Глава 9

Уворачиваясь от пуль

После похода в кино картины Аннализы стали куда легкомысленнее — ближе к романтике в пастельных тонах с нелепыми сердечками. Во всем были виноваты бабочки, порхавшие у нее в животе. Вряд ли Джеки оценила бы такой творческий подход. Но сейчас Аннализе было все равно. Ей нравилось, что вместо мрачного реализма, вызванного смертью родителей, в ее картинах появились светлые краски и радужное настроение.

В следующие две недели они с Томасом встречались еще четыре раза, считая те два свидания, куда он брал с собой сестру. Тревоги Аннализы, что Томас разобьет ей сердце, что советы бабушки пропали впустую и отношения мешают творчеству, по-прежнему маячили на горизонте, словно черный седан в зеркале заднего обзора. Но вопреки всему Аннализа нырнула в отношения с головой. Она напоминала себе, что бабушка с дедушкой были счастливы в браке, и не у всех пар любовь заканчивается крахом, как у ее родителей.

Ведь бывают же художники, создающие шедевры под влиянием любви? В последнее время Аннализа рисовала обнаженных женщин. Сначала она копировала работы Гойи, какие удалось найти, а потом пустила в ход воображение. В Аннализе просыпался вкус к плотской любви, ведь чем дольше они с Томасом встречались, тем ближе становился день, когда они испробуют все до конца.

В воскресенье накануне Дня благодарения они припарковались в укромном местечке у озера Себаго. Аннализа дала Томасу снять с нее футболку, и они продолжили с того места, где закончили на пляже неделю назад. В приспущенные окна задувал холодный ветер, но девушке было тепло: Томас почти перебрался к ней на сиденье, и они согревали друг друга. Из радио доносилась песня Sly and the Family Stone. Аннализа притянула Томаса к себе и, не сдерживая стонов, охотно отвечала на его ласки. Казалось, она вот-вот согласится на большее. Однако стоило ему просунуть два пальца под резинку ее штанов, как Аннализа заледенела и перехватила его руку.

— Стой. Я… не хочу.

— Что-то не так? — замер он.

Она и сама не могла объяснить, откуда взялась внезапная паника. Может, вспомнились слова бабушки? Или сыграло роль то, что на глазах у Аннализы распался брак родителей? А может, отозвалась память об их смерти?

Аннализа чувствовала себя уязвимой; рука Томаса казалась какой-то чужой. При этом девушка прекрасно понимала, что ее внезапные скачки настроения — то можно, то нельзя — и его сбивают с толку.

Собравшись с мыслями, она ответила:

— Я не готова, понятно?

— Не беда — нам некуда торопиться, — не показывая огорчения, отстранился Томас.

Он целомудренно поцеловал девушку в щеку и понимающе взял ее за руку.

Аннализа не хотела, чтобы Томас подумал, будто он ей не нравится, ведь дело было вовсе не в этом. Чтобы поднять упавшее настроение, она достала из сумки на заднем сиденье две банки пива:

— Пойдем прогуляемся?

Они поправили одежду, надели куртки и перчатки — было холодно — и, взявшись за руки, пошли по тропинке, огибающей озеро. За почти облетевшими деревьями садилось солнце, окрашивая водную гладь в мандариновый цвет.

Томас рассказывал семейные новости: родители, по его словам, срочно хотят познакомиться с его девушкой.

— Они просят, чтобы я привез тебя в загородный клуб, — признался он, — но я постоянно откладываю. Надеюсь, ты не думаешь, что я тебя прячу? Как раз наоборот — я прячу их, а не тебя.

— Не переживай, я все понимаю. — Аннализа чуть было не добавила: можешь не торопиться, однако потом передумала. С одной стороны, она хотела познакомиться с родителями Томаса, но с другой — ей было не по себе. Меньше всего ей хотелось впускать в свою жизнь похожих на отца людей.

— Давай поговорим об Эмме, — сменила тему Аннализа: она была не против побольше узнать о семье Томаса. — Что с ней такое? Ты говорил, ее уже давно что-то гнетет.

Томас подобрал палку и зашвырнул в озеро. Раздался плеск, и по воде пошли круги.

— Она чуть не покончила с собой, — сказал он.

— Ох… Мне очень жаль, Томас.

Аннализа никогда не пыталась что-то с собой сделать, но после смерти родителей у нее определенно мелькали подобные мысли.

Томас повернулся к ней лицом.

— Ее спас Митч.

Митч был знаком Аннализе по игре; именно он разыскал в толпе Нино и рассказал, что Томас отвезет ее домой. Больше они не встречались: Митч проходил тренировки в составе пехоты в Форт-Полк в Луизиане.

Томас пнул сосновую шишку — она покатилась по тропинке и замерла у корней высокой ели.

— По крайней мере мы думаем, что она пробовала. Мы отдыхали втроем в загородном доме родителей к северу отсюда. Это я уговорил ее поехать: надо было любым способом вытащить сестру из дома. Мы переночевали, а наутро она исчезла. Мы с Митчем разделились и прочесали все окрестности. Когда он нашел Эмму, она стояла на краю утеса высотой добрых тридцать метров: если свалишься оттуда — это верная смерть. Она стояла с таким видом, будто собиралась спрыгнуть. Митч ее забрал.

Аннализа приобняла Томаса.

— Тяжело вам пришлось. Ужасно, что Эмме пришло такое в голову. — Девушка всем сердцем им сочувствовала. — Ты рассказал родителям? Может, твоей сестре нужна помощь…

Он вздохнул и скользнул взглядом по мандариновым бликам на воде, наблюдая за стаей уток, севшей возле упавшего дерева. Оранжевое небо украсилось лиловой каймой.

— Им бесполезно рассказывать. Разве с дочерью Билла и Элизабет Барнс может быть что-нибудь не так? Мы же идеальная семья. — Он безрадостно улыбнулся. — Идеальнее некуда.

Первого декабря Аннализа с Томасом и Эммой расположились в кафе по соседству с ее работой. С того места, где они сидели, был виден маленький телевизор, стоящий на автомате по продаже кока-колы. Ривер Плейс был небольшой забегаловкой и в основном предлагал еду навынос. Три девушки в одинаковых красных футболках стояли за прилавком и принимали заказы. За спиной у них висело огромное меню, предлагавшее разнообразные блюда из жареных морепродуктов на любой вкус.

Посетители кафе, занимавшие шесть столиков, были полностью поглощены первой с тысяча девятьсот сорок второго года трансляцией лотереи призывников. Справа на экране телевизора белела доска с колонками цифр. Скоро из урны, стоящей посреди сцены, начнут тянуть синие капсулы с датами рождения и сравнивать их с цифрами на доске. Участники лотереи, облаченные в смокинги, с торжественными лицами ждали начала действия.

Аннализа отодвинула корзину с картошкой фри и жареными моллюсками. Тревога не давала ей есть, несмотря на аппетитный запах. Сегодня вечером будут тянуть не только дату рождения Томаса — под призыв попадают и трое ее кузенов. Хотя Томас заверял, что его колледж дает отсрочку, у Аннализы было неспокойно на душе. Она приходила в ужас от одной мысли, что его могут забрать на войну.

До нее доходили слухи, что некоторые отсрочки аннулируются: во-первых, Служба призыва хотела беспристрастности, а во-вторых, из-за мощного антивоенного движения количество призывников заметно сократилось. Хотя Томас и утверждал, что Аннализа зря беспокоится, правительство могло в любую минуту отменить его отсрочку.

Александр Пирни, конгрессмен из Нью-Йорка, вынул первую капсулу. Аннализа обняла Эмму за плечи. Жизни Томаса и многих других молодых людей были в буквальном смысле слова поставлены на карту. Аннализа годами слушала жуткие истории о солдатах, погибших на войне или получивших ранения, — еще задолго до того, как научилась их понимать.

Слева на столе, рядом со стаканом лимонада, у нее лежал листок с датами рождения всех кузенов. В отличие от Томаса, ее братья не могли полагаться на отсрочку. Небольшое число почти означало для них смертный приговор. К счастью, Нино был пока слишком молод для лотереи.

Мистер Пирни протянул капсулу господину в черном костюме — скорее всего, из Службы призыва. Тот открыл капсулу и произнес в микрофон:

— Четырнадцатое сентября.

Эмма оглянулась, и Аннализа крепче сжала ее плечо. Девочка тоже ничего не ела. Аннализа подозревала, что ее отговорки, будто она перекусила перед уходом из дома, были враньем. Трудно обмануть того, кто и сам через все это прошел.

Кассиры и посетители кафе, обедавшие за столиками и стоявшие в очереди, замолчали. Наступившая тишина кричала о том, что творилось у граждан Америки в голове с самого начала войны. Люди в кафе — да и не только в кафе, а и во всем Мэне и даже во всей стране — пытались делать вид, словно все происходящее — вполне нормально. Но ничего нормального тут не было. Тень войны коснулась каждого.

Аннализа бросила взгляд на листок с датами. Те, кого она любит, пока вне опасности. Но какой это удар для людей, родившихся четырнадцатого сентября! Их посылают сражаться на войну, в которую не верит большая часть страны. Аннализа ощущала их смятение — у одних поднялась буря в душе, других сковал леденящий холод.

— Вряд ли я смогу это досмотреть, — обмакнув ломтик картошки в кетчуп, признался Томас с таким видом, будто у него было несварение. — Боже мой, тут триста шестьдесят четыре капсулы… может быть, лучше пойдем?