— Да, спасибо.

Когда они отъехали, Аннализа последовала совету и взяла жвачку. Ей стало лучше, и вместе с прояснившимся сознанием нахлынул стыд. Отец вел себя точно так же, и маму воротило от такого поведения. Что бы подумала про нее Джеки Бертон?

Томас не мешал ее размышлениям, негромко подпевая песне Doors Tell All The People, игравшей по радио. Справа показалась автозаправка «Тексако», и он свернул с дороги.

— Я куплю лимонад и какую-нибудь еду. Чего тебе хочется?

— Мне все равно. Спасибо. — У Аннализы до сих пор не укладывалось в голове, как она могла быть такой идиоткой. Да еще задирала нос, когда парень просто пытался ей помочь.

Томас принес два коричневых пакета и, сев в машину, открыл первый.

— Выбирай — имбирный эль или кока-кола.

Аннализа взяла эль и сделала большой глоток. Ее благодарность росла с каждой минутой.

— С едой сложнее, — роясь в пакете, сообщил он. — Я не знал, что тебе подойдет, поэтому взял два рыбных хот-дога — один с кетчупом и один с горчицей. Если для твоего желудка это перебор, есть еще крекеры, сушки и печенье с кремом. Бери что хочешь.

— Ну ты даешь! — не выдержав, рассмеялась Аннализа.

— А ты как думала? Доставка первым классом прямиком в Пейтон-Миллз, — улыбнулся Томас. — Так что ты выбираешь?

— Пока обойдусь крекерами. Спасибо! — Кажется, кроме Нино в природе существуют и другие хорошие парни.

Томас распечатал упаковку и передал ей.

После того как они отъехали от заправки и Аннализа поела крекеров, она ожила еще больше. Допив остатки эля, девушка поставила бутылку под ноги.

— Как дела у твоей сестры? — спросила она.

После вечернего разговора возле старшей школы Давенпорта Аннализа не раз вспоминала о той одинокой девочке.

— Спасибо, в целом ничего, — краем глаза посмотрев на Аннализу, ответил Томас. — Честно говоря, я должен кое в чем признаться. Я пришел на концерт как раз из-за Эммы.

— При чем тут Эмма? — удивленно взглянула на Томаса Аннализа.

— Мы и так туда собирались, — объяснил Томас, — но, когда Эмма сказала, что ты тоже идешь, у меня появился еще один повод.

— Значит, она сдала меня с потрохами? — пошутила Аннализа, мечтая, чтобы туман в голове развеялся. — А я-то думала, мы союзники.

Томас отхлебнул кока-колы.

— Можно сказать и так. Ты сильно приглянулась сестре, а это о многом говорит. Она мало кого любит. Поэтому она и подсказала, где тебя искать. По ее словам, мне повезет, если мы когда-нибудь проведем время вместе.

Тут Эмма была права. Только замечание, возможно, было не по адресу, учитывая, что после сегодняшнего приступа подросткового бунта во рту у Аннализы до сих пор стоял привкус рвоты.

Аннализа посмотрела на мелькающие мимо деревья.

— Передай, что я на нее сержусь. — Хотя девушка еще не совсем пришла в себя, она с удивлением поняла, что ей нравится болтать с Томасом, и теперь не знала, что и думать. Тут как раз пригодился бы совет матери. Nonna всем была хороша, только не умела обсуждать девчоночьи вопросы.

— Обязательно, — уверенно усмехнулся Томас.

Интересно, ему хоть раз разбивали сердце? Очень сомнительно. Наверняка друзья зовут это ходячее обаяние не иначе как Вашим Сиятельством.

Томас напевал какой-то мотивчик; шоссе вытягивалось под колесами машины смазанной полосой.

— А что ты обычно слушаешь? — спросил он. — Есть самое любимое, на все времена? Погоди-ка, дай угадаю… Думаю, тебе нравится музыка в стиле Motown. Есть в тебе что-то от любителей ретро. — Тут он поправился: — Ах да, Эмма же говорила. Тебе вроде бы нравится Элвис?

Аннализа скрестила руки на груди и повернулась к Томасу.

— Сестра что, шпионит на тебя? А я-то думала, мы с ней друзья. И чем тебе не угодил Элвис?

Он на секунду встретился с ней глазами и опять перевел взгляд на дорогу.

— Да всем угодил… просто это уже вчерашний день.

Аннализа откинулась в кресле.

— Да, угадал, я люблю ретро. Может, все дело в ностальгии — меня приучила к Элвису мама.

Аннализа мысленно вернулась в те дни, когда отец был на работе, а они с мамой наводили порядок и слушали His Hand in Mine и G. I. Blues. В детстве случалось не только плохое, и Аннализа бережно хранила приятные воспоминания.

Томас стал расспрашивать дальше, и девушка рассказала кое-что о своей семье, поделилась планами уехать из Пейтон-Миллза и стать художницей. Томас заслужил каплю расположения и откровенности, ведь на концерте он не только оправдал себя в глазах Аннализы, но даже спас ее, если уж говорить начистоту. И надо признать, с ним было не скучно разговаривать: похоже, он искренне интересовался ее жизнью.

— Всю жизнь я мечтаю стать профессиональной художницей, как и моя мама, — поделилась она. — Но ей пришлось отказаться от своей мечты и заниматься семьей и домом. — Аннализа не упомянула, что мама не смогла зарабатывать кистью и красками по вине отца. Это он заставил ее бросить работу и сидеть дома.

Ловко переключая передачи и выжимая педаль сцепления, Томас обогнал по соседней полосе неповоротливый грузовик.

— А мама рисовала так же хорошо, как и ты?

— Куда лучше, — заверила Аннализа, разглядывая его выразительный профиль. Томас и правда красавчик. — Мама напоминала Джеки. За что бы она ни бралась — все превращалось в чистое золото. Она читала журналы моды и сама шила наряды. Друзья упрашивали ее что-нибудь им сшить. А как она рисовала… — Аннализа замолчала, погрузившись в воспоминания.

Томас оглянулся, ожидая продолжения.

— Мама владела определенной техникой в написании натюрмортов. Это проявлялось в выборе композиции, красок, наложении теней. — Вспомнив слова Джеки Бертон о собственном голосе в искусстве, Аннализа добавила: — У нее был ярко выраженный стиль, который ни с чем не перепутаешь. А этого не так легко добиться.

— Не сомневаюсь, — ответил Томас. — Вот бы взглянуть на ее работы.

— У нас осталась всего пара картин, — с сожалением призналась Аннализа.

Ее вдруг накрыла тоска по матери, смешанная с удивлением — почему она так разоткровенничалась, да еще, можно сказать, с незнакомцем?

Аннализа потянулась к сетке за жвачкой и задела рукой Томаса, который как раз взялся за рычаг, переключая передачу. По руке словно пробежал электрический ток. Аннализа подняла глаза, и они с Томасом обменялись улыбками. Трудно было отрицать притяжение, возникшее между ними в замкнутом пространстве машины.

Не готовая к неожиданному ощущению близости, Аннализа посмотрела в окно и увидела справа дорожный знак, указывающий направление к Пейтон-Миллзу.

— А ты тоже рисуешь натюрморты?

Она покачала головой. Пора взять себя в руки, нечего распускать нюни.

— Нет, это совсем не мое. Как бы я ни любила маму, с натюрмортами я больше не дружу.

— А что тебе ближе?

— До сих пор не пойму, в том-то и загвоздка.

— Хоть я и не такой знаток живописи, как ты, но тоже не вижу ничего особенного в натюрмортах, — признался Томас и гнусавым голосом занудливого экскурсовода пробубнил: — Перед вами изображена ваза с фруктами. Оцените красоту этой картины!

Они дружно рассмеялись.

— Да, знаю. Натюрморты бывают скучными. Хотя мама знала к ним подход.

Томас обернулся и смотрел на Аннализу, пока они не встретились глазами.

— Выходит, ты сейчас в поиске? Ищешь, куда бы приложить таланты Аннализы Манкузо?

Ему не откажешь в проницательности.

— Поэтому я и хочу уехать отсюда. Взглянуть на мир хоть одним глазком… набраться впечатлений.

Томас вновь перестроился, обгоняя машину.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — чуть дольше прежнего задержав на Аннализе взгляд, признал он. — Раньше я не встречал художников, особенно таких целеустремленных. Когда-нибудь ты многого добьешься. Я еще в музее заметил, как серьезно ты относишься к живописи, да и сейчас это видно из нашего разговора. В общем, я всеми руками за.

Ближе к Миллзу Аннализа начала расспрашивать Томаса. Он рассказал, что после Вестона надеется поступить в Стоматологический колледж при Нью-Йоркском университете, хотя отец настаивает, чтобы он в будущем пошел работать в семейную юридическую фирму.

— У меня нет ни малейшего желания заседать в суде с утра до вечера, — сказал Томас. Он так много смотрел на Аннализу, что она опасалась, как бы они не съехали с шоссе. — Тем более я не хочу работать с отцом и дедом — у обоих просто кошмарный характер. Только и делают, что спорят. Я думаю, отчасти потому отец и приходит домой такой злой. Кто угодно слетит с катушек, если будет всю жизнь защищать в суде преступников.

Аннализа то и дело невольно поглядывала на Томаса. Неужели он и вправду такой хороший парень, каким кажется?

— А твоя сестра не хочет работать в фирме?

Томас отчаянно замотал головой. Аннализа испугалась, как бы он не свернул себе шею.

— Не хочу вдаваться в подробности, но отец с сестрой не ладят друг с другом. Поэтому она ни за что на свете не станет у него работать. Если уж на то пошло, отец и не допустит в свою фирму женщину. «Барнс и Барнс» — это заведение только для мальчиков.

Аннализе стало тревожно за Эмму.