Глава 9

— Получается, память мне стерла наставница? — прямо спросила я у Дитриха, когда мы покинули квартиру его знакомого менталиста. — Но я не знала, чтобы она таким увлекалась. Впрочем, я и о ее занятиях запрещенной магией не знала, если таковые были.

Даже сейчас у меня оставались сомнения в причастности иноры Вернер. Предположим, в нашем разговоре было что-то, из-за чего мне убрали воспоминания. Но ведь других стираний не было, а не заметить что-то при условии, что я несколько лет очень близко с ней общалась, довольно сложно. Возможно, конечно, причиной была моя ненаблюдательность…

— Мне тоже не удалось найти никаких упоминаний о ее способностях к менталу, — ответил Дитрих. — Правда, это не значит, что их не было. Такие вещи тщательно скрываются. По разным причинам, не всегда криминальным. Жаль, что не удалось восстановить весь ваш разговор, возможно, тогда было бы понятно, из-за чего его потребовалось убирать. У вас есть какие-то соображения?

— Нет, — без тени колебания ответила я. — Судя по тем обрывкам, что всплыли, разговор шел о моем дипломе. Что такого криминального там могло быть, ума не приложу.

— Может, дело не в разговоре? — предположил Дитрих. — Увидели что-то?

— Может, — согласилась я. — Но теперь уже не узнать.

Да, я в этом окончательно уверилась. Если уж даже специалисту Дитриха не удалось восстановить больше, то узнать, что же там такого было, мне не суждено никогда. Было ужасно грустно, словно у меня украли кусок жизни, который никак не вернуть. И пусть, как мне говорили, он был для меня совсем не важен, если я даже не заметила, как его убрали, но это была моя жизнь. Так какого орка ею распорядился кто-то посторонний?

— Линда, не грустите.

— Я не грущу, я злюсь, — пояснила я. — Мне не нравится, ужасно не нравится, что кто-то влез без моего разрешения ко мне в голову и стал там все перекраивать по своему желанию. Это я не только про стирание. И про то, что что-то пытались поменять.

— В любом случае теперь все изменения ушли, — ответил Дитрих. — У вас есть защитный артефакт, а значит, больше никто к вам в голову не полезет. Во всяком случае, так, чтобы вы об этом не узнали.

— Но причина-то неизвестна, — возразила я. — И это меня тревожит, понимаете, Дитрих? Я не знаю, кто это делал, и начинаю подозревать всех. И Эмми, и Штефана, и свою умершую наставницу, и… даже вас, Дитрих, вас я тоже подозреваю, чего уж скрывать.

Он рассмеялся. Немного приглушенным, но таким заразительным смехом, что я невольно начала улыбаться, хоть и чувствовала себя необычайно глупо. Мне не нравилась ситуация, в которой я сейчас находилась, и не нравилось, что я никак не могу на нее повлиять. За то время, что уехала из дома, я привыкла, что моя жизнь зависит только от меня.

— Подозреваете, что я забыл про ужин? — уточнил Дитрих. — Не надейтесь. Как вы, кстати, себя чувствуете? Тошнота прошла?

— Ее почти не было, — пояснила я. — Даже странно, если учесть, как плохо мне было после сканирования в Сыске.

— Во-первых, с вами работал Карл, а он умеет делать все очень бережно, — пояснил Дитрих. — А во‐вторых, в Сыске скорее всего старались вытащить воспоминание так, чтобы оно у вас не восстановилось. Вот и…

Мы шли по улице размеренным шагом бесцельно прогуливающихся людей, и мне подумалось, что сейчас мы стороннему наблюдателю напоминаем обычную парочку, болтающую о всяких глупостях, хотя речь шла о вещах довольно серьезных. Наверное, это и есть та самая «конспирация»?

— Вот довольно приличное заведение, — неожиданно сказал Дитрих, остановившись перед входом в полуподвальное помещение, над которым весело плясала в воздухе фантомная вывеска ресторана «Гаэррский плющ». В нем я не была ни разу. Со Штефаном мы часто ходили по разным местам, но все они относились к модным заведениям, в которых могли позволить себе ужин только обеспеченные люди. Штефан… Имеет ли он отношение к тому, что случилось в моей голове? Или я разлюбила его потому… потому что никогда не любила, честно призналась я себе. Мне льстили его ухаживания и настойчивость, льстило, что Эмми, да и не только она так восхищаются моим поклонником. Но сильного чувства не было никогда.

— Почему плющ? — спросила я Дитриха. — Здесь подают только растительную пищу?

— Обижаете, Линда. — Он аж передернулся от возмущения. — Стал бы я приглашать девушку туда, где нет мяса?

— Так для конспирации же, — напомнила я.

— Даже для конспирации не готов пойти на такую жертву, — чуть обиженно ответил он. — Всему должен быть предел. Незачем над собой издеваться без особой необходимости. Нет, с едой здесь все хорошо, вот увидите. У них такая фирменная отбивная! Ммм… — Он мечтательно поднял глаза, уперся взглядом в потолок и посмотрел теперь уже на меня. — Попробуете, поймете.

Отбивная действительно оказалась хороша. Сочная, благоухающая не только ароматом жареного мяса, но и специй, удачно подобранных местным поваром, она доказала, что Дитрих не зря вспоминал о ней с таким восхищением. Интересно, как многих он приводил сюда насладиться местной кухней? Неожиданно мне стало неприятно от мысли, что я с ним сюда пришла не первая и не последняя. Пришлось себе напомнить, что Дитрих — мой работодатель. Кого он сюда приводил и зачем, меня совершенно не касается.

— У вас так выражение лица изменилось, — заметил Дитрих. — Неужели что-то вспомнили?

— Нет, просто подумала о неприятных вещах, — несколько резко ответила я, пытаясь подчеркнуть своим тоном, что они, эти вещи, его тоже не касаются.

— Не надо думать о неприятных вещах, — наставительно заметил он. — И вообще, такие мысли лучше заедать. Определились с десертом?

— Спасибо, но он будет уже лишним, — ответила я.

От десерта я отказалась не столько потому, что наелась, но и потому, что мне хотелось поскорее остаться в одиночестве, дойти до дома, закрыться и обдумать все, что сегодня узнала. Вопрос, кто же стер мне память и зачем, так и остался нерешенным. Менталист Дитриха не прояснил его ни на самую малость.

— А с собой?

На удивление, Дитрих выглядел расстроенным, хоть и старался этого не показывать. Неужели он за десертом рассчитывал меня еще расспросить про мои сложные взаимоотношения с окружающими? Во время ужина мы говорили о чем угодно, только не о том, что меня тревожит. Наверное, хотел, чтобы я расслабилась, а он так неожиданно — бац — и вопрос о… Вопрос о чем? О чем он мог меня спросить? Я несколько недоумевающе на него посмотрела.

— Линда, я вам предлагаю заказать здесь что-нибудь вкусное, но забрать домой, — пояснил Дитрих, решивший, что мое недоумение относится к его вопросу.

— Мне сейчас ничего не хочется, — честно ответила я.

Думать еще о каких-то десертах было выше моих сил. Да и на самом деле десерта мне не хотелось. Хотелось, чтобы этот бесконечный день наконец закончился.

— Тогда я закажу на свой вкус.

Мы молчали. Я опустила голову и рассматривала салфетку. Она была не столь интересна, но нужно же себя чем-то занимать? Впрочем, делала это я не слишком долго.

— Что вы заказали? — вяло полюбопытствовала я, после того как Дитрих о чем-то пошептался с официантом.

— Дома узнаете.

— Как это дома? — невольно возмутилась я.

— Так это, — передразнил меня Дитрих. — Вам же сейчас ничего не хочется.

Сейчас мне опять чего-то захотелось. А именно — стукнуть этого типа чем-то тяжелым. Мне и так плохо, а он еще издевается! Как назло ничего подходящего под рукой не было, даже папочку со списком блюд унесли, да и была она слишком тоненькой, чтобы удовлетворить мое чувство мести в случае удачного попадания. До сих пор никто не вызывал у меня столь сильных чувств. Наверное, день выдался на редкость неудачный.

— О, глазки заблестели, — удовлетворенно сказал Дитрих. — Все же любопытство — главная движущая женская сила.

— Надеюсь, дальше нам в целях конспирации не придется нарезать круги по Гаэрре? — холодно ответила я. — На это моего любопытства не хватит.

— Так естественно. Оно вас потянет прямиком домой, чтобы вы смогли узнать, что же в этой коробочке. — Дитрих кивнул на подходящего с торжественным видом официанта, в руках которого действительно была картонная коробочка безо всяких опознавательных знаков, но перевязанная веселой оранжевой ленточкой с пышным бантом сверху.

— Сами понесете? — мстительно спросила я. — Бантик, несомненно, вам пойдет.

Я не понимала, что со мной творится. Хотелось безостановочно язвить, задевать своего спутника, чтобы он… Чтобы он что? Решил, что я достойна жалости и отвел меня к целителю, занимающемуся проблемами душевного здоровья? Нет, нужно держать себя в руках. Дитрих не виноват в моих проблемах, пусть мне временами и кажется, что он — совсем не случайное лицо в моей жизни.

— Предлагаете носить вам тортики как можно чаще? — не растерялся он. — Я подумаю над вашим предложением. Честно говоря, для одинокого мага по особым поручениям оно довольно заманчиво.

— Желаете лично охранять меня от возможных покушений? — отшутилась я.

— Так вы же дали отставку Эггеру, и вас теперь охранять некому. А у меня не так много секретарей, чтобы их судьба меня не волновала.

Дитрих невозмутимо придерживал одной рукой меня, второй — эту злополучную коробку, которая вылилась в столь странный разговор.

— Вы мне выдали ценный артефакт, — напомнила я.

— Ах да, он тоже нуждается в охране. — Дитрих мне подмигнул. — Не волнуйтесь, на его охрану меня тоже хватит.

— Извините, — я потерла виски, — со мной происходит что-то странное.

— Линда, выспитесь, и все в норму придет, не переживайте. Это издержки работы менталиста. Вам просто нужен отдых, — серьезно ответил он мне. — Но не мог же я сразу отвести вас домой? Вы бы легли спать на голодный желудок, и вам снились бы плохие сны.

— Они мне и без этого будут сниться, — вздохнула я. — Давайте ваш десерт.

— Нет уж, обещал донести — донесу. Вдруг потеряете по дороге. Или сами потеряетесь.

У меня на кончике языка опять завертелся едкий ответ, но я его прикусила. Нечего моему плохому состоянию портить мои отношения с единственным работодателем. А то потерпит раз-другой, да и останусь я опять без работы. Кому понравится, когда ему постоянно хамят и пытаются чем-то стукнуть? И это в ответ на проявление заботы. До моего дома недалеко, дойду и с прикушенным языком, чтобы не забыться и не ляпнуть опять что-то неподходящее. Но о своем решении я пожалела, лишь только мы подошли к дому. Потому что при виде Штефана, невозмутимо дожидавшегося меня у подъезда, зубы сомкнулись, я еле успела отдернуть язык, а то бы прокусила до крови, не меньше.

— Линда, где ты ходишь? Я тебя уже больше часа жду.

Штефан демонстративно не заметил Дитриха и попытался опять мне вручить принесенный букет. Как ни странно, букет был не вчерашний, с которым неудачливый жених так и ушел.

— Зачем ты меня ждешь?

— Мы вчера не договорили. Твоя наглая подруга не дала нам такой возможности.

— Я вчера сказала тебе все, что хотела. Другого от меня ты не услышишь.

— И все же, дорогая, удели мне время. Нам есть о чем поговорить. Серьезно поговорить. И без свидетелей.

Казалось бы, его слова должны были меня заинтриговать, но я внезапно поняла, что все, что может сказать Штефан, для меня намного менее интересно, чем то, что находится в коробке у Дитриха в руках. А если мне неинтересно, то к чему этот бессмысленный разговор? Наверное, Дитрих прав, и любопытство — действительно женская движущая сила, но сейчас оно властно тянуло меня в сторону от Штефана.

— Извини, Штефан, но нет, — твердо сказала я. — У меня другие планы на этот вечер. И на то время, на которое ты претендуешь.

Конец ознакомительного фрагмента