин.

— Это далеко от моих обычных стандартов, но — война, ты же понимаешь, — сказала ей портниха, лукаво поблескивая глазами.

Лив рассмеялась.

— После того как я закончу твои платья, я буду в состоянии угостить тебя чем-нибудь получше, обещаю.

Покончив с едой, Лив почувствовала себя в тысячу раз лучше. Она поблагодарила пожилую хозяйку и вышла на улицу. Зимун сидел на грубо сколоченной скамейке, одной рукой швыряя в воздух маленькие синие диски, а другой сбивая их зелеными.

— Ты ждал меня все это время? — спросила его Лив.

Он выпустил еще один синий диск и разбил его в пыль с силой, гораздо большей, чем было необходимо.

— Ох, прости, я совсем про тебя забыла!

Упс, это прозвучало совсем не так, как ей хотелось.

— Это дерьмо сходит тебе с рук только потому, что ты красавица? — спросил Зимун. — Если так, лучше заканчивай с ним.

— Ты все время это повторяешь. Не пойму, то ли ты пытаешься сделать мне двусмысленный комплимент, то ли нанести идиотское односмысленное оскорбление.

Лив не была красавицей — и знала это. В лучшие дни ее, пожалуй, можно было назвать симпатичной. Те, кто пытался сказать большее, все чего-то от нее хотели.

Зимун поглядел так, словно готов был на нее наброситься, но в результате только дернул уголком рта.

— «Односмысленное»? Ты сама придумала это слово? — Впрочем, он уже улыбался.

— Я надеялась, что ты не заметишь. — Лив насупилась, чувствуя себя глупо. — Я думала, ты не извлекаешь синий, — быстро добавила она, чтобы сменить тему.

На его плаще и наручах было пять цветов, но среди них не было ни синего, ни сверхфиолетового.

— Пока что нет, — отозвался Зимун.

Он сотворил еще один диск. Лив видела, что цвет слишком блеклый; и действительно, не прошло и пары секунд, как диск рассыпался в крошку и исчез.

— Надеюсь, со временем у меня начнет получаться. Он так ко мне близок, что это просто невыносимо! У синего ведь масса применений. Кроме того, хотя быть пятицветным, конечно, довольно мило, но я не могу не мечтать о том, что стану полихромом полного спектра.

Он говорил о способности извлекать все семь цветов практически в тех же выражениях, какие использовала сама Лив несколько месяцев назад, говоря о том, что хотела бы признания своего второго цвета. «Нам никогда не бывает достаточно, не так ли? Всегда найдется кто-то лучше тебя».