— Поверьте, я бы с радостью.
Переехать в Миллз, как его многие называли, было самым настоящим самоубийством. Бангор тоже мало напоминал метрополис, но там остались хорошие друзья и замечательный учитель рисования.
Дверь за спиной распахнулось, и они обернулись. В галерею зашла хорошо одетая пожилая дама, увешанная модными украшениями, с большой пурпурной сумкой в руках.
— Подождите минуту! — крикнула Джеки, и ее голос эхом отозвался в зале галереи. — Я только закончу разговор с этой талантливой юной леди.
Она сдвинулась на край кресла и посмотрела Аннализе в глаза.
— Ты немного опоздала, но имей в виду: каждый год в апреле Шэрон Максвелл устраивает мероприятие в старом порту. Тематика весьма современная, чтобы не сказать на грани, однако там бывают все, кто собой что-то представляет. Ты когда-нибудь об этом слышала?
— К нам в Пейтон-Миллз даже новые фильмы приходят с запозданием, не то что новости из мира искусства.
— Если выпадет возможность, обязательно сходи, — посоветовала Джеки. — Многое прояснится. — Она застегнула кнопку и вернула папку Аннализе. — Мне бы хотелось, чтобы ты снова ко мне приехала. Если понадобится найти учителя или что-то в этом духе — обращайся, с удовольствием помогу. И пожалуйста, запомни — если не откажешься от цели, для меня будет честью однажды украсить галерею твоими картинами.
Аннализа натянуто улыбнулась. Следовало поблагодарить Джеки за комплимент, но отказ совершенно ее убил.
— Спасибо, что потратили время на мои рисунки.
— Что ты, это тебе спасибо, — откликнулась Джеки, кладя руку на колено Аннализы. — Мне не терпится увидеть, как расцветет твой талант. Кстати, ты не сказала мне свою фамилию.
— Манкузо. — Аннализа еле удержалась, чтобы не убрать ногу.
— Аннализа Манкузо… Я запомню. Удачи! — С этими словами Джеки попрощалась и поспешила к клиентке.
Повесив сумку на плечо и захватив папку, Аннализа встала с кресла и вышла из галереи. Когда же ей повезет? Можно подумать, в жизни все так просто… Рисование спасало ее в периоды самых тяжких невзгод: когда отец напивался и бил маму или когда после похорон, оставшись без родителей и веры в будущее, Аннализа переехала к бабушке. Но в этот раз кисти и краски не смогли ей помочь.
Завернув за угол, она прошмыгнула в тихую улочку, остановилась на задворках ресторанчика морепродуктов, где воняло подгоревшим растительным маслом, и дала волю слезам. Джеки была права. Как бы Аннализа ни гордилась своим талантом, оригинальных идей ей не хватало. А что, если их и не будет? Или хуже того, она найдет свой голос, но не сможет сказать ничего особенного?
Из задней двери вышел работник и закинул в большой контейнер мешок с мусором. Аннализа кинулась прочь. Она ненавидела показывать слезы, совсем как ее бабушка.
Редкие счастливые минуты в Бангоре постоянно портил отец. Он мог закружить маму в танце прямо на кухне, а через полчаса орать на нее, брызгая слюной. А не найдя виски, мог и ударить. Аннализу он не трогал, но осыпал бранью, которая ранила так глубоко, что до сих пор всплывала в памяти по ночам, стоило только закрыть глаза. Аннализе приходилось жить в ненавистном ей городе в окружении отцовской родни, однако все можно было бы исправить, если бы только Джеки согласилась ее принять.
Полчаса Аннализа провела на скамейке, копаясь в темных уголках души и перебирая на разные лады каждое слово Джеки, пока наконец ее не стало тошнить от собственных мыслей.
«А как бы поступила Мэри?» — подумала она.
Мэри Кассат была американской художницей, с которой ее познакомила мама. Став совершеннолетней во времена Гражданской войны в Америке, Мэри вырвалась из консервативной Пенсильвании, где заправляли мужчины, и уехала во Францию расширять кругозор, искать независимость и свое место в творчестве. Размышляя над тем, как сложилась жизнь Мэри Кассат, Аннализа видела в ней себя.
Встав со скамейки, она зашагала по Конгресс-стрит к Художественному музею Портленда — хотя он во многом устарел, Аннализа при каждом удобном случае заглядывала посмотреть на некоторые вдохновлявшие ее картины. Если просто так сидеть и хандрить — ничего не добьешься. Надо бороться. Как точно подметила Джеки, рисование у нее в крови, а без кисти в руке ей и жизнь не мила.
Зайдя в дальний тихий зал музея, украшенный шедеврами живописи, Аннализа присела на черную кожаную кушетку и стала делать набросок с морского пейзажа Уинслоу Хомера. Объехав весь мир, Хомер прожил последние годы на побережье Мэна, постигая власть природы над человеком.
Занимаясь с Аннализой на веранде в Бангоре, мама поощряла ее копировать работы великих живописцев. Аннализа последовала ее совету в Миллзе и часто брала в библиотеке художественные альбомы, а когда выпадала возможность поехать в Портленд — рисовала в музее.
Хотя ее больше тянуло к женщинам-живописцам — начиная с великой художницы времен барокко Артемизии Джентилески и заканчивая яркой представительницей модернизма Джорджией О'Кифф, — картины Уинслоу Хомера полюбились ей благодаря его глубокому пониманию одиночества. Одиночество было знакомо Аннализе не понаслышке, поэтому люди в утлых лодчонках, бросающие вызов стихии — как Сантьяго из книги «Старик и море», — казались ей родственными душами.
Когда Аннализа заштриховывала карандашом волны, кто-то сел рядом. Не поднимая глаз, она с досадой отодвинулась на край кушетки — неужели нельзя было сесть на другую скамью?
Вновь взявшись за карандаш, она сосредоточилась на том, как умело Хомер сочетает свет и тени, передавая движение волн. А что, если нарисовать в лодке пожилую женщину, гребущую в бушующем море? Ведь не обязательно все время изображать мужчин?
— Любопытно… — вмешался в ее размышления непрошеный сосед. — Композиция картины противоречит настроению, которое пытается создать художник.
«Что за бред он несет?» — подумала Аннализа.
Сосед не унимался:
— Его манера рисунка слишком напоминает работы импрессионистов. Такими сомнительными приемами нельзя передать возвышенные идеи.
Невольно улыбнувшись, Аннализа покосилась на шутника.
— Надеюсь, ты не собираешься стать художественным критиком?
Сосед оказался парнем примерно ее возраста с лохматой гривой светлых волос и чуть более светлыми, голубоватыми, как топаз, глазами. Его ситцевая рубашка с длинными рукавами была расстегнута на несколько пуговиц, показывая светлую поросль на груди. На шее висел кожаный шнурок с двумя деревянными бусинами. Вылитый богатый сынок с побережья Мэна, хотя, пожалуй, с изюминкой. Он напоминал известного актера из фильма «Босиком по парку». Как же его звали? Роберт Редфорд. Приходилось признать, что парень — настоящий красавчик.
— Ладно, может, это не импрессионизм, но тогда пуантилизм. — Он скрестил руки на груди, пристально разглядывая картину Хомера. — Совершенно не в моем вкусе. Слишком абстрактно для акварели.
Аннализа опустила карандаш. Парень безуспешно прятал улыбку.
— Это не акварель, а масло, — поправила она.
— Аааа… — протянул он. — Вообще-то я скульптор, в красках не разбираюсь.
Аннализа изо всех сил старалась не смеяться его подначкам, но уголки губ так и расползались в улыбке.
— Скульптор? — переспросила она, опустив подбородок. — Что-то не верится.
— Тебя не проведешь, — подмигнул он. — Меня зовут Томас.
Аннализа мимоходом задумалась, какой оттенок голубого подошел бы, чтобы нарисовать его глаза.
— Приятно познакомиться, Томас, но я занята.
Он заглянул в набросок, прежде чем она успела перевернуть блокнот.
— У тебя здорово выходит. Ты учишься в городе? Я бы с удовольствием посмотрел на другие рисунки.
— Не сомневаюсь, — с преувеличенной холодностью отозвалась Аннализа, сообразив, куда ведет этот разговор. — Спасибо, что рассмешил. Мне пора уходить.
— Как тебя зовут? — словно не слыша, спросил он.
Аннализа закрыла блокнот и вставила карандаш в спираль, скрепляющую страницы.
— Я вижу, к чему ты клонишь, но ты зря стараешься, — ответила она, по опыту зная, что лучше не ходить вокруг да около. Сунув блокнот в сумку, Аннализа взяла папку и встала. — Хорошего дня.
Он вытянул руку, не давая пройти.
— А вдруг нам было суждено сегодня встретиться?
Если бы Томас не выглядел таким серьезным, она бы закатила глаза.
— Не знаю, как ты, — продолжил он, — а я верю, что однажды встречу любовь всей своей жизни. Чем скорее, тем лучше. И я хочу навсегда запомнить этот день. Что, если мы для того сейчас и встретились? Вдруг ты упускаешь редкий шанс найти любовь?
Аннализа смерила Томаса взглядом и поняла, что, несмотря на самоуверенность, он говорит искренне и от души. На минуту ей даже показалось, что он неплохой парень. Но эта мысль быстро исчезла. Кому как не ей было знать, сколько вреда бывает от мужчин с их любовью. Она шагнула назад.
— Тогда я рискну его упустить.
Улыбка Томаса разочарованно погасла. Видимо, игра закончилась.
— Удачи, — с искренним сожалением пожелал он.
С трудом отведя глаза и повернувшись, чтобы уйти, Аннализа задела плечом стену и уронила папку на пол.