Сун Цзиюй невольно даже пожалел его.

— Продолжайте, — мягко подбодрил он. — Важны все детали: что вы видели, слышали, даже что вам показалось…

Молодой Ма собрался с духом и кивнул.

— Я слышал его громкий голос и смех, какая-то женщина спросила что-то, он ответил… затем я увидел фонарь за древесной кроной. Это меня не удивило: ветви этой ивы образуют настоящий шатер, там нередки любовные свидания. Я решил, что брат Сыма просто помешал какой-то парочке. Потом фонарь погас… я услышал крик, всплеск… Слуга брата Сыма бросился туда, но я остался. Я рассудил так: если брат Сыма ввязался в драку с любовником какой-то девицы, это его дело. Но вскоре… вскоре его тело выплыло из-за ивы… — он потер лоб, поморщился, как от головной боли. — Тогда я еще не понял, что это он. Сначала я подумал, что вижу двух человек… но… это существо, этот дух… белое тело и черная голова… это существо нырнуло и исчезло в воде. Я немедленно послал слугу за лодкой… но было слишком поздно.

«А ведь не врет, — подумал Сун Цзиюй. — Все чувства на лице… Так не притворишься».

— Что ж, господин Ма, можете идти домой, — со вздохом сказал он.

— Во-первых, освободите моих товарищей, — Ма Сяньфэн прищурился. — Они вряд ли что-то помнят, потому что были слишком пьяны. Я не уйду отсюда, пока вы их не выпустите. Во-вторых, — вы видите эту ткань? — он обвел себя широким жестом. Ткань и впрямь была хороша — лилово-сиреневая, с серебристой и белой вышивкой в виде горных вершин, на поясе — белый кушак в знак траура. — Этот хэнаньский шелк стоит больше, чем ваше месячное жалованье, а ваши люди осмелились его повредить. Пока я требую возмещения по-дружески, но не погнушаюсь и обращением в столичный суд!

Сун Цзиюй вскинул брови. Столичный суд? Из-за халата? Когда это молодежь успела так обнаглеть?

И когда он сам в свои тридцать с небольшим начал называть двадцатилетних молодежью…

Он поднялся и махнул приставу.

— Следуйте за мной, молодой господин Ма.

Они спустились в подвал. Большинство камер сейчас пустовало; фонари горели только у одной, где все еще пьяные дружки Ма Сяньфэна прикорнули у стеночки.

Сун Цзиюй велел приставу открыть камеру напротив.

— Я осмыслил ваши слова, и мне кажется, вы что-то скрываете, молодой господин Ма, — он очень вежливо указал мальчишке путь. — Пожалуй, вам придется здесь переночевать. Раз уж мне все равно придется возмещать вам стоимость халата…

В свете факелов Ма Сяньфэн побледнел, поджал губы.

— Вот как. Что ж, мой отец узнает об этом, — он едва повернул голову. — Тун, немедленно доложи господину.

— Слушаюсь! — пискнул из-за спин стражников юный слуга и стрелой выскочил из подвала.

— Не вздумайте его задерживать, — бросил Ма Сяньфэн в пространство, даже не глядя на Сун Цзиюя. — Его в ту ночь со мной не было. И еще, вы оторвали меня от ужина. По-видимому, вы мелочная и обидчивая натура, магистрат Сун, так что я даже не стану требовать приличной еды. Кувшина воды и лепешки будет достаточно.

Он с высоко поднятой головой вошел в камеру и сел на циновку, замер, выпрямив спину, будто каменное изваяние.

— Даже странно, что в мелочности меня уличает человек, только что потребовавший с меня денег за отрывание рукава, — Сун Цзиюй усмехнулся.

Через некоторое время стражник растолкал и привел двух оставшихся мальчишек. Как и ожидалось, эти двое лишь повторили сказанное молодым господином Ма.

Значит, все же какая-то женщина… но одна ли? Она завлекает, а сообщник душит… Мало ли было таких историй? Впрочем, о мужчинах в этом деле речи пока не шло.

— Отпустите этого Ма и остальных, — сказал он приставу. Поразмыслил, не отдать ли денег за испорченный халат, но потом решил, что от этого избалованный господинчик только почувствует себя еще более безнаказанным.

Он потянулся, разминая шею, со вздохом отложил бумаги. Рабочий день затянулся.

Попробуем разобраться завтра на свежую голову.

* * *

На следующий вечер Сун Цзиюй, неброско одевшись и взяв с собой Хэ Ланя, отправился к «Золотой иве».

Дом увеселений занимал немалую территорию в злачном районе у реки. Вокруг него густо росли ивы, одна из них, огромная, на отшибе, и правда образовывала плотный шатер. Сун Цзиюй заглянул под ветви, осмотрел берег. Никаких следов, конечно. Точнее — слишком много следов, здесь и правда, похоже, устроили бесплатный дом свиданий…

Тело слуги нашли чуть ниже по течению. Действительно ли он шел в «Золотую иву» позвать господина домой? Тогда как попал на самый берег? Убийца поманила его?

Допустим, он зашел под иву; допустим, разделся, чтобы предаться любви с девицей, которая его и убила… Но раз у Сымы она не забрала трофей, то и здесь могла обойтись удовольствием от злодеяния. Найти труп, украсть халат и столкнуть тело в реку мог кто угодно.

— Как думаешь, кто-то мог украсть одежду этого Ли? — он повернулся к Хэ Ланю, терпеливо дожидающемуся, пока господин магистрат вынырнет из своих мыслей.

Хэ Лань, рассеянно теребивший в пальцах ивовый лист, кивнул.

— Где гуляют богатые господа, там и нищие просят подаяния. Вы их, верно, не приметили, они от нового магистрата прячутся. Но кто-то из них мог и одежду украсть, в хозяйских домах слуг одевают очень добротно, — он усмехнулся. — Я думаю, он не купаться сюда приходил, для этого есть места получше. Обманывал жену, вот и все.

— То есть «позвать господина домой» — это ложь, — Сун Цзиюй кивнул. Надо расспросить его приятелей, может быть, кто-то знает, с кем он встречался…

Искать одежду по скупщикам краденого было бессмысленно — жена Ли описала им совершенно обычный халат, без особых примет. Сун Цзиюй вернулся в управу, допросил единственного приятеля этого Ли, конюха, но добился немногого: тот признался, что Ли и правда иногда ходил по борделям и обманывал жену, но чтобы была какая-то постоянная зазноба — такого он не знает.

Ближе к вечеру стало ясно, что расследование зашло в тупик. Махнув рукой, Сун Цзиюй решил вызвать Ху Мэнцзы — видеться с ним не хотелось, но вдруг он все же что-то заметил в ночь гибели Сыма Кэ?

Пристав вернулся слишком уж быстро. На лице у него написана была душевная мука, хотя походило больше на зубную боль.

— Господин Ху изволят выпивать в «Золотой иве» и приглашают вас на чарку вина.

Весь вид пристава говорил о том, что, если ему сейчас прикажут и господина Ху тащить в управу волоком, он оставит свой жетон на пороге и пойдет утопится.

Сун Цзиюй вздохнул. Личное личным, но нельзя пренебрегать возможным свидетелем. Раз зовет выпить, значит, не обиделся и настроен разговаривать.

Он отпустил пристава, переоделся в обычную одежду — можно представить, сколько визга будет, если решат, что он при исполнении, — и отправился в «Золотую иву».

Из-за рассказа молодого Ма он ожидал, что Ху Мэнцзы склонен устраивать шумные попойки, угощая всех присутствующих, но жеманная «матушка», на ходу расхваливая своих девиц, отвела его в тихий кабинет, душно пахнущий приторными благовониями.

Одна певичка, разодетая в кричащее платье лимонного цвета, лениво наигрывала на лунной лютне, другая, в розовом, мягко толкала кулачками спину сидевшего у стола господина Ху. Наверное, это действо должно было изображать массаж.

При виде Сун Цзиюя господин Ху, до того лениво разглядывавший веер, оживился, вскочил.

— Любезный господин Сун! Получили мое приглашение!

— Господин Ху, — Сун Цзиюй кивнул.

Канареечная девица немедленно бросила играть, нежно подхватила его под локоть.

— Садитесь, садитесь, господин! — проворковала она. — Не желаете ли вина? А может, отведаете сладостей?

— Сладостей! — фыркнул Ху Мэнцзы. — Циньцинь, прикажи подать утку и ланьлиньское вино… и сладкие пирожки не забудь! Сусу, сделай магистрату Суну массаж, он так усердно работает ради нас!

Розовая девица направила кулачки на Сун Цзиюя и ненатурально мяукнула, рассмешив господина Ху.

— Да ты никак пьяна! Убирайся, мне тут не нужны дурочки, не умеющие пить!

Девица скорчила мордашку, такую же розовую, как ее платье.

— Не-ет, господин, не прогоняйте Сусу! Вовсе я не пьяная! Могу даже играть в шарады!

Сун Цзиюй осторожно отстранил ее.

— Оставьте нас обе, — сказал он. — Я пришел сюда не пить, а поговорить с вами о деле, господин Ху.

— Так разве одно помешает другому? Любая беседа лучше спорится под чарку крепкого вина, — Ху Мэнцзы улыбнулся и жестом указал ему на подушку напротив. — Особенно деловая беседа. Что вы хотите мне предложить, магистрат?

— Вы не так меня поняли, — Сун Цзиюй тяжело вздохнул. За кого этот Ху его принимает, за торгаша? — Я пришел поговорить о деле, которое я расследую. Молодой господин Ма рассказал, что в ночь гибели Сыма Кэ вы пили вместе. Я хотел бы узнать, не видели ли вы чего-нибудь странного?

— А, познакомились с малышом Сяньфэном! — Ху Мэнцзы налил ему вина в пустую чарку, даже не придержав рукав — тот так и плюхнулся в лужу байцзю на столе. — Просто удивительно, как у нашего простого, радушного лао Ма мог получиться такой отпрыск! Точь-в-точь какой-нибудь князь или столичный хлыщ, задирающий нос перед деревенщинами.