* * *

Налив себе рюмку «Грей гус» (початая бутыль осталась в морозилке со дня моего отъезда в августе), тянусь к выключателю, чтобы зажечь свет на балконе, но передумываю и медленно смещаюсь в тень балконного козырька. На углу Элевадо и Дохини стоит синий джип. За его стеклами угадывается мерцание мобильного телефона. Свободная от рюмки рука непроизвольно сжимается в кулак. Смотрю на джип, и меня охватывает страх. Короткая вспышка света: кто-то прикурил сигарету. За спиной звонит телефон. Не подхожу.

* * *

Я дал уговорить себя вернуться в Лос-Анджелес из-за кастинга на фильм «Слушатели». Продюсер, предложивший мне переработать этот трудноэкранизируемый роман в сценарий, так загорелся, когда я придумал ход, что немедленно нанял энергичного режиссера, и втроем мы всё быстренько написали (правда, чуть не рассорились при заключении контракта, ибо мой адвокат потребовал для меня копродюсерских прав). Актеров на возрастные роли уже нашли, но с молодыми все было не так очевидно, и режиссер и продюсер заявили, что я тоже должен участвовать в отборе. Но кастинг — формальный повод для моего приезда. На самом деле я просто ухватился за возможность сбежать из Нью-Йорка от всех потрясений той осени.

* * *

В кармане вибрирует мобильник. Смотрю с любопытством. СМС от Джулиана, с которым мы не общались уже больше года. «Когда прилетаешь? Уже здесь? Повидаемся?» В ту же секунду звонит городской. Перехожу в кухню и смотрю на определитель номера. «АБОНЕНТ НЕИЗВЕСТЕН. НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН». После четырех звонков телефон умолкает. Снова поворачиваюсь к окну: дымка сгущается, наползая на город, обволакивая дома.

* * *

Иду в кабинет, свет не включаю. Проверяю почту во всех ящиках: напоминание про обед с немцами, финансирующими проект; очередное совещание у режиссера; мой агент умоляет, чтобы я не затягивал с пилотом для «Сони»; пара молодых актеров спрашивают про кастинг в «Слушатели»; россыпь приглашений на рождественские вечеринки; тренер из «Эквинокса» [Сеть элитных спортивных залов по всей Америке.] узнал от кого-то из посетителей, что я в городе, и предлагает возобновить занятия. Чтобы заснуть, принимаю две таблетки амбиена [Снотворный препарат, отпускающийся только по рецепту.] — водки явно недостаточно. Когда перемещаюсь в спальню и выглядываю в окно, джип отъезжает, сигналя фарами, поворачивает на Дохини и мчит по направлению к бульвару Сансет; в шкафу осталось несколько вещей девушки, успевший обжиться здесь прошлым летом, — мне по-прежнему больно представлять ее в чужих объятьях. Очередное СМС от Лори: «Но я тебе еще нужна?» В квартире неподалеку от Юнион-сквер в Нью-Йорке почти четыре утра [По времени Нью-Йорк на три часа «опережает» Лос-Анджелес.]. Сколько народу выкосило в прошлом году: случайная передозировка, автокатастрофа в Ист-Хэмптоне, внезапная болезнь. Люди просто исчезли. Я засыпаю под музыку, доносящуюся из «Аббатства»: сквозь неровный гомон гейбара прорывается песня из прошлого «Hungry Like the Wolf» [«Голоден как волк» — песня группы Duran Duran с альбома «Rio» (1982), их первый американский хит.], ненадолго превращая меня одновременно и в юношу, и в старика. Печаль разлита повсюду.

* * *

Вечером следующего дня я на премьере в «Китайском театре» [«Китайский театр Граумана» — кинотеатр на бульваре Голливуд, построенный в 1927 г. импресарио Сидом Грауманом; в нем традиционно проходят важные премьеры, перед ним расположена знаменитая «Аллея славы» с отпечатками рук или ног кинозвезд.]: очередная сага про столкновение добра со злом — завязка добротная, а конец провисает, что лишь разжигает предоскаровские аппетиты студии (в сущности, кампания по скупке наград уже начата); я тут с режиссером и продюсером «Слушателей»; в общем потоке мы медленно дрейфуем через Голливудский бульвар на постпремьерную вечеринку в отеле «Рузвельт» [Отель «Рузвельт» открылся в 1927 г. Известен, прежде всего, тем, что в нем проходила первая церемония вручения премии «Оскар».], где вход плотно облеплен папарацци, и я немедленно заказываю выпивку, продюсер исчезает в уборной, а режиссер, стоя рядом со мной у барной стойки, говорит по телефону с женой, которая звонит из Австралии. Когда глаза привыкают к полутьме, я начинаю улыбаться в ответ на улыбки незнакомых людей, и страх возвращается, всходит, как на дрожжах, постепенно заполняя собой все пространство: он в грядущем успехе только что виденного фильма, в вопросах молодых актеров о возможных ролях в «Слушателях», в СМС, которые они посылают, отступая во мглу похожего на грот фойе (только лица продолжают мерцать, подсвеченные экранами мобильников), в напыленных загарах и выбеленных зубах. «Последние четыре месяца я был в Нью-Йорке», — повторяю, как мантру, с присохшей к губам улыбкой. Наконец из-за рождественской елки выныривает продюсер со словами: «Сваливаем отсюда» — и приглашает на пару вечеринок на холмах, а Лори бомбардирует СМС из Нью-Йорка («Эй. Ты»), и я не могу отделаться от ощущения, что кто-то в этой комнате за мной следит. Автоматная очередь фотовспышек заставляет отвлечься, но ползучий страх возвращается вместе с внезапно возникшей уверенностью: тот, кто находился вчера вечером в синем джипе, сейчас в толпе.

Летим в продюсерском «порше» на первую из двух вечеринок, упомянутых Марком, — сначала на запад по бульвару Сансет, потом по Дохини; режиссер мчит следом на черном «ягуаре»; миновав «птичьи» улицы [Район Беверли-Хиллз, где все улицы носят названия птиц.], подкатываем к парковщику. Стою у барной стойки, окруженной наряженными елочками в горшках; притворяюсь, что слушаю модного молодого актера, бесконечно перечисляющего названия фильмов, в которых он будет сниматься в новом году; пьяно пялюсь на его сногсшибательную спутницу; из динамиков грохочут рождественские песни U2; несколько молодых парней в костюмах «Band of Outsiders» [Линия модной одежды дизайнера Скотта Штернберга.] на низком диванчике цвета слоновой кости по очереди втягивают кокаин со стеклянной поверхности длинного журнального столика, и, когда один из них предлагает мне присоединиться, я отказываюсь, хотя и тянет, но мне ли не знать, к чему это приведет. Продюсер поддал и рвется на вечеринку в Бель-Эйр; я тоже пьян и даю уговорить себя ехать с ним, несмотря на смутное ощущение, что и здесь кого-нибудь склею. У продюсера виды на другую вечеринку, там нужные люди, польза делу, статусное мероприятие; не вслушиваясь, я смотрю на парней, плавающих в подогретом бассейне (им от силы по восемнадцать), на девушек в стринг-бикини и на высоких каблуках, разгуливающих вокруг джакузи, словно ожившие статуи, мозаика молодости — мир, где меня больше нет.

* * *

В особняке на вершине холма в Бель-Эйр продюсер куда-то растворяется, а я перехожу из комнаты в комнату, пока не натыкаюсь на Трента Берроуза, отчего теряю ощущение реальности и больше не чувствую себя своим на этом празднике жизни, а потом ясно осознаю, что попал в дом Трента и Блэр. Поскольку изменить ничего нельзя, остается надраться. Благо что не за рулем. Трент стоит с кастинг-менеджером и двумя агентами — все геи, но один обручен с женщиной, а двое других скрывают. Я знаю, что Трент спит с агентом помоложе (блондин с неестественно белыми зубами, безупречный красавец, но начисто лишен шарма). Тренту Берроузу мне сказать нечего, но окончательно убеждаюсь в этом, произнося: «Последние четыре месяца я был в Нью-Йорке». Рождественская мелодия в стиле нью-эйдж не способствует сближению. Внезапно я уже ни в чем не уверен.

Трент смотрит на меня, кивая, слегка озадаченный моим появлением. Теперь его очередь говорить.

— Тебя можно поздравить со «Слушателями». Все-таки запускают.

— Похоже на то.

Сдвинув диалог с мертвой точки, мы обращаемся к сомнительной теме нашего условно общего знакомого по имени Келли.

— Келли пропал, — говорит Трент, вдруг становясь серьезным. — Ты что-нибудь слышал?

— Надо же! — машинально восклицаю, но вовремя спохватываюсь. — Подожди, как пропал?

— Очень просто. Как пропадают? Его никто не может найти.

Пауза.

— Каким образом?

— Поехал в Палм-Спрингс, — говорит Трент. — Не исключено, что подцепил кого-то в Сети.

Трент ждет реакции. Я смотрю, не мигая. Потом понижаю голос:

— Странная история. За ним такое водилось?

Словно убедившись в чем-то, Трент не в силах скрыть отвращения.

— Водилось? Нет, Клэй, ничего «такого» за ним не водилось.

— Трент…

Трент отходит, бросая через плечо:

— Его, скорее всего, убили, Клэй.

* * *

На веранде с видом на громадный, обсаженный пальмами бассейн (стволы пальм увиты гирляндами белых лампочек, и бассейн тоже с подсветкой) я курю сигарету, пробегая глазами очередное СМС от Джулиана. Боковым зрением фиксирую тень, медленно отделяющуюся от темноты, отрываюсь от телефона, и это такой киношный момент (ее красота и моя реакция), что я невольно начинаю смеяться, а она стоит и смотрит с улыбкой, то ли слегка под кайфом, то ли пьяная в стельку. Таких девиц я обычно побаиваюсь, но эта меня не пугает. Блондинка с простоватым лицом; красота, типичная для среднезападных штатов, сугубо американская — не в моем вкусе. Безусловно, актриса (девочки с равнин в Калифорнию с другой целью не приезжают), стоит и разглядывает меня, точно бросая вызов. Я его принимаю. Спрашиваю, чуть подаваясь вперед:

— Девочка, хочешь сниматься в кино?

Она по-прежнему улыбается:

— А что? У вас для меня есть роль?

Но в следующий миг улыбка застывает и гаснет, и взгляд устремлен не на меня, а поверх.

Я оборачиваюсь, щурясь на приближающуюся женскую фигуру: яркий свет за стеклами веранды мешает ее разглядеть.

Когда поворачиваюсь обратно, девушка удаляется, гибкий силуэт невесомо парит в мерцающем свете бассейна, из темноты доносится плеск фонтана, секунда — и ее больше нет.

— Кто это? — спрашивает Блэр.

— С Рождеством.

— Зачем ты здесь?

— Пригласили.

— Неправда. Никто тебя не приглашал.

— Друзья привезли.

— Друзья? Поздравляю.

— С Рождеством. — Больше мне сказать нечего.

— С кем ты сейчас разговаривал?

Я отворачиваюсь и смотрю в темноту.

— Не знаю.

Блэр вздыхает.

— Я думала, ты в Нью-Йорке.

— То там, то тут.

Молчит. Вглядывается в меня.

— Да, — говорю. И потом: — Ты все еще счастлива с Трентом?

— Зачем ты здесь? С кем ты?

— Я не знал, что мы едем к вам, — говорю, отводя глаза. — Прости.

— Почему ты никогда не знаешь самых важных вещей?

— Потому что ты уже два года со мной не разговариваешь.

* * *

В следующем СМС Джулиан сообщает, что ждет меня в «Поло-паундж» [Бар в отеле «Беверли-Хиллз», известный тем, что там всегда можно встретить какую-нибудь голливудскую знаменитость.]. Домой неохота, и я прошу продюсера высадить меня у отеля «Беверли-Хиллз». На открытой террасе за столиком возле лампы для обогрева сидит Джулиан; голова опущена, на лице мерцающий отблеск — строчит СМС. Отправляет, видит меня и улыбается. Не успеваю сесть, как появляется официант, и я прошу «Бельведер» со льдом. Вопросительно смотрю на Джулиана, он постукивает пальцем по бутылке воды «Фиджи» (я заметил ее, но не придал значения) и говорит: «Мне не надо».

Выдерживаю паузу, переваривая услышанное.

— Потому что… ты за рулем?

— Нет, — говорит он. — Я уже больше года в завязке.

— Неслабо.

Джулиан смотрит на свой телефон, потом опять на меня.

— И как? — спрашиваю.

— Трудно. — Он пожимает плечами.

— Но жизнь стала краше?

— Клэй…

— Здесь курят?

Официант приносит бокал с водкой.

— Как премьера? — спрашивает Джулиан.

— Ни одной живой души.

Я вздыхаю, разглядывая бокал.

— Надолго сюда?

— Пока не знаю.

Он заходит на второй круг.

— Что со «Слушателями»? — спрашивает с неожиданным интересом, пытаясь втянуть меня в разговор.

Сверлю его взглядом, отвечаю уклончиво:

— Вроде, сдвинулось. Ищем актеров, — выдерживаю длинную паузу, залпом осушаю бокал, закуриваю. — Продюсер и режиссер почему-то решили, что сами не справятся. Вытащили меня. Творцы, — делаю глубокую затяжку. — Бред, в общем.

— А по-моему, не бред, — говорит Джулиан. — Значит, с тобой считаются, — останавливается, словно ища слова. — Я бы к этому так легкомысленно не относился. Ты же еще и продюсер, а значит…

Не дослушав, перебиваю:

— Тебе-то что с этого?

— Ничего, просто большое дело…

— Какое дело, Джулиан? — говорю я. — Что тебе с этого? Обычный фильм.

— Для тебя, может, и обычный.

— В смысле?

— А для кого-то необычный, — говорит Джулиан. — Для кого-то это шанс.

— Вон оно что. Давно с вампирами не общался?

В зале ресторана пианист играет джазовые импровизации на тему рождественских гимнов. Концентрируюсь на них. Я уже в отключке. В мертвой зоне, из которой меня не выманить до утра.

— Как там дела у твоей девушки? — спрашивает он.

— У Лори? В Нью-Йорке?

— Нет, той, что здесь была. Прошлым летом, — выдерживает паузу. — Актрисы.

Надо бы потянуть, но не получается. Бросаю буднично:

— Меган.

— Меган, — повторяет он, точно припоминая имя. — Вот-вот.

— Понятия не имею.

Я поднимаю бокал и встряхиваю лед.

Взгляд Джулиана невинен, брови слегка на взлете. Не иначе чем-нибудь сейчас огорошит. Вдруг понимаю, что однажды на этой террасе, за этим же столиком, я сидел с Блэр — так давно, что, кажется, в другой жизни, о чем вряд ли бы вспомнил, если бы мы не встретились с ней сегодня.

— Опять уходим от темы, Джулиан, — говорю со вздохом. — Пойдешь на третий заход?

— Слушай, тебя тут давно не было…

— Почему ты вообще о ней спрашиваешь? — говорю, свирепея. — Мы тогда не общались.

— Ты чего? — удивляется он. — Мы виделись прошлым летом.

— Кто тебе сказал про Меган Рейнольдс?

— Не помню. Кто-то. Что ты ей помогаешь… протежируешь…

— Я ее дрючил, Джулиан.

— А она сказала, что…

— Плевать, что она сказала, — встаю. — Все вранье.

— Сядь, — вкрадчиво говорит он. — Не вранье, а шифр.

— Вранье! — рычу, вдавливая окурок в пепельницу.

— Просто особый язык, который надо освоить, — говорит он. И потом заботливо: — Сядь и закажи кофе — бодрит. — Пауза. — Чего ты злишься?

— Я пошел, Джулиан. — И действительно начинаю двигаться к выходу. — Как обычно, пустая трата времени.

Синий джип следует за мной от отеля «Беверли-Хиллз» до того места, где я выхожу из такси напротив комплекса «Дохини-Плаза».

* * *

За семь часов моего отсутствия в квартире произошли неуловимые изменения. Звоню консьержу, стоя над письменным столом в кабинете. Компьютер включен. Уходя, я его выключил. Смотрю на стопку бумаг рядом с монитором. Когда консьерж берет трубку, смотрю на нож для вскрытия конвертов, лежащий поверх стопки. Уходя, я убрал его в верхний ящик стола. Разъединяюсь, ничего не сказав консьержу. Иду по квартире, спрашивая: «Кто здесь?» Наклоняюсь над кроватью в спальне. Провожу рукой по покрывалу. Чужой запах. В третий раз проверяю дверь. Заперта. Долго (слишком долго) смотрю на елку в гостиной, затем иду по коридору к лифту и спускаюсь в холл.

* * *

Ночной консьерж сидит за стойкой в холл — освещение приглушено. Иду к нему, не совсем понимая зачем. Он отрывает взгляд от портативного телевизора.

— Ко мне никто не заходил? — спрашиваю. — Вечером? Пока меня не было?

Консьерж просматривает журнал записи посещений.

— Нет. А что?

— Похоже, кто-то у меня побывал.

— В каком смысле? — уточняет консьерж. — Я не понимаю.

— Мне кажется, что в мое отсутствие кто-то поднимался в квартиру.

— Я здесь неотлучно, — говорит консьерж. — К вам никто не поднимался.

Стою с идиотским видом. Слушаю рокот вертолета, пролетающего над зданием.

— Да и как бы он поднялся: лифт без ключа не открывается, а ключ у меня, — говорит консьерж. — И Бобби вон снаружи дежурит. — Кивок в сторону охранника, привалившегося к косяку у подъезда. — Вы уверены, что вам не показалось? — В голосе появляется усмешка. Видно, только сейчас заметил, что я нетрезв. — Может, глюк? — подмигивает.

«Не заводись, — приказываю себе. — Забудь. Спусти на тормозах. Иначе такое начнется…»

— Вещи переставлены, — бурчу. — Компьютер включен…

— Что-нибудь пропало? — спрашивает консьерж, теперь уже откровенно паясничая. — Хотите, чтобы я вызвал полицию?

Бросаю сдержанно:

— Нет, — и потом тверже: — Нет.

— Такая спокойная ночь.

— Ммм, — мычу я, ретируясь к лифту. — Вот и прекрасно.

* * *

Актриса, проходившая утром кастинг, соглашается составить мне компанию на ланч в «Comme ?а» [Популярный ресторан французской кухни в Уэст-Голливуде.]. Стоит ей появиться в лофте нашего кастинг-директора в Калвер-Сити, как я ощущаю исходящую от нее угрозу, отчего голова идет кругом, вытесняя страх, что позволяет выглядеть скучающим и расслабленным. Ко мне не обращался ни ее агент, ни представляющая ее компания — я не знаю, чья она протеже (если б знал, все было бы иначе). Изначальную неловкость преодолели, но напряжение все равно остается. Она потягивает шампанское; на мне темные очки; она то и дело поправляет прическу, уклончиво рассказывая о своей жизни. Живет в Елисейском Парке [Один из ближних пригородов Лос-Анджелеса.]. Работает метрдотелем в «Формоза-кафе» [Бар и ресторан на бульваре Санта-Моника в Уэст-Голливуде. В прошлом — центр притяжения голливудских звезд, ныне больше притягивает туристов.]. Откидываюсь на спинку стула, пока она отвечает на СМС. Заметив это, извиняется. Без жеманства, но очень продуманно. Она из породы тех, кто ничего не делает просто так.

— Какие планы на Рождество? — спрашиваю.

— Родители.

— Что-то некреативно.

— Как есть, — смотрит на меня с легкой усмешкой. — А что?

Пожимаю плечами:

— Ничего. Просто интересуюсь.

Снова поправляет прическу: волосы светлые, с химической завивкой. Когда промакивает губы, на салфетке остается бледный след от помады. Небрежно рассказываю про вчерашние вечеринки. Актриса под впечатлением, особенно при упоминании первой. Говорит, что туда ходили ее друзья. Говорит, что и сама собиралась, но не смогла из-за работы. Называет имя модного молодого актера и спрашивает, был ли он там. Когда говорю, что был, выражение лица выдает ее с потрохами. Тушуется.

— Извините, — говорит. — Он идиот.

Потом добавляет, что половина гостей на вечеринке — фрики; упоминает наркотик, название которого мне незнакомо; рассказывает страшилку, в которой фигурируют лыжные маски, зомби, фургон, цепи и некая тайная секта; спрашивает про латинос, исчезнувшую в пустыне. Называет имя не известной мне актрисы. Я концентрируюсь, цепляясь за свое первое впечатление, боясь разрушить иллюзию. Речь почему-то заходит о фильме «Личины» по моему сценарию. И тут пазл складывается: она для того и спросила про модного молодого актера со сногсшибательной спутницей, которую я практически изнасиловал взглядом, чтобы перевести разговор на фильм «Личины»: у него там была небольшая роль. «Не стоит об этом». Смотрю на машины, проезжающие по Мелроуз. «Я там недолго пробыл — меня ждали на другой вечеринке». И вдруг вспоминаю блондинку, выступающую из темноты в Бель-Эйр. Странно, что до сих пор ее помню, что этот кадр по-прежнему перед глазами.

— Как вам кажется, проба прошла удачно? — спрашивает актриса.