Буалем Сансаль

2084: Конец света

Возможно, религия и обязывает любить Бога, но лучше всего ей удается вызывать отвращение к человеку и ненависть к человечеству.

Предуведомление

Читателю не следует полагать, что изложенная здесь история правдива или отражает какие-либо известные события, произошедшие в реальности. Нет, на самом деле здесь всё сплошная выдумка: персонажи, факты и прочее. И в доказательство тому действие перенесено в далекое будущее и в другой мир, нисколько не похожий на наш.

Это сочинение — чистейший вымысел, а мир Бигая, описанный мною на страницах романа, не существует и не имеет никаких оснований существовать в будущем. Точно так же и воображаемый мир Большого Брата, столь ярко и мастерски описанный Оруэллом в его величайшем шедевре «1984», не существовал в его времена, не существует в наши дни и не имеет абсолютно никаких причин существовать в будущем. Поэтому спите спокойно, наивные простаки, все это совершеннейшая ложь, а остальное у нас под контролем.

Книга первая,

в которой Ати едет в Кодсабад, свой родной город и столицу Абистана, после двух долгих лет отсутствия: один год он провел в санатории в краю Син на горе Уа, а дальше долго и нудно тащился домой в составе разных караванов. В пути он знакомится с Назом, следователем из могущественного министерства Архивов, Священных книг и Сокровенных изысканий, — тот возвращается из экспедиции к недавно обнаруженному археологическому памятнику древних времен, предшествовавших Блефу и Великой войне, раскопки которого вызвали странное волнение в рядах Аппарата и даже, говорят, внутри Справедливого Братства.

Ати потерял сон. С каждым разом тревога овладевала им все больше и больше — когда гасли огни, и даже раньше, когда сумерки опускали свою тусклую завесу, а больные, обессиленные долгим днем скитаний из палаты в коридор, а оттуда на террасу, начинали возвращаться к своим кроватям, еле волоча ноги и обмениваясь скромными пожеланиями благополучно провести ночь. Ведь до завтра кто-нибудь мог и не дожить. Йолах велик и справедлив, по своей воле он и дает, и забирает.

Затем наступала ночь. Она так быстро обрушивалась на гору, что заставала ее врасплох. Не менее внезапно наступал обжигающий холод, обращая дыхание в пар. Снаружи без передышки бушевал ветер, способный на все, что угодно.

Привычные звуки санаторного быта немного успокаивали Ати, даже если напоминали о людском страдании и его оглушительных сигналах или же о постыдных проявлениях человеческой механики. Однако они не могли заглушить призрачное урчание горы: из глубины земли исходило далекое эхо, которое Ати скорее воображал, нежели слышал, и оно полнилось сквернами и опасностями. Сама гора Уа на окраинах империи воспринималась мрачной и гнетущей не столько по причине необъятных размеров и жуткого вида, сколько из-за тех слухов, которые расползались по долинам и проникали в санаторий по пятам паломников, два раза в год пересекавших местность под названием Син. Они всегда сворачивали с дороги и проходили через госпиталь, чтобы согреться и захватить скудное пропитание в дальнейший путь. Они являлись издалека, со всех уголков страны, пешком, в лохмотьях, страдая лихорадкой и преодолев многие опасности. В их таинственных рассказах находилось место и чудесам, и мерзостям, и преступлениям. Говорили они приглушенными голосами, замолкая от любого шума и поглядывая искоса через плечо, что делало их повествования еще более волнующими. Как и все остальные, паломники и больные всегда держались настороже, опасаясь, что их застукают надзиратели, а то и сами грозные V, и объявят макуфами, проповедниками Великого неверия, этой тысячу раз опозоренной секты. Ати любил пообщаться с пришедшими издалека странниками, искал встречи с ними, ведь они приносили из своих беспрестанных скитаний столько разных историй и открытий! Эта страна была такой необъятной и такой неведомой, что ему хотелось с головой погрузиться в ее тайны.

Однако передвигаться по стране дозволялось лишь паломникам. Да и то не тогда, когда им захочется, а строго по календарю, по размеченным знаками дорогам, сворачивать с которых не разрешалось. Пути проходили по засушливым плоскогорьям, бескрайним степям, по дну каньонов — по тем местам, где, как говорится, нет ни единой живой души, а в некоторых заброшенных уголках были оборудованы стоянки для отдыха. Там паломников пересчитывали и разделяли на группы, подобно воинам во время похода, которые ютятся под открытым небом вокруг тысячи костров, дожидаясь приказа собираться и пускаться в путь. Остановки для отдыха порой длились так долго, что кающиеся грешники успевали пустить корни в бескрайних бараках и вели себя как беглецы, о которых просто забыли, уже почти не понимая, на что еще недавно уповали. Из затянувшегося привала они извлекали один урок: главным является не цель, а остановка. Пристанище, даже будучи ненадежным, обеспечивает отдых и безопасность, подтверждая таким образом практический ум Аппарата и любовь Посланца к своему народу. Вялые солдаты и измученные, но резвые, как мангусты, комиссары веры выстраивались вдоль дорог в самых уязвимых местах, чтобы следить за движением паломников и не допустить нарушений. Неизвестно, случались ли побеги и приходилось ли ловить дезертиров, — люди шли по дороге так, как им велели. Лишь когда усталость брала верх, у некоторых заплетались ноги, и ряды паломников редели. Но в остальном все было досконально упорядочено и искусно отлажено: без специального распоряжения Аппарата ничего произойти не могло.

Причины этих ограничений стерлись из памяти. Так было испокон веков. По правде говоря, подобный вопрос никому даже не приходил в голову — порядок существовал так давно, что не было никаких причин для беспокойства. Даже болезни и смерть, которые в пути случались чаще, чем определено природой, не могли ослабить моральный дух людей. Йолах велик, и Аби его верный Посланец.

Паломничество было единственной причиной, которая позволяла передвигаться по стране, за исключением перемещений по деловым и торговым вопросам, однако в этих случаях эмиссары имели с собой специальный пропуск, компостируемый на каждом этапе командировки. Повторяющиеся до бесконечности проверки требовали огромного множества контролеров и компостеров, которые вряд ли уже имели какой-то смысл, оставаясь пережитком далекой забытой эпохи. В стране то и дело спонтанным и таинственным образом вспыхивали разнообразные войны, да это и понятно, ведь враг был везде, он мог появиться как с востока или запада, так и с севера или юга. Никто не знал и не представлял, на кого похож противник и чего добивается. Его просто называли Врагом с большой буквы, произнося слово с нажимом, и этого было достаточно. Помнится, когда-то приняли решение, что было бы дурно называть Врага как-то иначе, и это утверждение показалось вполне обоснованным и очевидным, ведь, если трезво подумать, нет никакого смысла давать другое имя предмету или человеку, которого никто никогда не видел. Со временем Враг приобрел невероятные и ужасающие размеры. Но однажды, без какого-либо указания сверху, наименование вышло из употребления. Иметь врагов — все равно что признать собственную слабость. Победа должна быть полной, или это не победа. Тогда заговорили о Великом неверии и макуфах; этим новым словом назвали невидимых и вездесущих вероотступников. Внутренний враг заменил собой врага внешнего. Или наоборот. Затем пришло время вампиров и демонов. Во время торжественных церемоний стали упоминать имя Шитан, олицетворявшее собою все зло. Еще говорили так: «Шитан и его клика». Некоторые воспринимали фразу другим способом сказать: «Вероотступник и его приспешники». Это выражение было хорошо понятно людям. Мало того: тот, кто произносит имя Лукавого, должен был плюнуть на землю и три раза повторить вошедшее в обиход выражение: «Да изгони его и прокляни его Йолах!» Позднее, презрев опасения, Дьявола (он же Лукавый, Шитан, Вероотступник) назвали его настоящим именем — Балис. Соответственно, его последователи-вероотступники стали называться балиситами. Тогда все сразу прояснилось; правда, люди еще долго задавались вопросом, почему едва ли не целую вечность употреблялось так много фальшивых имен.

Война была долгой и более чем ужасной. То здесь, то там, а по правде говоря, везде — вдобавок к войне случались и другие несчастья, землетрясения и прочие катастрофы — видны ее благоговейно сохраненные следы, которые превратили в художественные объекты, доведенные до грандиозных размеров и торжественно явленные вниманию публики: развороченные остатки зданий; изрешеченные пулями стены; целые кварталы, разрушенные до основания; каркасы зданий с обвалившимися перекрытиями; гигантские воронки от взрывов, превратившиеся в зловонные выгребные ямы и гниющие болота; фантастические нагромождения искореженного, разорванного и расплавленного металла, на которых виднеются какие-то надписи; а в некоторых районах — обширные запретные зоны в несколько сот квадратных килосикков или илабиров, огражденных в местах проходов уже частично поваленными грубыми заборами; пустынные территории, продуваемые ледяными или палящими ветрами, где, как кажется, произошли события, выходящие за рамки воображения, — то ли осколки солнца упали на планету, то ли черная магия вызвала адские огни; а что же это еще могло быть, если и земля, и скалы, и создания рук человеческих сплошь превратились в стекло, и от переливающейся всеми цветами радуги магмы исходит назойливый хруст, от которого волоски на теле встают дыбом, гудит в ушах и бешено стучит сердце. Этот феномен привлекает любопытных, они толпятся вокруг гигантских зеркал и развлекаются, глядя на свои встающие торчком, как на параде, волосы, на краснеющую и вспухающую прямо на глазах кожу и кровавые капли, текущие из носа. Живые существа, населяющие те места, причем как люди, так и животные, болеют невиданными болезнями, а их потомство появляется на свет со всевозможными уродствами, но поскольку никакого объяснения хворям не нашли, то они никого и не напугали, и все продолжали благодарить Йолаха за его благодеяния и хвалить Аби за преисполненное любви посредничество.