Ее уверенность кольнула Сун Цзиюя. Он едва не сказал ей, что можно много лет прожить под одной крышей и совсем не знать человека, но сдержался. Ни к чему сейчас вспоминать о своих бедах.
— Были ли у вашего мужа враги? Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог убить его?
— Нет, господин магистрат… Что он мог сделать такого? Мы жили тихо, мирно…
Никакого толку от ее показаний не было. Сун Цзиюй отпустил ее, а сам еще некоторое время сидел, медитативно перебирая записи. Если предположить, что эти убийства совершил один и тот же человек, допустим, женщина, то каков мотив? Зачем женщине топить мужчин? Да еще и без разбору — один слуга, другой — богатенький сынок… И уж тем более к чему ей их одежда? Трофей?
Да, странный случай: как будто у этих дел много общего… Но схожестью произошедшего Сун Цзиюй не обманывался: разум следователя, желающего поскорее закрыть дело, везде найдет подтверждения версии. Отец же говорил, что нужно всегда искать различия, шероховатости, несошедшиеся концы. Допустим, в случае Ли это была драка пьяниц… Но нет, пьяные неосторожны, они наделали бы шуму. Или все же грабители? Увидели, что никого вокруг нет, придушили и раздели не спеша. Это важное различие, младшего Сыма-то никто не раздевал. Больше того, «дух» напал впопыхах, даже не заботясь, есть ли свидетели…
Свидетели, да. Почему они не явились вместе с отцом погибшего? Боятся чего-то?
Сун Цзиюй велел стражникам узнать, кто был с Сыма Кэ в тот вечер, и пригласить их, а сам углубился в изучение ужасного отчета Хэ Ланя.
После некоторой заминки в дверь судебного зала просочился смущенный стражник и поведал, что молодые господа отдыхают в борделе «Золотая ива», поминая друга, и не желают, чтобы их беспокоили два или три дня.
— Что значит не желают? — Сун Цзиюй вскинул брови. Они тут совсем обалдели от безнаказанности? — Пристава ко мне!
Влетел запыхавшийся пристав. Видимо, его уже предупредили, что магистрат в гневе, — поклонился он чуть ли не до пола, да так и замер.
— Возьмите четырех стражников и отправляйтесь в «Золотую иву». Приведите мне дружков Сыма Кэ, будут упираться — тащите волоком. Каждый из них — подозреваемый, — Сун Цзиюй не сдержался, хлопнул ладонью по столу. — Мне что, учить вас?! Вы вообще тут хоть что-то соображаете?
Изрядно побелев и мелко кланяясь, пристав задом вывалился из зала. Оставшись один, Сун Цзиюй сжал переносицу и выругался. Что за бардак. В столице никогда не приходилось орать на подчиненных, наоборот, каждый стремился выслужиться перед ним… зная, кто его покровитель.
Неужели в этом было все дело?
Из-за ширмы за его спиной бесшумно вышел Хэ Лань, поклонился.
— Время ужинать, господин. Я накрыл на стол в вашем кабинете.
Сун Цзиюй только сейчас понял, что не ел весь день. Ну конечно, Жу Юй занят домом, некому было напоминать…
Он с интересом поглядел на Хэ Ланя:
— Ты ведь не мой помощник, с чего заботишься?
Хэ Лань пренебрежительно отмахнулся.
— Разве секретарю Бо это придет в голову? Он постоянно витает в облаках, потому что сам почти ничего не ест, только все читает гунъаньские романчики [Гунъаньский роман — китайский аналог детективов. // Помимо обозначения лунных пирожков, слово «модао» созвучно с мой заклинатель. «Мо» выступает сокращением к слову «мой», а «дао» дается в значении «заклинатель». ].
«Да уж, — подумал Сун Цзиюй, поднимаясь. Утром он сам наблюдал, как секретарь, вместо того чтобы, исполнившись рвения, опрятным и собранным спешить на службу, тащился по улице нога за ногу, все свое внимание устремив в дешевую книгу. Ко всему прочему, на ходу он жевал баоцзы.
В кабинете на столике уже были расставлены блюда и закуски, по-видимому, из ресторана. В животе у Сун Цзиюя забурчало, и он немедля принялся за еду.
Хэ Лань остался, подлил ему чаю.
— Думаете, молодого господина правда убил дух? — спросил он вдруг.
— Дух схватил кусок шелка и начал душить кого-то при свидетелях? — Сун Цзиюй покачал головой. — Его определенно убил человек, и я узнаю, кто.
— Да, но… если это была женщина, куда потом исчезла? Если бы уплыла, все бы видели, кто-то обязательно поймал бы ее. А она просто растворилась, — Хэ Лань устроился напротив, подался вперед. — Похоже, пока не позовем монахов, лучше не ходить к реке по ночам.
— Учитывая, как рьяно не работал тут прошлый магистрат, не удивлюсь, если и по другим улицам лучше не ходить после заката, — усмехнулся Сун Цзиюй.
— Не ругайте его, он ведь болел. Говорят, его проклял речной дракон, наслал легочную хворь. А некоторые думают, что это был какой-то болотный призрак! Говорят, прошлый магистрат часто ездил на болота… Помните те черные орхидеи? Может, дух цветка его и иссушил!
Сун Цзиюй покачал головой. Хэ Лань выглядел умилительно, захваченный этими суевериями, но как бы они не повредили работе.
— Скорее всего, магистрат подхватил на болоте какую-нибудь лихорадку. Зачем он вообще туда ездил, разве не знал, что это опасно? Ядовитые испарения, насекомые, змеи, чего только нет в южных лесах, — он покачал головой. — Думаю, дело не в призраках, знаток необычайного Хэ.
Хэ Лань рассмеялся.
— Какой из меня знаток! Если хотите скучную причину, там отличная утиная охота, прошлый магистрат изволили есть дичь каждую неделю.
— Он охотился сам? В одиночку? — удивился Сун Цзиюй. Ну да, впрочем, каких только странностей нет у людей.
Он едва успел доесть, как в кабинет просунулся стражник:
— Господин магистрат, мы там это… Привели, но… вы уж за нас заступитесь перед господином Ма…
Ну конечно, когда проявлять рвение, если не после выговора? Ведь сразу сделать все как полагается — скучно.
Сун Цзиюй тяжело вздохнул.
— Меня вам стоит бояться больше, чем господина Ма. Я теперь ваш отец и старший брат. Хорошо, пойдемте, взглянем на них.
В судебном зале в окружении стражников переминались трое богато одетых парней.
Судя по красным лицам, они уже успели набраться. Тот, что повыше, в головной повязке, украшенной раковинами, стоял, задрав подбородок, и даже не поклонился. Ворот его халата был порван, лиловый рукав свисал с плеча на одной нитке.
— Я — Ма Сяньфэн, — сказал пьяница, завидев Сун Цзиюя, и умолк, выпятив подбородок.
Сун Цзиюй уселся за стол и кивнул бледному то ли от страха, то ли от нежелания работать сверхурочно секретарю:
— Пишите: «Подозреваемый — Ма Сяньфэн».
Двое других приятелей, все еще ошалевшие то ли от выпитого, то ли от обращения стражников, пробормотали свои имена. Судя по фамилиям — сынки владельцев местных закладных лавок. Одеты эти двое были немногим хуже молодого Ма, но вкуса у них явно было поменьше: огромные грубые подвески из белой яшмы болтались на поясах, пальцы усеяны перстнями. Мальчишки производили впечатление выбившихся в люди простолюдинов, кичащихся свалившимся на голову богатством.
— Что ж, можете записать в подозреваемые меня, — поморщился Ма Сяньфэн, — но мои названые братья уж точно ни в чем не виноваты. Любой скажет вам, что в ту ночь они едва могли идти, не говоря уж о том, чтобы накинуться и утопить Сыма Кэ.
Сун Цзиюй приподнял бровь:
— Вы указываете мне, — он выделил слово «мне», — кого считать подозреваемым? Похвальное рвение, еще немного, и я приму вас на службу.
Он откинулся в кресле, молча разглядывая каждого из троих. Под его взглядом дружки Ма Сяньфэна окончательно стушевались, да и сам молодой Ма несколько спал с лица, глаза его забегали.
— Этих двоих — в камеру, — распорядился Сун Цзиюй.
Молодой господин Ма своим товарищам даже прощального взгляда не пожаловал. Поняв, что наказание его пока не касается, он снова принял надменный вид.
— Вы здесь совсем недавно, господин Сун, и, видно, еще не знакомы с моим отцом, — снисходительно произнес он. — Иначе вы знали бы, что никто из семьи Ма не способен даже помыслить о злодеянии. Не для того мы столько вкладываем в этот город, чтобы сеять здесь смуту!
«Что за фрукт», — восхитился Сун Цзиюй. Он пока не собирался никого по-настоящему арестовывать — для начала хотел просто разделить неразлучную компанию и посмотреть, что за песенку споет каждый.
— Не беспокойтесь, молодой господин Ма, я уже знаком с вашим отцом, — Сун Цзиюй покивал. — И приму во внимание вашу безупречную мораль и моральную безупречность. А пока будьте так любезны подробно рассказать, что именно происходило в ночь гибели Сыма Кэ. Когда вы встретились, где вы были, что делали, как оказались у реки и так далее.
Молодой Ма загнул полуоторванный ворот, осмотрел рукав и, недовольно цокнув языком, оторвал его совсем, небрежно бросив на пол. Его слуга, ждавший у дверей, немедленно бросился поднимать вышитую тряпку. Хозяин его даже не заметил.
— В тот вечер мы отдыхали в «Золотой иве», скромно выпивали в обществе барышни Сяоцинь и уже собирались расходиться, как вдруг влетел господин Ху из поместья Яшмового порога и ни за что не пожелал нас отпускать. Позвали еще певичек, и господин Ху явно настроен был веселиться до утра, но я счел, что время уже позднее, и мы откланялись, — после упоминания господина Ху выражение его лица сделалось кисловатым. — «Золотая ива» почти у самой реки, неподалеку действительно растет огромная старая ива. Брату Сыма невмоготу стало терпеть, и он отошел туда по нужде…
Молодой Ма вдруг побледнел, глаза его распахнулись, будто он только сейчас понял, что человека, которого он называл братом, больше нет в живых.